Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла. Страница 69
"Должен признаться тебе, сын мой, — писал Кузьма Петрович, — что брак твой с дворянской дочерью Татьяной Дмитриевной порушил когда-то все те надежды, которые я много лет лелеял. Ибо я присмотрел для тебя совсем другую невесту. Но, увы, она была слишком юной для тебя. Нужно было ждать годы, пока она подрастет. А ты тем временем взял, да и обвенчался со своей Татьяной. Тогда как я желал видеть твоею женой Аглаю Федотову, дочь Агриппины. И мне этот союз потребен был паче хлеба насущного, поскольку давал возможность замириться с её матерью, которая долгие годы плела против меня козни. Вначале — одна, а потом вместе со своим полюбовником: моим зятем Петром Эзоповым".
Дед Иванушки не давал в своём письме никаких разъяснений относительно того, чем именно было вызвано враждебное отношение к нему Агриппины Федотовой. И купеческий сын понятия не имел, знал ли его отец о причинах этой вражды. Но для него самого после недавних событий на Духовском погосте всё было яснее ясного: купец первой гильдии Кузьма Петрович Алтынов и будущая тёща священника Агриппина Ивановна Федотова вступили в непримиримое соперничество на колдовском поприще. Кто в этом соперничестве в конце концов одержал победу — было очевидно. И купец-колдун явно опасался ещё задолго до собственной гибели, что дело закончится его поражением. Потому-то и жаждал женить сына на юной дочери своей врагини. А впоследствии, надо думать, по той же причине упорно ухаживал за Аглаей сам: надеясь, что Агриппина умерит свои нападки на него, если на кону будет стоять честь её дочери.
— Ну, дедуля, ты был и фрукт! — невольно воскликнул Иван, когда впервые это письмо прочел — будучи студентом-правоведом Московского университета.
Однако за этой иронией Иван Алтынов пытался спрятать от самого себя тот жаркий гнев, который его охватил, когда он дочитал дедово письмо до конца. Ибо в последних его строках Кузьма Алтынов открыто сообщал о том, что он умышленно довёл свою невестку до прелюбодеяния, при помощи колдовских чар влюбив её в Петра Филипповича Эзопова. Который под воздействием схожих чар тоже проникся неотвязной страстью к Татьяне Дмитриевне — хотя отнюдь этого не желал. Зато Кузьма Петрович положил конец любовной связи своего зятя с Агриппиной Федотовой. Чего, собственно, он и добивался.
3
Но всех этих подробностей Иван Алтынов не стал сообщать своим гостям, собравшимся в зале для торжественных приёмов. Ограничился сокращенным пересказом: упомянул о том, что Кузьма Алтынов так сильно недолюбливал свою невестку, что выступил в роли сводника между нею и свои зятем Петром Эзоповым. Впрочем, если эти экивоки кого-то и могли обмануть, то уж точно — не самого Петра Филипповича и не Татьяну Дмитриевну, которые во время этого пересказа лишь мрачно переглядывались. А тетушка Ивана, Софья Кузьминична — та и вовсе издала горький и какой-то каркающий смешок, когда её племянник договорил.
— По всем вероятиям, — заметила она, — батюшка, помимо того, сильно недолюбливал и нас с Митрофаном, коль скоро выставил нас на такое позорище перед всем городом!
На что вместо Иванушки ей снова ответил Петр Эзопов:
— Племянник наш не зря сказал: старик сам напрашивался на неприятности! И очень долго напрашивался. Теперь ты и сама это понимаешь. — И он поглядел на Ивана, ожидая, что тот его слова дополнительно подтвердит.
Но купеческий сын вместо этого обратился к нотариусу Мальцеву:
— Что вы скажете, Николай Степанович? Не исказил ли я смысл письма, написанного моим дедом моему отцу?
Нотариус размышлял не менее минуты, прежде чем ответить. И всё это время в зале стояла абсолютная тишина: даже Василий Галактионович Сусликов перестал скрести вилкой по тарелке. Однако потом господин Мальцев проговорил веско и убедительно:
— Смысл написанного вы передали верно, ничуть не погрешили против истины. А если вы решили не предавать огласке некоторые детали, то я могу лишь одобрить, что вы не стали их обнародовать.
— Детали? — вскинулся Валерьян — наверняка понял, что имелось в виду, среди прочего, и то предостережение, которое сделал в отношении него купец-колдун. — А нельзя ли хотя бы частично их раскрыть?
— Не сейчас. — Иван качнул головой и, не удержавшись, поморщился: впереди его ждала самая сложная часть рассказа. — Но потом мы с тобой кое-что обсудим. Обещаю.
А вот Зина — та не позволила сбить себя с толку.
— И каким же образом, — обратилась она к Ивану, — эта выходка твоего деда его сгубила? — Ясно было: у внучки ведуньи нет никаких сомнений в том, что при помощи колдовского приворота можно и вправду заставить человек кинуться в объятия того, к кому прежде он не испытывал ни малейшего влечения.
Дорого бы дал Иванушка, чтобы на этот вопрос не отвечать! Однако купец-колдун высказался с предельной ясностью: своего отца он, Иван Алтынов, увидит лишь после того, как разоблачит дедовых убийц.
Иван подавил вздох, помолчал с четверть минуты, а потом заговорил — медленно, тщательно взвешивая каждое слово:
— Дело в том, что приворот, сделанный моим дедом, можно было обратить вспять. И об этом узнала Мавра Игнатьевна Топоркова, бывшая нянюшка моей матери. Ради своей воспитанницы она уговорила одну из городских красавиц, за которой пытался ухаживать мой дед, изобразить капитуляцию. И назначить Кузьме Алтынову свидание в этом самом доходном доме.
Он увидел, как при этих его словах Аглая Тихомирова вскинула ко рту ладонь — словно пытаясь подавить какой-то возглас. Однако кроме самого Ивана никто этого не заметил: все взоры были устремлены на него.
— Никакого свидания, — продолжил купеческий сын после коротенькой паузы, — в действительности не состоялось. Назначившая его женщина передала Мавре Игнатьевне ключ от комнаты, куда должен был прийти Кузьма Петрович, а сама поспешила домой. Но план был таков, что и сама Мавра не должна была в этой комнате оставаться. Её роль состояла в том, чтобы обеспечить появление моего деда, а потом предоставить сцену другим актерам. Точнее, одному актеру и одной актрисе. Они оба сейчас присутствуют здесь. И, что касается актрисы, то я не мог поначалу понять, для чего ей понадобилось посредничество Мавры Топорковой в назначении того свидания. И лишь сегодня до меня дошло: просьбу той "актрисы" молодая красавица, которую вожделел мой дед, ни за что не согласилась бы исполнить. Ибо между этими женщинами отношения были, мягко говоря, прохладные.
Тут Аглая Тихомирова испустила довольно громкий вздох. И на сей раз ещё двое заметили её реакцию на слова Ивана: Зина и Агриппина Ивановна. Обе они вперили взгляды в красавицу-попадью: Зина глядела недоумевающе, а её бабка — с откровенной насмешливостью.
И тут счел своим долгом вмешаться исправник Огурцов.
— Может быть, хватит вам уже интересничать, господин Алтынов? — своим густым, как у дьякона, басом проговорил он. — Какой актёр, какая актриса? Ежели вы знаете, кто составил заговор против вашего деда, так уж будьте любезны: назовите нам их имена!
— Это были, — сказал Иван Алтынов, — хорошо известные вам лица: Агриппина Ивановна Федотова и доктор Сергей Сергеевич Краснов.
4
Сказанное Иваном неодинаково подействовало на тех, чьи имена он назвал. Зинина бабка — та и бровью не повела, только усмехнулась более явственно. Хотя на лицах её дочери и внучки отобразился откровенный ужас. А вот уездный эскулап, сидевший подле своей пациентки, Софьи Кузьминичны Эзоповой, сотворил такое, чего не сумел предвидеть ни сам Иван, ни даже многоопытный Денис Иванович Огурцов.
Доктор схватил со стола большую вилку с двумя острыми зубьями — какой раскладывали по тарелкам ростбиф. И мгновенно приставил этот двузубец к шее Софьи Эзоповой. Причём доктор явно своё дело знал: вдавил он вилку именно в то место, где пульсировала сонная артерия.