Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла. Страница 32

Однако в том и состояла главная трудность: человека этого сейчас в Первопрестольном граде не было. Собственно, именно к нему Татьяна Дмитриевна и намеревалась ехать нынче в Санкт-Петербург. Так что теперь уже она сама должна была отбить телеграмму — в столицу Империи. А заодно ей пришлось отправить своего дворецкого, чтобы тот нанял для неё самой и её горничной спальный экипаж — дормез, чтобы они еще с ночи могли пуститься в путь.

На следующее утро Татьяна Дмитриевна рассчитывала прибыть в Живогорск. Ну, самое позднее — завтра к обеду.

3

Иванушка в одну секунду выдернул ножик из головы того покойника, который всего минуту или две назад пытался вцепиться ему в горло. Хотя теперь казался грудой тряпья, брошенной на пол. А вот у Зины дело с поисками выпавших шурупов шло существенно медленнее. Два из них она отыскала и передала Иванушке почти сразу, а все остальные не находились, хоть убей!

Купеческий сын опустился на колени и тоже принялся шарить руками по каменному полу — увидеть в сумерках дверные шурупы на сером полу было совершенно невозможно. А тем временем дубовая, дверь, которую Иванушкин дед держал почти что на весу, начала метро содрогаться. В неё снаружи будто тараном били. Похоже было, что мёртвые гости умеют работать сообща — не хуже муравьёв или пчел. Про то, что у тех имеется нечто вроде единого для всех разума, Иванушка прочел в какой-то книжке. Вот и этот «рой» восставших покойников действовал теперь на удивление слаженно — как если бы ими руководил кто-то, знавший толк в тонкостях осадного искусства.

— Нашла ещё один! — воскликнула Зина и на ладони протянула Иванушке заржавленный шуруп. — Сколько их ещё должно быть?

Этого Иван Алтынов не знал. И только пожал плечами, даже позабыв о том, что в сумерках склепа девушка вполне может не разглядеть этого. Купеческий сын понимал: им не отыскать всех этих шурупов без света, а взять его было неоткуда. Так что выход он видел только один.

— Дедуля! — Иванушка вскочил на ноги, быстро шагнул к двери, которую продолжал удерживать его дед, и подпер её спиной. — Мы должны эту дверь закрепить! Я попробую её удержать, а ты найди для нас те шурупы, которые давеча выпали. Используй свою руку!

Купеческий сын отнюдь не был уверен, что сумеет удерживать дверь в проеме в течение хотя бы одной минуты. И Зина явно тоже не была уверена в этом: она громко ахнула, когда поняла, что затевает Иванушка. Однако выбора-то не было: его дед вот-вот мог превратиться из их с Зиной союзника в пособника ходячих мертвецов. Так что — действовать следовало немедленно. Может быть, они и так уже опоздали.

Купец-колдун словно бы и не услышал своего внука: продолжил держать дверь вместо того чтобы шарить своей многосуставчатой рукой по полу. Так что Иванушка хотел уже воззвать к деду повторно. Но тут по изумленному и восхищенному возгласу Зины он понял: рядом с ней творится нечто невероятное. Иван Алтынов чуть отстранился от двери, из-за содроганий которой его спину сотрясало так, будто он лёжа ехал в санях по снеговым ухабам. И смог увидеть, что происходит рядом с Зиной. А, увидев, даже присвистнул от удивления, хоть ключница Мавра Игнатьевна и талдычила ему всегда: не свисти в доме — денег не будет. Но, во-первых, тут, слава Богу, пока что был не его дом. А, во-вторых, чтобы у Алтынов перестали вводиться деньги, свистеть пришлось бы лет десять. Но и то высвистеть всё без остатка вряд ли удалось бы.

Да и неспроста Иванушка пренебрег предостережениями бабы Мавры — слишком уж диковинное зрелище предстало ему. Он-то думал: только дед Кузьма Петрович с его единственным сияющим глазом сможет разглядеть в полумраке мелкие металлические предметы. А если уж не разглядеть — то нашарить их своей удивительной рукой. Однако купеческий сын позабыл, что с ними вместе находится здесь и кое-кто другой, умеющий по ночам обходиться без света.

— Эрик!.. — прошептал Иванушка потрясенно. — Как же ты додумался до этого?

Впрочем, на вопрос — как, ответ, вероятно, был очевиден: Кузьма Петрович каким-то способом сумел проникнуть в помыслы рыжего кота. И теперь тот грациозно, словно выполняя танцевальные па, правой передней лапой подкатывал к Зине по полу один шуруп за другим. И Зина — вот чудо из чудес! — тихонько смеялась от восторга и радости при виде этого. Как будто и не ломились к ним в дверь восставшие мертвецы. И как будто один из таких восставших не находился прямо сейчас здесь, с ними — со своей многосуставчатой рукой и единственным глазом, который сиял во тьме ярче, чем жёлтые глазищи Эрика Рыжего.

4

Ключница Мавра Игнатьевна, которую теперь именовали по-заграничному — экономкой, проклинала себя за то, что она сотворила сегодня. Да и то сказать — были поводы для таких проклятий. Со своим воспитанником Иванушкой она поступила подло и гнусно. А уж с с хозяином, Митрофаном Кузьмичом, и того хуже. И оправдать себя — хотя бы отчасти — она могла только тем, что не предполагала, как далеко зайдет дело.

Но главное — она никак не могла отказать Валерьяну, который попросил её о содействии. Так же, как много лет назад не смогла отказать своей Танюше, когда та попросила её о помощи. Хотя, разумеется, Валерьяну она стала помогать совершенно по иным причинам.

И вот теперь, когда вся прислуга из алтыновского дома сбивалась с ног, пытаясь найти хоть кого-то в Живогорске, кто знал бы о местонахождении отца и сына Алтыновых, Мавра Игнатьевна пряталась от всех в голбце — запечном чулане на большой и опустевшей в вечерний час кухне. Экономка — бывшая ключница — отлично слышала, как её выкликал старший приказчик из расположенной в доме алтыновской лавки — Лукьян Андреевич. Как её звала хозяйская сестрица Софья Кузьминична. Как горничная и кухарка спрашивали друг у дружки, куда могла подеваться Мавра? Однако выходить к ним из своего укрытия преступница не собиралась.

Все её помыслы были сейчас даже не о Валерьяне — что было бы вполне объяснимо. Нет, ключница могла думать только о простофиле Иванушке — который за девятнадцать годков своей жизни только и успел, что повозиться со своими птицами да начинаться книжек. Прямо помешан он был на этих книжках.

— Уж лучше бы он по девкам бегал, что ли... — шептала теперь Мавра — и даже сама не замечала, что по лицу её текут слёзы. — А теперь вот, по всем вероятиям, ему спознаться с девками уж и не приведется... Эх, Иван, Иван — доброе сердце простая душа... И зачем я только дожила до того, как Софья с Валерьяном сюда воротились...

Тут, наконец, она почувствовала, что лицу её мокро. Утерев глаза рукавом летней полотняной блузы, Мавра поднялась с низенькой скамеечки, что стояла в голбце. И взяла с полки с десяток стеариновых свечей, что всегда хранились в этом чуланчике про запас. А заодно прихватила и лежавшее рядом огниво. После этого она высунулась на кухню, воровато огляделась по сторонам и, только когда удостоверилась, что никого из прислуги здесь нет, выскочила из чулана и почти бегом устремилась к двери, что вела из кухни во двор.

По пути она схватила со стола простенький фонарь — без стекла, с единственным свечным огарком внутри. Да еще прихватила стоявший возле печи чапельник — длинную съёмную ручку для сковороды.

5

Отцовским карманным ножом Иван Алтынов завинчивал один за другим дверные шурупы. И беззвучно ругался сквозь зубы — изо всех сил стараясь, чтобы не произнести какое-нибудь крепкое словцо громко, вслух. Зина-то стояла рядом — подавала ему шурупы один за другим!

Сквернословить Иванушка очень не любил, но теперь просто не мог сдержаться. Карманный ножик его отца явно не подходил для той работы, которой он занимался. И купеческий сын уже раскровянил себе все пальцы о его лезвие. Главное же — из-за того, что острие ножа то и дело соскакивало со шляпок шурупов, дело не спорилось — шло непозволительно медленно. А между тем многоцветные отблески заката, пробивавшиеся в помещение сквозь витражное окно, становились все более и более тусклыми. И, сколько бы Иванушка ни ругался теперь по-черному, это делу не помогало. Ну, разве что — позволяло отвести душу.