Ложь моего монстра (ЛП) - Кент Рина. Страница 36

— Ты действительно сделала все, что могла. На самом деле, ты зашла чертовски далеко.

— Тогда…почему ты злишься на меня?

— Что заставляет тебя так думать?

— Ты зло смотрел на меня раньше, когда мы покидали место албанцев.

— Я мог бы сделать это, потому что ты без необходимости разговаривала с Рай.

— Если бы дело было только в этом, ты бы не был отстранённым и холодным с тех пор.

— Я всегда отстранённый и холодный.

— Сейчас ты не прав, — маленькая засранка слегка улыбается, как будто она сказала что-то, чем можно гордиться. — Дело в том, что в этом есть что-то ещё.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Я просто знаю это. Кроме того, сейчас ты явно уклоняешься от ответа.

— Может быть, я просто пытаюсь лучше понять ситуацию.

— Фу, очевидно, что это ещё не все. Ты просто не раскроешь это, если только это не будет на твоих условиях.

Я слегка улыбаюсь, несмотря на то, что не так давно у меня было желание свернуть ей шею. Я никогда не думал, что настанет день, когда кто-то будет иметь явное понимание того, как я действую. Мои люди, особенно Виктор, имеют базовое представление и знают, когда нужно отступить, если они чувствуют, что что-то не сходится.

Саша – единственная, кто всегда внимательно изучает меня на предмет подсказок. Иногда она приходит с пустыми руками, какой бы наблюдательной она ни была, но в других случаях, как сейчас, она попадает в самую точку.

Я должен был бы злиться, что она вообще так хорошо меня понимает, но, как ни странно, это не так.

Отнюдь нет.

— Если ты знаешь, то... — я провожу пальцами вверх по её спине, наслаждаясь дрожью, пробегающей по её коже, и приоткрывшимися губами. — Почему ты все ещё спрашиваешь?

— Я не пойму, если ты мне не скажешь. Это что-то, что я сделала?

— Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это так. Я просто не знаю, что я сделала. Независимо от того, сколько раз я прокручиваю события в своей голове, я возвращаюсь ни с чем. Кроме того, ты сказал, что я сделала все, что могла, так что я здесь в недопонимании.

— Я сказал. Ты, блядь, зашла дальше некуда.

Её глаза расширяются, и я вижу точный момент, когда она, кажется, понимает всю ситуацию.

— Ох.

Чертовски Ох.

Моя рука соскальзывает с её спины, и я обхватываю её за горло, чувствуя, как под моими пальцами бьётся бешеный пульс.

— Что я говорил о том, чтобы быть мученицей, Саша?

— Я не была…Я была там с Виктором и Владиславом...

— Что, черт возьми, я говорил?

— Что я не должна быть одной из них, но я и не была. Я просто выполняла свой долг, была твоим телохранителем.

— К чёрту эту чушь. Если бы ты так серьёзно относилась к своим обязанностям, ты бы послушалась, когда я приказал тебе оставаться рядом со мной.

— Но я должна была прикрыть тебя!

— Это сделает Виктор.

— Чем Виктор отличается от меня? Он может пожертвовать своей жизнью, а я не могу? Мы разделяем одну и ту же позицию, поэтому я не должна подвергаться тщательному анализу за совершение тех же действий, что и он. Прямо сейчас ты ведёшь себя неразумно.

— Я, неразумно? А как насчёт похищения, нападения и чуть не изнасилования после того, как твой истинный пол раскрылся перед Рай? Это совершенно разумно?

— Как... ты узнал, что она обо всем догадалась?

— Я подозревал это, когда вы разговаривали и отвратительно улыбались друг другу, но я подтвердил это только сейчас, когда ты упомянула, что она помогла тебе. Я собираюсь сделать дикое предположение и сказать, что она была свидетелем того, как тебя раздевали.

Она сглатывает.

— Потом она назвала меня Александром. Я думаю, она сохранит это в секрете.

— Если ты считаешь, что Рай не будет использовать эту информацию против нас, ты чертовски ошибаешься.

Она качает головой, и самое печальное, что она, кажется, действительно верит Рай. Может быть, мне все равно стоит спланировать её убийство. У неё есть много элементов, которыми она может угрожать мне, и, хотя для меня это недостаток, для неё это бомба замедленного действия в её жизни.

Если я упаду, я прикую её наручниками к себе по пути вниз.

Я начну с секрета, который она пыталась скрыть от организации.

Возможно, мне придётся принять для этого решительные меры. И все потому, что чёртова Саша решила, что она будет на передовой и её похитят.

— Мы помогали друг другу там, внизу, — утверждает она. — Она не так плоха, как мы изначально думали…

— Она хочет добраться до вершины любой ценой, и, если это означает разоблачение нас обоих, она это сделает. Неважно, сейчас или в будущем.

— Но…

— Ш-ш-ш, — я прикладываю палец к её рту, чувствуя, как дрожат её губы. — Если только это не обещание никогда, и я имею в виду никогда, больше не быть мученицей, не говори.

Между нами повисает мгновение тишины, и я ловлю себя на том, что изучаю её лицо. Румянец вернулся на её щёки, несмотря на высохшие слезы, покрывающие её лицо. Если не считать повязки, обмотанной вокруг её руки. С ней все в порядке, по крайней мере, физически.

Когда она прошептала «прости меня», вовремя нападения, я подумал, что это последний раз, когда я её вижу. Я не думал об этом, когда бежал под градом пуль, просто чтобы добраться до неё.

Из-за моего воспитания у меня всегда был план A, B, C, а иногда и D, прежде чем я предпринял какие-либо действия. Бежать к Саше было первым случаем, когда я действовал без плана.

И это чертовски тревожно, если не сказать больше. Я мог бы убить нас обоих, сам того не желая.

Саша медленно убирает мой палец со своего рта.

— Я не могу этого обещать, потому что наши определения мученицы разные. Если мне придётся защищать тебя, я не буду колебаться, даже если ты попытаешься остановить меня.

— Саша…

— Ты не можешь этого изменить. Боюсь, это окончательно.

Это маленькая чёртова дрянь.

Она держит мою руку обеими руками.

— В свою очередь, я обещаю быть более осторожной. Я точно не смогу защитить тебя, если буду мертва. Мы согласимся не соглашаться по поводу метода наказания.

— Нет, так ней пойдёт. Поскольку я твой босс, ты обязана выполнять мои приказы.

— Это не так работает.

— Именно так это и работает. Ты видела, чтобы кто-нибудь из других моих людей оспаривал мои приказы?

— Нет, но иногда они плохие телохранители. Я не могу поверить, что они не вмешиваются всякий раз, когда Юля начинает вести себя как сука и пытается дать тебе пощёчину.

— Это потому, что я приказал им не делать этого. И ты только что назвала мою мать сукой?

— Ну, так и есть, — она морщится. — Извини, я не должна была говорить это при тебе. Это было совершенно неуместно.

Её голос звучит искренне извиняющимся, и я не могу сдержать улыбку, которая приподнимает уголки моих губ.

Саша хлопает меня по груди.

— Видишь? Ты также думаешь о ней как о суке.

— Нет, я не знаю. Эта женщина, воплощение всего гнусного и бездушного. Назвать её сукой, значит сказать это легкомысленно.

Она на дюйм ближе, так что тепло её тела смешивается с моим.

— А у тебя есть…у тебя всегда были с ней такие натянутые отношения?

— Она ненавидела меня с самого начала. Когда я был младенцем, она отказывалась заботиться обо мне и несколько раз пыталась убить меня. Единственная причина, по которой она не преуспела, это то, что у неё не было шанса. Мой отец следил за ней, как будто точно знал её намерения. И я думаю, что он так и сделал. Когда он однажды разозлился на меня, он сказал мне, что я должен быть благодарен ему за то, что он сохранил мне жизнь. Очевидно, он запер её и держал на привязи на протяжении большей части её беременности со мной, после того как она бросилась с лестницы и попыталась ударить себя ножом в живот – и меня соответственно. После её постоянных попыток убить меня, даже после рождения, мой отец доверил меня няне и трём телохранителям, которым было приказано не подпускать ко мне Юлию и её убийственное дерьмо.