Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович. Страница 45

Я замер, ни единым движением не выдавая свое присутствие. Это подействовало на Жулика, словно красная тряпка на быка. Для верности он еще раз потянул носом воздух, отпрыгнул в сторону и залился оглушительным лаем с подвыванием, разоблачая мое, столь непонятное для него поведение.

— Жулик, Жулик, на, на!.. — забормотал я, роясь в карманах, надеясь отыскать там хоть что-нибудь съестное, какой-нибудь кусочек сахара или конфету. Но кроме носового платка и каких-то крошек, в кармане у меня ровным счетом ничего не было.

Злорадно взвизгнув: «Ага, мол, не выдержал, обнаружил себя», Жулик, захлебываясь от ярости, стал наскакивать на кусты, где я таился. Не хватало еще, чтобы вышел дежурный и начал выяснять, что я тут делаю? Попробуй оправдайся… Разыгрывать пьяного — не получится: сроду не был пьяным. А трезвому валяться на земле в полыни вроде бы ни к чему.

Вскочив на ноги, я сделал вид, что наклонился за камнем.

Жулика будто ветром сдуло. Но если он до этого лаял на все Костаново, то теперь заголосил на весь мир.

— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! — орал Жулик, поджав хвост под пузо, отмахивая прыжок за прыжком сразу по десятку метров. Но, отбежав на безопасное расстояние, Жулик вернулся и с новой яростью принялся метаться в мою сторону, отчаянно ругая меня на своем выразительном, главное, очень громком собачьем языке.

И тут я с горечью подумал: «Черт побери, даже собаки воспринимают мир по стандарту: чуть что заметят необычное, тут же поднимают хай…» И, кажется, хай этот услышали: вот хлопнула дверь «аэровокзала», на крыльцо домика вышла какая-то тетка и принялась меня срамить, что я, мол, и такой, и сякой, и «обалдуй», и «бродяга», и почему-то «аге́л». «Взрослый парень, а собаку камнем зашиб».

— Да не зашибал я его камнем! — крикнул я с досадой.

Что тут поднялось! Лучше бы не кричал. Теперь они заголосили в два голоса: возмущенная моим поведением баба и почувствовавший поддержку Жулик.

— Мария! А Мария! — орала баба, вызывая на подмогу еще и какую-то Марию. — Выдь погляди, чей охламон тут собак гоняет! Никак Аполлинарии Васильевны сродственник! Надо ей сердешной сказать: вырастила бандита на свою голову!..

Дальше я слушать не стал. Отряхиваясь на ходу, я спешно ретировался в сторону реки, рискуя нос к носу столкнуться с Лялькой и Темой.

Выглянув из кустов, я увидел, что они уже причалили к берегу, но, на мое счастье, не торопились выходить из моторки. Отмахиваясь веточками от комаров, сидели перед ветровым стеклом и негромко разговаривали. По воде голоса разносятся далеко, — затаившись в кустах, я слышал каждое их слово. Но и тут мне не повезло: проклятый пес, уяснив, что общественность его поддерживает, остановился метрах в двадцати и принялся методически брехать, поворачивая морду то в одну, то в другую сторону, решив поносить меня до тех пор, пока не уберусь из его владений.

«Черт с ним, пусть брешет: кажется, ни Лялька, ни Тема не обращали на этот брех никакого внимания». Я еще не улавливал смысл их разговора, но видел, что Лялька торопила Тему, а тот не очень спешил.

— Не беспокойся, Лоллик, я знаю, когда нужно будет идти, — солидно сказал он.

Больше всего меня бесило то, что Лялька смотрела на Тему с уважением и вниманием, как будто все у них было еще впереди. Я уже не в первый раз улавливал эту нотку в их отношениях: была Лялька малышкой — Тема для нее — отчим. А выросла — совсем другое дело… Сейчас Тема явно фанфаронил перед Лялькой, а она его поощряла. Ясно, что такое открытие не очень-то меня порадовало. Ну почему Тема для Ляльки авторитет? Только потому что в два раза старше ее? На кой черт сдался ей этот подержанный прохиндей? Из-за чего она ему уделяет внимание?

— Машины есть теперь у многих, — продолжал начатый раньше разговор Тема. — На машине мы въедем с тобой в новую жизнь, как на белом коне!..

Тут Лялька что-то сказала Теме, и он с горячностью ее остановил:

— Нет, Лоллик, ты мне нужна не только для праздников! С тобой я займу в обществе достойное нас обоих место! А без тебя жизнь моя теряет всякий смысл!

— И какое место ты имеешь в виду? — тут же прямо на слове поймала Тему Лялька.

— Я был очень крупным работником Совмина, — с грустью в голосе продолжал «забивать баки» Тема. — Сфера деятельности — вся Европа!.. В отделе — шестьдесят человек! Из института международных отношений толпами приходили ко мне практиканты и практикантки, уходили от меня на ответственные должности… Преимущественно в торговые представительства… Жизнь, конечно, была напряженная: приемы, рауты, рандеву… Каждый месяц — загранпоездки. Трудно, по интересно: масса новых людей, свежие впечатления!

— И у тебя есть возможность вернуться на эту работу?

— Конечно. Я же показывал тебе письмо? Как только оформим наши семейные дела…

— А Симочка? — отведя взгляд в сторону, спросила Лялька.

— Ну что Симочка? Что Симочка? — с раздражением выкрикнул Тема. — Мы с нею не расписывались! Бесплодная смоковница, вешалка для нарядов! И глупа, как манекен, от которого она и произошла! Мне нужна ты!.. Только ты!.. С тобой я смогу заново построить всю свою жизнь!.. Я очень многое могу, вместе мы сделаем в два раза больше!

— И даже можешь устроить меня в МИМО? — тут же, «не отходя от кассы», спросила Лялька.

«Ого!» — мысленно присвистнул я, не сразу расшифровав, что МИМО — это Московский Институт Международных Отношений.

— Элементарно! — с поразительной уверенностью в себе сказал Тема. — Считай, что ты уже поступила! С твоей мордашкой и этой умненькой головкой да с моими связями мы очень скоро займем достойное место в этом мире, если будешь все делать, как я говорю…

Слушая это сладкое пение Темы, я едва не выскочил из кустов, чтобы заткнуть его поганую глотку. Я видел, как Тема даже наклонился к Ляльке ее поцеловать, но Лялька отстранилась и сказала:

— Если ты все так можешь, пойди и узнай, полетит ли сейчас этот самолет. Я сегодня же должна попасть в город и привезти Фролу облепиховое масло.

— Так для того мы сюда и приехали! — весело откликнулся Тема. — Адрес не забыла? Сейчас пойду скажу и полетишь!

Лялька с восхищением глянула на Тему, прижалась к нему. Не знаю, где я нашел силы не выскочить из кустов и не перевернуть их вместе с лодкой.

Тема поднялся на запалубленный нос моторки и легко спрыгнул на берег. Обернувшись, он с таким видом помахал Ляльке рукой, как будто приветствовал тысячную толпу, ради него собравшуюся на митинг, затем бодренькими шажками, часто переставляя короткие и толстые ноги, стал подниматься по склону. Вся его осадистая фигура с широким тазом и длинными руками выражала солидность и значительность. Но как же мне хотелось хватить его по голове булыжником, валявшимся в песке у моих ног!.. Лениво брехавший Жулик, услышав шум на берегу, оживился и, опустив голову к земле, зашелся хриплым лаем, сопровождая Тему до самого деревянного домика «аэропорта».

На какое-то время я был избавлен от присутствия Темы и Жулика и теперь мог без помех наблюдать милое и дорогое мне существо: Ляльку…

Какая же она все-таки дура! Позволяет себя так грубо обманывать!.. Ишь ты! «Видный работник Совмина»! Да он в жизни не поднимался выше завгара или, как сейчас, уполномоченного оргнабора, решившего здесь в Костанове возглавить одну из бригад и на этом подзаработать денег! Знает, на какие клавиши Лялькиной души нажимать: «МИМО», «загранпоездки», «торгпредства», «рауты»!.. С жгучей ненавистью я мучительно раздумывал, как же мне вывести на чистую воду этого «влиятельного человека…» И что только в нем нашла Лялька? Ясно что! Пронырливость! Умение из чего угодно выжимать деньги! То самое, что ни мне, ни, например, дяде Фролу от рождения не дано.

«Хоть бы у него с самолетом ничего не вышлю, — но я тут же сам себя опровергал: у Темы всегда все выходит. К тому же, если Лялька не улетит в город и не достанет облепиховое масло, нечем будет лечить Фрола. Пусть уж летит, хоть немного побудет без Темы…

Удивительно все-таки устроена жизнь! Волею судьбы на какое-то время стали родственниками два совершенно разных человека — дядя Фрол и Тема. И отношения у них сложились «не очень», а вот поди ж ты, не расстаются и после очередного Теминого развода.