Алекто. Сокровище морганов (СИ) - Львофф Юлия. Страница 19
- Я хочу знать, почему тётя Арогаста, приехав на Раденн, не остановилась в Бруиден да Ре?
- Что? – растерялась Бертрада; требование Алекто застало её врасплох.
Задремавший было в кресле человек резко повернулся к девушке, всей своей фигурой выказывая изумление и любопытство.
- Меня интересует, почему нашей родственнице было отказано от дома, - терпеливо, как наставник непонятливому ученику, повторила Алекто свой вопрос. – Почему она уехала из поместья, даже не повидавшись со мной? И почему после этого искала встречи – тайно, под покровом темноты...
Алекто умолкла: от волнения, от воспоминаний об увиденном, от пережитого страха у неё вдруг перехватило дыхание. Лишь глубоко вздохнув, она решилась произнести слова, которые много раз повторяла по дороге домой:
- ... и кто мог желать ей смерти?
От взгляда Алекто не укрылось, как графиня вздрогнула, услышав её последние слова.
- Что это значит, Алекто? Что-то... случилось с моей сестрой? – дрогнувшим голосом спросила Бертрада и впилась в лицо девушки потемневшим взглядом.
Прежде чем приступить к рассказу, Алекто отошла к камину и, обессиленная, привалилась к нему плечом. Она не хотела говорить в присутствии гостя: ведь дело касалось исключительно их семьи, однако графиня была на этот счёт иного мнения. Видимо, Готье (а гостем в Бруиден да Ре в этот вечер был местный лекарь) пользовался доверием мадам Бертрады.
- Арогаста приехала требовать денег, - наконец, выслушав Алекто, проговорила графиня глухим голосом. – Она сказала, что Оригона серьёзно больна и что для её лечения нужны огромные средства, которые дать им могу только я, если... продам Дом папортников. По её мнению, часть денег, вырученных от продажи аллода, покрыла бы расходы на лечение, на другую же часть мы втроём смогли бы жить в фамильном доме в Лютеции... Твоя судьба, Алекто, её не беспокоила: она знала, что скоро ты станешь женой маркграфского сына, и полагала, что долю твоего приданого вполне можно урезать вдвое...
- И что же вы ей ответили?
- Я обещала подумать. Мне нужно было время, чтобы узнать, правду ли говорит Арогаста или они с Оригоной придумали эту историю с болезнью, чтобы заполучить как можно больше денег. Я решила, что им надоело ждать, когда и чем закончится тяжба. Им нет никакого дела до Дома папоротников: они видят в этом поместье лишь средство к существованию. Для меня же Бруиден да Ре – всё! Вся моя жизнь, всё, что дорого моему сердцу... Я не уверена, что, расставшись с ним, смогу жить дальше. Здесь мой дом, здесь могилы любимых и дорогих мне людей... Я не хочу возвращаться в Лютецию!
- В записке Арогаста говорила, что вы скрываете от меня правду. Что она имела ввиду? – продолжала расспрашивать Алекто, пытаясь нащупать след, который подсказал бы ей, было ли убийство связано с Бруиден да Ре или причина крылась в чём-то другом.
Бертрада вздохнула с обречённым видом и, избегая пристального взгляда дочери, нерешительно ответила:
- Полагаю, она намекала на одну нерадостную полузабытую историю из прошлого. Историю о том,какя стала женой графа Харибальда де Лармор и хозяйкой в Бруиден да Ре. Не знаю, что было у неё на уме, когда она просила тебя о встрече. Может, она рассчитывала, что эта история каким-то образом возмутит тебя и станет причиной нашей ссоры... Но, право же, прошло уже столько лет: то, что я хранила в тайне, сегодня вряд ли будет кому-то интересно...
- Вы ошибаетесь, матушка! – горячо возразила Алекто. –Мнеинтересно всё, что касается Бруиден да Ре, всё, что происходило в этом доме... в этой семье до моего рождения... Я также хочу знать, как ушли из жизни мой отец и... и мой дядя Вальдульф.
- Тебе в самом деле так любопытно? – Бертрада вскинула на девушку глаза, во взгляде которых на мгновение отразилась тревога. – Ты, вероятно, надеешься услышать что-нибудь необычное? Но, уверяю тебя, никакой трагедии, как бывает на театральных подмостках, здесь не разыгралось. Было всё как обычно: один из братьев, сражённый смертельным недугом, оставил другого горевать. Спустя какое-то время тот женился. Он всегда был добр к своей супруге, а она отвечала ему преданностью. И оба с любовью заботились о своей малютке...
Графиня умолкла и отвела глаза в сторону. Алекто отошла от камина, опустилась рядом с матерью и, взяв её руку, заглянула ей в лицо.
- А что было потом? От чего... от какого недуга он... он... – Алекто запнулась, так и не посмев выговорить страшное слово «умер».
- Этого никто не знает и не узнает никогда, - вдруг подал голос сидевший в кресле лекарь.
Бертрада бросила в его сторону быстрый, как молния, взгляд.
- Готье прав, - негромко сказала она. – Я знаю только то, чему была свидетелем. Мой муж, Харибальд де Лармор, угас как-то внезапно, в полном расцвете молодости и сил. Так же, как до него умер и его брат Вальдульф.
- Вы, должно быть, слышали о так называемых родовых болезнях... – начал было Готье, но Алекто не дала ему договорить.
- Наследственных? – Девушка поднялась с испуганным видом, но руку матери не выпустила, а напротив – сжала её ещё сильнее. – То есть вы хотите сказать, что меня ждёт та же участь: стать жертвой какого-то внезапного недуга?
Лекарь протестующе поднял обе руки:
- Я этого не утверждаю! Откровенно говоря, я и сейчас ещё полон сомнений, от этой ли болезни скончались братья де Лармор.
- Разве вас здесь не было, когда мой отец покинул этот мир? – удивилась Алекто.
- К вашему сведению, мадемуазель Алекто, я поселился на Раденне десять лет назад. Следовательно, о причине смерти братьев де Лармор могу судить исключительно по слухам, на которые столь падки жители острова. Ваш отец умер на руках у вашей матушки, мадам Бертрады, но она мало что помнит о том дне. И это понятно: убитая горем женщина не способна ясно оценивать то, что происходит вокруг неё. Что же до мессира Вальдульфа... Из тех, кто жил в Доме папоротников до его смерти, не осталось никого, ни единого человека. Даже слуги – и те другие. Ибо Харибальд де Лармор, став владельцем имения, избавился от прежних слуг и завёл новых.
- А Мадобод? – спросила Алекто.
- Мадобод? Ах да, Мадобод! Это был единственный человек в Бруиден да Ре, который хорошо знал обоих братьев. Жаль, что его уже невозможно расспросить...
- Неужели он никогда никому не говорил о том, как умер граф Вальдульф? – нетерпеливо прервала лекаря Алекто.
- Наверное, сказал бы, если б его спросили об этом. – Готье неожиданно резво вскочил на ноги и, повернувшись к девушке спиной, встал у камина.
- И Мартина... Мартина тоже знала Вальдульфа, - подала голос Бертрада, - она знала его даже лучше, чем я. Хотя она, если бы и не умерла так внезапно, вряд ли ответила на твои вопросы, Алекто. Она и со мной была не слишком разговорчива...
- Мне очень жаль Мартину, - не оборачиваясь вставил Готье и протянул руки к камину с полыхавшим в нём пламенем, - бедняжка умерла так неожиданно. Но такова воля небес. К тому же в смерти есть и свои выгоды – в ней обретают искупление грехов...
- Каких грехов? – возмутилась Алекто. – У Мартины не было никаких грехов. Она была так добра! И даже умирая она беспокоилась не о себе. Она тоже, как и тётя Арогаста, хотела открыть мне некую правду и о чём-то предупредить... Она говорила, что так ей велелиОНИ...
- Они – это, должно быть, Харибальд и Вальдульф, - с нескрываемой насмешкой произнёс лекарь и прибавил: – Жители острова до сих пор считают, что Мартина была колдуньей, которая умела вызывать духов умерших. И чаще всего она говорила именно с духами братьев де Лармор. Готов поклясться священным распятием, что её последними словами были их имена.
- Вы ошибаетесь, - возразила Алекто. – То, что я услышала от неё перед тем, как её дыхание пресеклось, было всего лишь одно слово. И это было не имя.
- Вот как? – Готье обернулся и внимательно посмотрел на девушку; в его маленьких прищуренных глазках промелькнуло беспокойство. – И что же это за слово?