Сайберия. Том 1 (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич. Страница 24

— Задолжал мне Демьян, — выбрал я самую безопасную версию. — Прослышал, что видели его здесь. Вот, решил проверить.

Щербатый ухмыльнулся. Кажется, это объяснение его устроило.

— Задолжать-то он много кому задолжал. Вон, и пахану нашему. И что, собираешься его здесь дожидаться?

— Тебе-то какое дело?

— А ты не дерзи, не дерзи, штудент, — снова подпустив в голос угрожающие нотки, покачал головой урка. — Мы тут таких дерзких не любим.

Мимоходом, будто невзначай, я бросил взгляд на компанию картёжников. Те уже давно бросили игру, только один, в надвинутой на самый нос кепке, вальяжно тасовал колоду. Остальные поглядывали в нашу сторону. В зале медленно, будто тянущаяся с ложки струйка меда, разливалось напряжение.

Я вздохнул. Ясно было, как белый день, куда всё клонится. С точки зрения собравшейся здесь шушеры я выгляжу этаким ягнёнком, забредшим прямо в волчье логово. Молодой, чистенький, одет прилично. Портфельчик, опять же, с собой какой-то. Тут уж юли, не юли — в покое не оставят. Я для них главное развлечение на вечер.

Весь вопрос только в том, как конкретно меня развести. В карты обуть. Напоить до беспамятства и ограбить. Или на прямую драку вытянуть да огреть чем-нибудь по башке. Им любой вариант подойдёт. А для начала подослали того, у кого язык получше подвешен. Так сказать, прощупать почву.

— А что, штудент, может, тяпнем по маленькой-то? — вдруг снова напустив на себя благодушный вид, предложил щербатый. — Федул, ну-ка сообрази нам пузырёк!

Я едва сдержался от усмешки — настолько он оказался предсказуемым. Впрочем, его-то я сразу видел насквозь. Меня больше занимали собственные реакции.

Страх-то где? Ночь, чужой город, один против целой банды уркаганов, да ещё и на их территории. Нормальному человеку должно быть страшно. Но я, как ни прислушивался к себе, не мог распознать даже тени смятения. Наоборот, происходящее вызывало во мне какую-то странную дрожь предвкушения, а кулаки так и норовили сжаться сами собой.

Я вздохнул. Погиб я не своей смертью, это я уже вспомнил. Но оно и неудивительно. Я, похоже, был тем ещё отморозком. Этак я и в нынешней жизни долго не задержусь.

Бросил ещё один взгляд на дружков щербатого, и поймал себя на мысли, что уже прикидываю, на что каждый из них способен. Первыми надо валить вон тех двоих, самых здоровых. И отступать к стойке, чтобы со спины не зашли. Огнестрел у них вряд ли есть, явно не их уровень. Так что — ножи, дубинки какие-нибудь. Может, кастеты…

А, к чёрту! Я до сих пор не помню, кто я. Но суть свою, похоже, не спрячешь. Остаётся просто отпустить её. Как говорится, расслабиться и получать удовольствие.

Бармен тем временем притащил бутылку водки и два стакана. Щербатый вальяжно наполнил оба примерно до половины, подвинул один мне.

— Ну чо, вздрогнем? — и первым поднёс стакан ко рту.

— Да ты, видно, совсем без ума, пёс, — брезгливо поморщился я. — И правда решил, что я буду пить с таким, как ты?

— А чего бы нет? — зло скривился он, ставя стакан на стол и подавшись вперёд. — Чо, благородие из себя строишь, что ли? Граф выискался?

— Княжич, — поправил я. — А теперь — пшёл вон из-за моего стола! Пока пинками не погнал.

В зале вдруг установилась полнейшая тишина. Даже тип с гитарой в дальнем углу застыл, прижав струны ладонью.

В одном я насчёт щербатого ошибся — он оказался куда опаснее, чем я думал.

— Ах ты, гнида! — мгновенно рассвирепев, он бросился на меня прямо через стол. Ударил, метя в горло.

Перехватив за запястье, я резко вывернул ему руку. Узкая, как шило, заточка, выпала, вонзившись в столешницу. Каким-то шальным приемом швырнув щербатого через бедро, я от души приложил его копчиком об пол, а потом пинком отбросил подальше.

Дружков его не пришлось долго ждать. Завертелось всё моментально — пьяные выкрики, визги официанток, звуки ударов и бьющейся посуды наполнили зал трактира, будто врубленная на всю катушку музыка. И, похоже, мелодия эта была здесь хорошо знакома.

Как я и думал, первыми на меня ринулись двое здоровенных громил, похожих друг на друга, как братья — косматые, бородатые, в каких-то телогрейках из вывернутой мехом наружу овчины. Действовали они грубо и незамысловато, слишком полагаясь на свои габариты. Чем и поплатились.

Об голову одному из них я разбил бутылку водки. Получилось, правда, совсем не так весело и эффектно, как в кино — стекло не разлетелось мелкими брызгами, а раскололось на несколько крупных осколков, порезавших противнику лицо. Рухнул, он как подкошенный.

Второй, ревя, как медведь, попытался ударить меня, но лишь впустую молотил кулачищами по воздуху. Здоровый, но слишком медлительный. Легко уходя от атаки, я в ответ провёл несколько ударов в корпус, но быстро понял, что это бесполезно. А вот от меткого пинка под коленную чашечку детина послушно сложился вдвое, подставив заднюю сторону шеи под рубящий удар ладонью.

Пока разбирался с этой сладкой парочкой, вокруг меня собрались, кажется, все посетители трактира. Сразу четверо попытались навалиться все разом, но тут же отхлынули, кто с расквашенным носом, кто, подпрыгивая на одной ноге. Но на смену им пёрли новые и новые.

Я закружился на месте, подмечая взглядом, кто из нападающих вооружен, и стараясь не подпускать их ближе и самое главное, не давать зайти за спину. Сорвал с шеи шарф, быстро накрутил его вокруг правой ладони, защищая костяшки. Страха по-прежнему не было, только какой-то совсем уж безрассудный азарт и ярость.

Ох, как я, оказывается, люблю бить людей. Или просто конкретно такую вот публику ненавижу так, что это въелось в меня до самых печёнок?

Удары я раздавал, не задумываясь, дав волю отработанным рефлексам. Здорово выручало и доставшееся тело. Сын Аскольда, похоже, рос далеко не неженкой, тяжелой работы не чурался, и мышцы нарастил крепкие. Да и к ухваткам и приемам моим тело адаптировалось на удивление легко, будто настоящий Богдан тоже не прочь был начистить кому-нибудь морду.

Драться пришлось всерьёз, насмерть. Наглого чужака не просто хотели проучить — в руках нападающих всё чаще мелькали ножи, «розочки» из разбитых бутылок и прочие подручные предметы. Чтобы не попасть в окружение, мне пришлось изрядно побегать. Попытался прорваться к дверям, но оттуда меня технично оттесняли.

До поры до времени всё это было даже весело, но народу против меня набралось что-то очень уж много. Надо как-то прорываться.

Отбросил очередного урку ударом ноги, от души припечатал следующего мордой об стол и тут же рванул за шкирку, чтобы прикрыться им, как щитом. С рёвом швырнул обмякшее тел в толпу и, выиграв так пару секунд, запрыгнул на лавку, а потом и на стол. Пробежался прямо по тарелкам с недоеденной снедью, чуть не поскользнувшись на какой-то каше. Ещё и от нескольких бутылок умудрился увернуться, которыми в меня швырялись.

За спинами мелкой шушеры разглядел более серьёзных ребят. У дверей в соседний зал стоял лысый хмырь в распахнутом кожаном плаще, под которым виднелась шёлковая жилетка и тёмная рубашка с галстуком. В правом глазу поблескивало круглое стёклышко монокля.

Похоже, главарь какой-то. Слишком уж приличный прикид для всей этой компании. В драку он не лез, не по рангу. Радом с ним стояли ещё двое типов, тоже в потёртых кожаных куртках с отороченными мехом воротниками.

Я рванул в его сторону, опрокидывая стол, чтобы немного задержать преследователей. Телохранители главаря дёрнулись мне навстречу, но я опередил их, выхватывая револьвер. Наставил дуло в лоб лысому, выкрикнув во всю глотку:

— Стоять всем!!

В кабаке уже второй раз за этот вечер воцарилась тишина — такая густая, что в ней отчётливо был слышен щелчок, с которым я взвёл курок револьвера. Ему вторили ещё два, сливаясь в единый аккорд — телохранители главаря тоже направили на меня револьверы.

Палец на спусковом крючке моментально занемел от напряжения.

Лысый смотрел спокойно, пристально. Не на дуло, направленное прямо ему между глаз, а на меня. Даже монокль не выронил, только, кажется, ещё крепче зажал его в глазнице.