Ложь моего монстра (ЛП) - Кент Рина. Страница 13
Балконная дверь закрыта, но изнутри до меня доносятся голоса, говорящие по-русски. Первый Виктора, его голос грубый и неприветливый, но второй… у меня учащается сердцебиение, и мне приходится постукивать по груди, чтобы нормально дышать.
Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз слышала ровный глубокий голос Кирилла, хотя его слов не слышно отчётливо, но я не могу не наклониться прислушиваясь. Я ничем не отличаюсь от наркомана, который наконец-то получил дозу после почти двух недель лишения.
Если этот план не сработает, то я, по крайней мере, я услышала его голос. Он жив. Он прямо здесь.
И ничто этого не изменит.
Всякий раз, когда я закрываю глаза, я вижу только его умирающее лицо. Я не могу стереть это, как бы ни старалась. Но это ... то что я слышу, как он говорит, может помочь сохранить его живым в моих кошмарах.
Через несколько минут голос Виктора пропадает. Затем, и голос Кирилла тоже.
Но я знаю, что он не уходил. Я чувствую его присутствие в комнате и даже чувствую намёк на его тепло сквозь стены.
Его одиночество даёт мне возможность, которой я так долго ждала, но теперь, когда это произошло, я не могу заставить себя пошевелиться.
Я остаюсь на месте, кажется, целую вечность, пытаясь заставить свои ноги сделать шаг вперёд, но не в силах пошевелиться. Через несколько мгновений я, наконец, хватаюсь за ручку балконной двери, глубоко вдыхаю и затем открываю её.
Звук усиливается в тишине, и я делаю паузу на то время, которое мне требуется, чтобы осторожно вписаться в дверной проем.
Затем я бесшумно проскальзываю внутрь и замираю, когда раздаётся щелчок пистолета у моего виска.
Черт.
Я недооценила Кирилла. Поскольку он был ранен, я подумала, что, возможно, его рефлексы будут медленнее, но направленное на меня оружие доказывает, что это предположение далеко от реальности.
— Какого хрена ты здесь делаешь?
Медленно я начинаю поворачиваться лицом к обладателю холодного вопроса, но он придавливает дуло пистолета к виску.
— Тебе не нужно менять свою позицию, чтобы ответить.
— Могу я хотя бы посмотреть на тебя? — я ненавижу, что мой голос звучит так эмоционально и слабо.
Даже если он суров и безразличен. Даже если прямо сейчас он приставил пистолет к моей голове.
— Нет, — приходит его сдержанный ответ.
И все же я поворачиваюсь.
— Я сказал. Нет.
— А я хочу посмотреть на тебя, — я приподнимаю подбородок. — Так что, если ты собираешься стрелять, сделай это.
Чем больше я продолжаю разворачиваться, тем быстрее бьётся моё сердце. Я знаю, что он не выстрелит в меня. Если бы он хотел убить меня, он бы сделал это, когда очнулся. И он не стал бы мучить меня, отнимая себя у меня.
Конечно же, в тот момент, когда я полностью повернулась к нему лицом, он опустил пистолет.
Я приросла к месту, как будто поражённая молнией, из-за того, что смогла наконец-то посмотреть на него. Всего его.
Хотя он одет в повседневные спортивные штаны и чёрную футболку, ни то, ни другое не может скрыть мужественного совершенства его телосложения. Он немного похудел из-за травмы, но его телосложение сохранило свою притягательность.
Татуировки в виде черепов, роз и человеческого сердца покрывают видимые части его предплечий и бицепсов, но теперь они не выглядят чрезмерно черными.
Цвет вернулся на его лицо, и его губы больше не бледные и потрескавшиеся. Его волосы, которые обычно уложены, в настоящее время падают на лоб, касаясь бровей. Он также отрастил более густую щетину, которая дополняет его очерченную линию подбородка.
Но что-то ещё заставляет меня задыхаться.
Все дело в его глазах.
Они... другие.
Хотя они и не такие безжизненные, как когда я видела их в последний раз, когда он очнулся в больнице в России. Но то также не тот напряжённый взгляд, который заставлял мой желудок сжиматься всякий раз, когда его глаза фиксировались на мне.
Сейчас у меня сводит живот, из-за нарастающего страха и беспокойства. Потому что эти глаза? Они холодны и апатичны. Почти как... у незнакомца.
И это ранит сильнее, чем огнестрельное ранение. Теперь я понимаю, что, пока я безумно скучала по нему и сходила с ума, беспокоясь о нем, он, вероятно, даже не думал обо мне.
— Что тебе, блядь, нужно? — снова спрашивает он тем же убийственным голосом.
Я киваю на него подбородком.
— Я хотела увидеть тебя.
— Ты увидела меня, а сейчас уходи, — он идёт в ванную, но я прыгаю перед ним, широко раскрыв руки.
— И это все?
Выражение его лица остаётся прежним, за исключением лёгкого раздражения.
— Должно ли быть что-то ещё? Может быть, церемония в твою честь?
— Кирилл... пожалуйста.
— Для тебя это Босс или сэр! У тебя нет никаких прав называть меня по имени.
Я резко выпрямляю спину, и с трудом проглатываю комок в горле.
— Я знаю, что у тебя, должно быть, много вопросов о том, что произошло в России. И хотя я не могу ответить на все из них, я обещаю ответить на столько, сколько смогу. Даю тебе слово, я бы никогда...
— У меня нет к тебе вопросов. Я получил свои ответы в виде двух пуль.
Его спокойно произнесённые слова вызывают у меня то ощущение клаустрофобии, которое я испытала, когда его подстрелили на том холме. Моя грудь сжимается, и мне кажется, что я падаю по спирали, не в силах нажать на тормоза. И тут я понимаю, что все это время мотаю головой.
— Это не… Клянусь, я не знала! Я бы... не пошла туда, если бы знала. Прости, что в тебя стреляли из-за меня. Я понятия не имею, что я могу сделать, чтобы заставить тебя поверить мне, но я готова сделать все, что угодно.
Его глаза сужаются до пугающе ярко-голубого цвета, которого я никогда раньше в них не видела. На мгновение мне кажется, что он все-таки выстрелит в меня из пистолета, который держит в руке.
Может быть, он понял, что оставлять меня в живых не имеет никакого смысла, и будет лучше, если он прикончит меня.
Но вместо того, чтобы сделать это, он говорит с обманчивым спокойствием.
— Как зовут человека, который был рядом с тобой? Меня не интересуют наёмники. Мне нужна личность человека, который стрелял в меня.
Я приоткрываю рот, и застываю не моргая. Как он догадался, что эти люди были наёмниками, если у всех были закрыты лица? Но опять же, дядя Альберт был единственным, кто стрелял в него, с единственной целью – убить. Так что Кирилл должен был понять, что он тот, кто затеял против него вендетту.
Иногда интуиция Кирилла действительно чертовски пугает меня. Я часто задаюсь вопросом, как много он может знать, и сколько не знать.
Он делает шаг вперёд, заполняя моё пространство своим захватывающим кедровым ароматом. Это приятная перемена после запаха смерти, который был в больнице.
— Ты сказала, что готова на все.
— Раскрытие его личности, это единственное, чего я не могу сделать, — шепчу я.
Дядя Альберт все ещё моя семья. И хотя я защищала Кирилла от него, я должна сделать и обратное, потому что я не сомневаюсь, что Кирилл убьёт его, если найдёт.
В один момент я стою, а в следующий Кирилл обхватывает пальцами моё горло и прижимает меня к стене. Воздух выбивается из моих лёгких, когда он возвышается надо мной, его дыхание хриплое, а глаза сверкают.
— Это какой-то тщательно продуманный план между вами двумя? Он подговорил тебя шпионить за мной, а потом, когда пришло время, попросил заманить меня в его логово?
Черт! Черт!
Откуда он это знает? Неужели он уже выяснил о моих семейных связях?
Несмотря на то, что дядя Альберт изначально был против моего отъезда в Нью-Йорк, он практически использовал меня как шпиона после того, как я сказала ему, что сблизилась с Кириллом.
— Значит, это правда, — говорит он пугающе низким голосом. — Позволь мне спросить тебя кое, о чём, Александра.
Я ненавижу своё полное имя. У меня никогда не было этого раньше, но теперь, когда Кирилл использует его только тогда, когда злится на меня, я ненавижу это от всего сердца.