Код Бытия - Кейз Джон. Страница 32

– Гримальди был в состоянии сесть за руль?

– Полагаю, да. По словам Джульетты, он и ходил очень даже неплохо.

– Но зачем в таком случае его усадили в каталку?

– Больничная политика. Ты заметил? – продолжил Риордан. – Я даже не спросил, какого черта ты делал в Фер-Оксе.

Буркнув что-то невразумительное, Ласситер задал вопрос:

– Как твой партнер Писсаро?

– Писарчик. Вот это да! Видел бы ты, как он смущен! Получил легкое сотрясение, и вдобавок все считают его просто тряпкой. Но знаешь, что я скажу? Он хороший мальчишка, и с ним все будет о’кей.

Риордан замолчал, и Ласситер даже по телефону почувствовал, как переключается передача в его черепной коробке.

– Я хочу тебя кое о чем спросить, – наконец произнес детектив.

– О чем же?

– Ты уверен, что тебе нечего мне сказать? Может быть, ты упомянул в чьем-то присутствии, ненамеренно, конечно, о переводе заключенного?

– Я отказываюсь даже говорить на эту тему!

– Послушай. Перевод Гримальди в другое место не являлся государственной тайной, – сказал Риордан. – Об этом знали у нас, в больнице, это было известно и в Фэрфаксе. Одним словом, об этом узнала куча людей. Не исключено, что проговорился кто-то из них. А может быть, ты.

– Ну ясно, что я, – ответил Ласситер, источая сарказм.

– Ладно… Доктора говорят, что парню так или иначе потребуется их помощь.

– Какого рода?

– Он нуждается в лечении. Ему нужны антибиотики, мази, использующиеся при ожогах. Много мазей. Мы сообщили об этом. Может быть, нам повезет.

– Он, наверное, уже далеко. Не исключено, что в Нью-Йорке.

– Не важно, где он. После убийства полицейского всеобщее сотрудничество переходит на иной уровень. Кроме того, в дело вовлечены федералы. Сукину сыну будет нелегко раствориться в толпе.

– Это почему же?

– Да потому что он итальянец – настоящий итальянец, а его морда изувечена. И останется такой навсегда. Люди обращают на него внимание. Они отворачиваются, но все же вначале смотрят. Ты знаешь, как это бывает.

– Да. Похоже на несчастный случай.

Собеседники немного помолчали. Неожиданно в голове у Ласситера возникла идея, которая сразу оформилась в законченную мысль.

– Как получилось, что у сестры оказались ключи от машины? – спросил он.

– Что? У кого? О чем ты говоришь?

– У медсестры. Почему у нее с собой оказались ключи от машины? Насколько я знаю, женщины не носят ключи в карманах, ведь она была на дежурстве, не так ли? Женщины держат ключи в сумочке, в ящике стола или в… Что там у них в больнице – персональные шкафчики?

– Может быть, ее смена закончилась, или она хотела взять что-то из машины. Не исключено, что они всегда были с ней.

– Ты спросишь?

– Конечно, спрошу.

– Вряд ли дежурная сестра будет весь день таскать с собой целую связку ключей.

Риордан немного подумал, а затем сказал:

– Не знаю. Во всяком случае – вопрос интересный. Мы ее спросим, но скорее всего они просто были у нее.

– Да, я понимаю. Вполне вероятно, что это ничего не значит. И все же не забудь поинтересоваться. Как видишь, дело моей сестры само собой не закончилось.

В тот вечер Ласситер остался в своем офисе допоздна. Сидя на диване, он прямо из коробки уплетал еду, принесенную из тайского ресторана. Рядом с его коленом находилась кнопка, управляющая панелью, за которой скрывались три телевизионных экрана – архитектурное нововведение предыдущих обитателей кабинета, занимавшихся рекламным бизнесом. Ласситер надавил кнопку, и панель заскользила в сторону.

Новости предваряла зловещая музыка, затем на экране возникла рожа Гримальди, и ведущий объявил, что «в результате дерзкого побега семья полицейского офицера оказалась в трауре, а среди нас бродит убийца». За этим объявлением последовала реклама газеты «Вашингтон пост» и лишь потом – «главная новость». Информация состояла из нескольких репортажей. Бойкая блондинка вела передачу с выгодной позиции на больничной стоянке машин. Рядом с перевернутым креслом-каталкой девица смотрелась просто великолепно. Когда она произнесла: «А теперь ты, Билл», – на экране возник человек средних лет с налитыми кровью глазами и избытком волос на голове. Он стоял на неосвещенной дороге «неподалеку от Олни». Парень потолковал немного о «душераздирающих страданиях» медицинской сестры, после чего слово взяла черная женщина, которая сидела рядом с матерью Двейна Томпкинса. Последняя смотрела в камеру ужасающе пустыми глазами и, судя по всему, просто не могла говорить.

Ласситер смотрел передачу с палочками для еды в одной руке и банкой пива в другой. Он обнаружил, что не может сосредоточиться на том, что слышит. В телевизионном изложении катастрофа лишалась реальности, превращаясь в еще одно аппетитное блюдо к ужину. Смерть Кэти, эксгумацию и кремирование трупа племянника, а теперь и побег Гримальди телевидение переварило по-своему, состряпав из них еще одну развлекательную передачу. Ну если и не развлекательную, то уж шумовой фон – точно. Трагедия, обезличиваясь, переставала считаться таковой.

Рассеянно размышляя на эту тему, Ласситер вдруг заметил, что на всех репортерах были одинаковые шарфы или шарфы одного типа – в черную и бежевую клетку. Это делало их похожими друг на друга. «Как бы репортеры ни выглядели, – подумал Ласситер, – они все принадлежат к одному племени – людей, одевающихся от Барберри Барберриты».

Он улыбнулся собственной мысли, но улыбка сразу исчезла, – Кэти тоже любила подобный умственный выпендреж. Ласситер раздраженно выключил телевизор, погасил свет и отправился домой. Усаживаясь в машину, он подумал: «Слава Богу, что за дело снова взялся Риордан», – но его тут же передернуло от этой мысли. «Господи, – сказал он себе, – неужели я уже начал искать светлые стороны?»

Он долго не мог заснуть, вспоминая звук от удара головы Писарчика об пол и шариковую ручку, торчащую из глазницы мертвого копа. Однако сильнее всего его беспокоила мысль, что Гримальди скорее всего не удастся схватить вторично. Это означало, что убийца останется безнаказанным, и Ласситер никогда не узнает, почему были убиты его сестра и племянник. Наконец он впал в беспокойное забытье, и ему приснилась Кэти.

Кэти, кажется, было двенадцать лет, а ему семь. Они жили в Кентукки и в тот момент находились в лодке посередине озера, скрываясь от Джози и всех остальных. Кэти, лежа на носу лодки, читала журнал. На ней были прописанные доктором и приобретенные всего две недели назад на ее день рождения солнцезащитные очки в роскошной белой оправе. Кэти без ума от своего нового приобретения и не снимает очки даже поздним вечером. На время чтения она подняла их на голову, но, вставая, неловким движением сбросила очки за борт. Джо до сих пор слышит ее вопль и видит, как очки медленно опускаются на дно. Достать их, казалось, не составляло труда, но, несмотря на то что Кэти тотчас прыгнула в воду, а позже они искали их с масками и дыхательными трубками, очки исчезли навсегда.

И вот сейчас во сне он видел покоящиеся на дне озера очки. Дужки их аккуратно сложены. Джо ныряет и ныряет, но поблескивающие стекла превращаются то в обломок кварца, то в банку из-под пива, то просто в отблеск. Каждый раз он возвращается на поверхность с пустыми руками. Ласситер проснулся с тем же чувством, которое овладело им и тогда, – ему казалось, что он предал свою сестру.

Явившись наутро в офис, он застал Фредди Декстера за украшением рождественской елки в приемной. Увидев Ласситера, Фредди сунул коробку с игрушками секретарше и помчался вслед за шефом.

– В чем дело? – спросил Ласситер.

– Стекляшка, – ответил Фредди с откровенно самодовольным видом.

– Что? – удивленно спросил Ласситер.

– Флакончик.

– Ах да. Поговорим в моем кабинете.

Они прошли в офис, и Ласситер жестом велел Фредди располагаться. Усевшись за стол, он поднял трубку телефона.