Вестники времен - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 43

– Ты со мной играешь, петушок? – осведомилась красавица, продолжая обнажаться, и медленно подходить к прижавшемуся к стене германцу. В голове его немедленно возникла ассоциация с наезжающим на него танком «Колоссаль». Видел такой однажды, в музее.

– Не играю, – мотнул головой Гунтер. – Шли бы вы о-отсюда, сударыня, восвояси. Не мешайте одеваться…

– Суда-арыня… – протянула Сванхильд, осклабившись. – Да какая ж я тебе сударыня, дурачок? Иди поближе, медовый мой… Чего ты хочешь от меня?

– Чего я хочу? – Гунтер от смущения и неожиданности никак не мог сообразить, что же следует сделать, сказать, чтобы освободить себя от неотвратимо приближающихся объятий рыжего монстра в юбке. Еще немного, она просто-напросто придушит его… Когда пухлые тяжелые руки обвили шею германца, тот понял, что это конец, а раз терять ему нечего, значить надо сражаться до последнего. Позабыв все слова на норманно-француском, Гунтер выкрикивая на немецком что-то о профилактике демографического взрыва, стал выворачиваться что было сил и, наконец, не рассчитав, съездил восхитительной соотечественнице коленом в мягкий округлый живот. Возмездие не заставило себя ждать, и, спустя миг, Гунтер полетел через весь сарай в кучу соломы, отброшенный увесистой оплеухой. Рухнув у противоположной стены, германец гадал, сломали ему шею или просто вывихнули, а разгневанная дева принялась яростно зашнуровывать лиф на платье, смачно плюнула и, пинком открыв дверь, вывалилась из сарая во двор.

– Тьфу… женщина-катастрофа, – проворчал Гунтер, ощупывая горевшее ухо, пострадавшее от праведной злобы удивительной девы.

…К финалу этой душераздирающей истории сэр Мишель сидел в пыли, согнувшись в три погибели и держась за живот, стонал, не в состоянии смеяться нормально.

Только теперь Гунтер начал соображать, что валькирия была подослана ему сэром рыцарем с совершенно определенными целями, и бурно возмутился:

– Ты, скотина, если еще раз…

– В чем дело? – раздался за его спиной голос барона Александра. Даже увидев отца, бедный сэр Мишель не мог остановиться, и продолжал тихо ржать. Барон, приподняв бровь, оглядывал трясущегося от хохота сына и его оруженосца, ухо которого приобрело цвет спелой малины. Однако, беды Гунтера на этом не закончились. Из дверей кухни вновь показалась красавица Сванхильд, нагруженная пустыми кожаными бадьями и с грацией откормленной на убой хавроньи и целеустремленностью быка, направилась к колодцу. Уже издалека донесся ее грудной голос с мягкой хрипотцой:

– Нет, вы подумайте, господин барон, это что ж творится-то на белом свете! Меня, честную девушку, каждое воскресенье ходящую к святой мессе и исповеди, богобоязненную, обманом заманить в сарай для непотребного промысла! Думаете вам, благородным, законы Божьи не писаны?

Сэр Мишель опрокинулся на спину и тихонько завыл. Из под зажмуренных век текли слезы. Гунтер, потупив взор, созерцал носки своих яловых сапог, которые не стал менять на местную обувь, и покраснел так, что цвет лица практически слился с багрянцем травмированного уха. Немедленно появилась мысль, что барон тут же выставит его взашей вместе с сэром Мишелем. Ладно, к выходкам сыночка проклятый феодал попривык уже, а тут еще и оруженосец такой же. Если не хуже. Средневековье, черт возьми…

Продолжая жаловаться на бесчинства сэра Мишеля и его порочного дружка, Сванхильд снова набрала воды и двинулась обратно, к кухне.

Барон Александр, фыркая, проводил ее взглядом и тихо сказал:

– Первая потаскушка в округе, а строит из себя… А ты, оруженосец из Германии, думай впредь, с кем связываешься.

Сэр Мишель уселся, не имея сил встать на ноги, и, утирая слезы, проговорил:

– Папа, это я послал Сванхильд к Джонни… Думал, ему понравится. Гы-ы-ы…

Барон ухмыльнулся – шутка была удачной, – но сразу же с притворной суровостью сдвинув брови, отчетливо произнес:

– Не у всех же такие запросы, как у тебя, сын мой. Ладно, придете потом ко мне, поговорим. Может, к делу вас приставлю какому.

Как только барон де Фармер удалился, Гунтер размахнулся и крепко треснул сэра Мишеля по затылку. Тот, ткнувшись носом в колени и мгновенно перестав смеяться, обиженно взглянул на него:

– Ты чего? Больно ведь!

– Ну и дурень же ты. А еще рыцарь… – германец по привычке попытался сунуть руки в карманы, до которых в XII веке еще не додумались (надо будет исправить это упущение и приказать пришить!) развернулся и зашагал к сараю, намереваясь привести в порядок свою форму, упаковать в сукно и потом отнести отцу Колумбану на хранение.

А старец явно что-то знает…

– Слушай, а покажи мне замок, – предложил Гунтер, видя искреннее смущение рыцаря по поводу своей неудачной выходки и не имея привычки долго держать зло. Он знал, что немного погодя происшествие со Сванхильд покажется ему таким же смешным, как и сэру Мишелю.

– А что там смотреть? – удивился тот. – Ты же говорил, у тебя поместье есть.

Сэр Мишель был уверенным, что в будущем, откуда прилетел на Люфтваффе Джонни, все осталось таким же, как и сейчас, разве что с небольшими изменениями, типа прирученных драконов и прочих «машьин». Норманн уже прояснил, что штуковина под названием «автомат», та самая, ради которой пришлось прыгать в горящий сарай Рыжего Уилли (и не зря, сказать по чести), вовсе не волшебный жезл из песен менестрелей о короле Артуре Пендрагоне и колдуне Мерлине, а род оружия наподобие арбалета. Только, как объяснил Гунтер, стреляет оно не стальными болтами, а маленькими свинцовыми шариками или заостренными штырьками. Почему при этом автомат ужасно хлопает, сэр Мишель совсем не понял, хотя Гунтер честно пытался объяснить рыцарю про порох и пороховые газы, выталкивающие пулю.

Целый час, пока Сванхильд с помощницами готовили утреннюю трапезу, а господин барон ездил в близлежащую деревеньку разбираться с непонятной для Гунтера жалобой арендаторов, сэр Мишель водил оруженосца по замку Фармер, с гордостью показывая все, от пропыленного чердака донжона до роскошного, по мнению германца, для XII века туалета – как рассказал рыцарь, такие вот отхожие места строились норманнами и двести, и триста лет назад, а то и еще раньше. Но более всего Гунтера поразили не гигиенические ухищрения феодалов, а совершенно потрясающая встреча, случившаяся на третьем, самом верхнем этаже башни, возле лесенки на чердак.

Из укромного уголка, образованного наклонным всходом, и округлой каменной стеной донжона на свет, падающий из узкой бойницы, выбралось странное существо, напоминавшее помесь кошки и енота. Круглые кошачьи глаза с вертикальным зрачком, всклокоченная полосатая черно-серая шерстка, квадратные ушки с небольшими кисточками и короткий, будто бы обрубленный хвост. И передние лапы один к одному напоминающие детские ручки, только поросшие темным пухом, с пальцами, оканчивающимися неострыми, но заметными коготками. Зверек неторопливо вышел из закутка, спокойно прошествовал мимо замершего сэра Мишеля и удивленного Гунтера, решившего, что это, наверное, вымершее к двадцатому веку животное, и, наконец, присел за задние лапки, сложив передние на мохнатой груди.

– Это что? – поинтересовался Гунтер, кивая в сторону непонятной твари, смотревшей на него с явным недоверием и по кроличьи шевелившей черным мокрым носом.

– Тише, спугнешь! – шикнул сэр Мишель. – Разве домовых никогда не видел? Хорошая примета, когда домовой показывается, особенно средь бела дня. Молчи и смотри. Бояться нечего, не укусит.

Гунтер почувствовал, что ноги перестают держать его, и он медленно съехать по стенке вниз. Мама дорогая, какие, к дьяволу, домовые? Где я? В сказке или романе Томаса Мэлори?

– Их не бывает, домовых… – простонал Гунтер, созерцая мохнатого малыша, чьи глазки смотрели на удивление осмысленно для твари бессловесной. После его слов домовой совершенно по человечески вздохнул и четким писклявым голосом сказал:

– Это тебя не бывает. Совсем.

– Я бываю… я есть, – ошеломленно пробормотал германец, до сознания которого стало доходить, что зверек, вдобавок, прекрасно говорит на норманно-французском. И даже без акцента.