Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям. Страница 59

Черчилль пркрасно понимал, что имеется достаточно бомб, чтобы Лондон, особенно старые дома, был стерт с лица земли. Он понимал, что храбрость и «неуступчивый характер» британцев еще не подвергались полной проверке, не говоря уже об испытаниях. Предстояла война на истощение неизвестной продолжительности и необузданной жестокости. Сколько времени – сколько недель, может, месяцев, может, лет – люфтваффе смогут продолжать атаки? Он понимал, что лондонцы уверены в том, что за бомбардировками последует окончательный удар – вторжение. И если немцы не вторгнутся в этом году, то вполне могут сделать это в следующем.

Но лондонцы не сдавались. Они подверглись жесточайшему испытанию, но выстояли. Они, вероятно, по-разному называли бомбардировки, но слово, которое закрепилось за ними, было блиц.

Несмотря на затемнение и маскировку, Лондон был идеальным объектом для воздушных атак. С высоты 15 тысяч футов, даже в тусклом лунном свете, вся столица разворачивалась перед немецкими летчиками, словно на подробной карте. Люфтваффе использовали Темзу в качестве навигационного ориентира для выхода в центр Лондона и к лондонским докам. Большой изгиб реки выдавал присутствие огромных складов, Западно-Индийского дока и доков королевы Виктории и принца Альберта. Ясными лунными ночами большой латинский Крест святого Павла [426] был виден с высоты в тысячи футов и с расстояния в несколько миль, отмечая центр Лондона так же ясно, как «х» на карте место сокровищ.

Темные, пустынные аллеи Гайд-парка и парка Сент-Джеймс служили ориентиром для выхода бомбардировщиков к нескольким объектам: Уайтхоллу, Букингемскому дворцу и зданию парламента [427].

На самом деле Черчилль уже в начале лета знал, что немецкие ночные бомбардировщики используют для наведения на цели что-то более точное, чем особенности ландшафта. В конце июня этому нашлось подтверждение: немцы использовали коротковолновую систему радионавигации для наведения самолетов на цель – кодовое название системы – Knickebein («Вывернутая нога»). Это было крайне неприятное известие. Система могла помочь Гитлеру выполнить обещание сровнять с землей английские города. Система Knickebein являлась модификацией системы Lorenz, разработанной в Германии в 1930 году и предназначенной для выполнения посадки в условиях недостаточной видимости и в ночное время. Но в отличие от системы Lorenz, в системе Knickebein вместо множества пересекающихся лучей имелся только один, который пересекал основной луч точно над целью.

Новая система, будучи более простой, была, кроме того, намного точнее, поскольку непрерывный сигнал излучался в секторе 3 градуса, что давало ошибку менее половины мили. Точность бомбометания зависит от навигационной точности: если бомбардировщик можно точно выводить на цель в ночное время и в условиях облачности, то бомбы будут сброшены точно на объект.

Двое из советников Черчилля по науке пришли к единому мнению: коротковолновые радиосигналы не изгибаются, повторяя кривизну Земли, и, следовательно, не могут служить эффективным навигационным ориентиром для дальнего наведения на цель. Именно Генри Тизарду британцы – включая командующего истребительной авиацией Хью Даудинга – должны быть благодарны за приведение в боевую готовность радаров в 1940 году. Сэр Генри был председателем научно-исследовательского комитета министерства авиации и одним из наиболее уважаемых ученых в Англии. В конце 1930-х Тизард упорно настаивал на строительстве радарных станций на побережье и доказывал их необходимость для координации действий летчиков Королевских ВВС. Тизард считал, и был абсолютно прав, что радар открывает широкие возможности для определения положения и направления движения самолетов противника. Он считал, и был не прав, как показал доктор Р.В. Джонс, что изменение скорости распространения радиоволн не может сказываться на точности определения навигационного параметра. Тизард был представителем старой школы астронавигации (комплекс методов определения навигационных параметров объекта, основанный на использовании электромагнитного излучения астрономических объектов). По оценке Тизарда, немецкий луч, о котором прошел слух, не мог улучшить систему дальней навигации.

Но в начале июня Джонс (ему было всего 28 лет), один из бывших оксфордских студентов Линдемана, продемонстрировал, к радости Линдемана, что немцы используют коротковолновую систему дальней навигации. Спустя несколько дней Джонс сообщил об этом Тизарду. Сэр Генри, как никто другой разбиравшийся в радиоволнах, выразил сомнение [428].

Тизард и Профессор враждовали на протяжении многих лет. Ссора произошла в 1935 году, когда оба работали в комитете ПВО, который возглавлял Тизард. Линдеман попал в комитет через Черчилля, тоже члена этого комитета. Тизард приводил доводы в пользу радара в прибрежной зоне, Линдеман приводил доводы в пользу увеличения количества истребителей. Правы были оба, но Линдеман, чувствуя себя проигравшим, вышел из состава комитета. В то время как Тизард продолжал работу над радаром, Линдеман сумел стать близким другом Черчилля и главным советником по науке. Тизард сохранил уважение научного сообщества, но не Черчилля. Профессор Линдеман понимал, что, если им с молодым доктором Джонсом удастся разобраться с системой Knickebein, это не только укрепит его положение, но и наконец поможет разделаться с давним противником – Тизардом.

Линдеман уговорил Черчилля выслушать молодого Джонса. 21 июня Черчилль собрал у себя Тизарда, Линдемана, Джонса, министра авиации Арчи Синклера и «отца» радара, Роберта Уотсона-Уотта. На протяжении двадцати минут присутствующие как завороженные слушали доктора Джонса. Он выдвинул гипотезу, что немецкие самолеты летят между двумя расположенными рядом излучателями, генерирующими два узких луча, которые, пересекаясь, образовывали узкую равносигнальную зону – навигационный луч, направленный точно на цель. Правый излучатель генерировал короткие сигналы с длинными паузами между ними. Если навигатор на борту бомбардировщика улавливал такой сигнал, он понимал, что самолет сместился вправо от необходимого курса. Левый излучатель передавал длинные сигналы с короткими паузами между ними, – уловив такой сигнал, навигатор понимал, что самолет сместился влево. В равносигнальной зоне, где оба луча принимались одновременно, сигналы накладывались на паузы и навигатор принимал равномерный, непрерывный сигнал, который означал, что самолет движется точно по направлению на цель. Джонс обратился с просьбой разрешить полевые испытания, которые, по его мнению, должны были доказать правильность его гипотезы. Даже Черчилль слушал не прерывая, и в благоговейной тишине Джонс приводил «цепь косвенных доказательств, будто в непревзойденных рассказах о Шерлоке Холмсе и месье Лекоке», как позже написал Черчилль [429].

Когда Джонс закончил выступление, никто не проронил ни слова. Черчилль выбрался из-за стола и сердито потребовал от министра авиация принятия контрмер, который до этого момента только и делал, что приносил ему «документы, документы, документы!» [430]

Совещание закончилось. «Один крупный специалист», вспоминал Черчилль, «спросил, зачем немцам использовать луч, предполагая, что подобное возможно, когда в их распоряжении все обычные средства навигации». У собравшихся этот вопрос, похоже, «вызвал интерес». Черчилль не называет имени этого крупного специалиста, который упорно придерживался своей точки зрения и всего несколькими днями ранее отверг доводы Линдемана [431].

Это был Тизард. Прав или не прав был сэр Генри, результат был один: он шагнул в открытый люк. Будучи не в состоянии определить опасность немецких лучей, Тизард подал прошение об отставке. Черчилль не принял его отставку и вместо этого отослал Тизарда в Соединенные Штаты – с глаз долой, из сердца вон – во главе небольшой группы британских ученых. Перед ними стояла задача обсудить с американцами возможность обмена новыми технологиями. (Отъезд чуть не сорвался, когда Черчилль разволновался по поводу того, что американцы получат слишком много новых британских технологий.)