Колдун (СИ) - Донцов Иван. Страница 8
- Может скорую вызывать пора?!
- Внук, не мешай, иди давай, брюхо там набей, или с дедом в его железках покопайся! – огрызается орчанка, а я могу уловить только всплески магии из-за двери.
Через пол часа они наконец выходят, садятся, и бросают какую-то чёрную круглую штуку на стол. Я хочу её взять, рассмотреть, но бабушка гнома одёргивает:
- Не трогай эту гадость, она сейчас растворится, это лишь её физичиское воплощение, предали ей что бы получилось вытащить из бедной девочки.
- Да, если бы ещё чуть-чуть – и не видать нам внуков, во всяком случае от неё. – добавляет орчанка.
- Да что происходит, можете уже нормально сказать?! – возмущаюсь я.
- Это та гадость, о которой я думаю? – спрашивает дед задумчиво.
- Да, во времена нашей службы использовалась частенько, сейчас запрещена. – отвечает ему бабушка-орк.
Круглая штуковина тем временем испаряется прямо на глазах, растворяется в воздухе и через пару минут её уже совсем не видно на столе. Я провожу рукой по тому месту, где она лежала – но ничего не чувствую. Я, конечно, знаю про всякую гадость, вроде заклинаний отложенной смерти, и что вот таким образом можно его воплотить в какой-то предмет, и достать из поражённого разумного, но вижу впервые.
- Это, внук, метка дезертира, запрещена уже лет пятьдесят как. – объясняет дед.
- И что она делает? – Спрашиваю.
Он пожимает плечами, и отвечает:
- Накладывается на дезертиров, штрафников в батальонах на передовой, позволяет отследить местонахождения разумного, так же если разумный удаляется за зону ответственности следящего артефакта – начинает медленно его убивать.
- Ма-а-ать… - говорю я.
Мне тут же прилетает подзатыльник от деда, со словами:
- Не забывайся, с предками своими сидишь, нормально выражайся.
Орчанка уважительно кивает, а бабушка-гнома говорит и смотрит на меня серьёзно:
- В какую-то ты плохую историю попал, внук, в очень плохую.
- А можно вообще эту метку повесить незаметно? – спрашиваю у стариков: - Может она знала о ней, но её не предупредили что от неё можно умереть?
- Можно наложить незаметно, но знание старое, засекреченное, делал какой-то спец армейский, так что всё может быть очень серьёзно, как бы не игры спецслужб. – Размышляет орчанка.
- Может отставник контуженный, спятил, следил за ней, когда я его почти подловил, решил метку использовать? – спрашиваю у всех.
- Всё может быть. – Говорит грустно гнома, вздыхает и добавляет. – Но не нравится мне это, хоть с тобой езжай в город.
Сидим молча так несколько минут, дед уходит к себе в мастерскую, бабушка орчанка возвращается к газете, а гнома продолжает хозяйничать на кухне. Через пол часа захожу проведать Кариниэль, она уже проснулась и лежит тяжело дышит в кровати. Сегодня она одета в блузку и брюки. Если бы как позавчера – вот мне бы сейчас был скандал со стариками, и словами – «срамота то какая, дед, ты смотри, ой дед куда смотришь, старый ты ловелас, что, седина в голову бес в ребро?!». А так – вполне целомудренно.
- Привет. – говорит она, видимо предлагая перейти на «ты».
- Привет. – отвечаю, сажусь на стул у кровати. – Ты как?
- Очень хорошо, всё прошло, как тогда. – говорит задумчиво. – Сегодня совсем плохо было, я думала не доеду.
- Нам нужно серьёзно поговорить. – наконец начинаю я.
Рассказываю ей про метку, говорю как это было опасно, спрашиваю осторожно:
- Не мог отец, если сильно волновался, наложить такое или попросить кого-то?
- Нет! – говорит запальчиво. – Он же не дурак.
- Тогда ты должна ему всё рассказать, следы метки явно остались у тебя в теле, пусть приглашают спецов, изучают, думают, что делать дальше, ищут виновных в конце концов – всё это может быть серьёзно. – говорю я, добавляя: - Это мог быть какой то съехавший с катушек военный, заклинание не самое простое, да еще и засекреченное.
Она кивает, и я помогаю ей встать, идём на кухню.
- Вкуфно! – говорит, кусая пирожок с повидлом.
- Ефё бы! – отвечаю, тоже жуя.
- Опять трескаешь, да сколько можно?! – говорит орчанка возмущённо. – Ладно девочка, ей после такого питаться больше надо, а тебе куда, а?!
- Я фшсего один. – говорю с набитым ртом.
- Это уже второй. – бурчит она недовольно, обратно зарываясь в газету.
- Я сегодня уезжаю, ба. – обращаюсь к обеим бабушкам.
- Да не стоит из-за меня… - говорит эльфийка, но я перебиваю:
- Стоит, ситуация и правда серьезней некуда.
Она не возражает, бабушки лишь грустно кивают, дед возвращается из мастерской, и зайдя в комнату, где я переодеваюсь в форму, протягивает мне что-то завёрнутое в грязную тряпицу, со словами:
- Возьми, пригодится.
Разворачиваю тряпку, и вижу пистолет ТТ, с гербом Союза на рукоятке, а на другой стороне выгравировано имя деда, наградной ствол.
- Дед, ты чего? – спрашиваю ошарашено. – Я не возьму, да и у меня на работе свой есть, табельный.
Он смотрит на меня выжидающе, пистолет не забирает.
- Дед, серьёзно, я вообще хотел тебе сказать что бы ты его под подушкой теперь держал, хрен его знает что будет, не надо было её сюда приглашать, может теперь этот псих к вам заявится. – Говорю ему и смотрю в глаза, а дед хитро улыбается, но пистолет убирает.
- Ты внук не волнуйся, мы с твоей бабкой уж столько в жизни повидали, с одним умалишённым справимся, сам там лучше будь осторожен. – хлопает он меня по плечу.
Выхожу, прощаюсь со всеми, целуя в щёку, и идём с девушкой к машине. Сажусь на переднее сиденье, она за руль, и заводит двигатель. Тут же включается радио, и начинает напевать популярную сейчас песенку одной шведской группы, которая состоит из эльфа, эльфийки, гнома и женщины человека, поёт в основном, к моему удивлению, женщина человек. Мы удаляемся от дома, вслед смотрят мои предки, а из динамиков авто доносится:
All that she wants is another baby
She’s gone tomorrow boy
All that she wants is another baby
All that she wants is another baby
She’s gone tomorrow boy
Глава 4
- Может быть вас… - кариниэль запинается, сразу же поправляясь: - Тебя до дома добросить?
Мы едем уже по городу, скоро начнёт темнеть, я смотрю в окно и стараюсь не поворачивать голову в сторону девушки, ведь сдаётся мне что это последний раз, когда мы видимся, сейчас она расскажет всё отцу и закрутится, завертится, охрану приставят, начнут искать злоумышленника, так что не светит мне ничего. Хотя, возможно, если девушка во всём этом подаст меня как того, кто поверил и смог помочь – отвалятся какие-то плюшки?
- Нет, высадишь там же где в прошлый раз расстались, прогуляюсь. – говорю ей, смотря на включающиеся фонари, которые проносятся в окне.
Машина наконец останавливается, эльфийка копается в чёрной небольшой сумочке, а я отстёгиваю ремень безопасности. Когда уже собираюсь дёрнуть ручку открытия двери, вижу, что она протягивает мне конверт.
- Не надо. – говорю я.
- Бери, ты очень помог, и родные твои – если бы не они, я бы может и умерла. – отвечает она.
- Если бы ты не поехала ко мне – не случилось бы ничего, метка бы не сработала на уничтожение объекта. – качаю головой.
Она молча отдёргивает правую сторону моей куртки, и суёт во внутренний карман конверт, я к своему стыду не сопротивляюсь, хоть и сижу красный как рак. Ей может и ничего не стоят эти деньги отдать, а для меня это очень неплохое подспорье. Поэтому поделать ничего с собой не могу, вот и получается – под «закон о ликантропии» не попадаю, а оборотнем, правда в погонах, являюсь. Стыдно, но что поделать.
- Спасибо… - бурчу под нос, потом добавляю: - Прощай.
- Прощай, Стас. – говорит она.
Выхожу из машины и смотрю как она заезжает за открывшиеся ворота, а навстречу уже бежит водитель, который возил её ещё тогда, в нашу первую попытку поймать психа. Неужели она убежала из дома?
По пути домой захожу в магазин «Всё по 100», беру двадцать штук маленьких деревянных прямоугольников – заготовки под артефакты. Дрянь конечно, хуже, чем те же жёлуди, но на простенькие какие-то вещи хватит – вроде небольших ослепляющих, не сильно взрывающихся, и тому подобных амулетов. Они вообще для домашних нужд продаются – под кружку с чаем поставить и зарядить амулеткик на не остывающую воду, или, например комаров отгонять, вместив туда соответствующее заклинание. Но мне всё-таки для другого нужно. Я хоть и «обрубок» настоящего шамана, но могу с духами и насчёт насекомых договориться, и чай, что бы горячим оставался.