Преданный друг (СИ) - Леру Юлия. Страница 25
— Он же стоит сколько, Ник! Я же сказала, что подарок не надо! — смутилась и обрадовалась она.
— Главное, чтобы тебе такой запах нравился, — сказала я неловко, отдавая духи и открытку. — Не все любят горькие.
— Простите за опоздание! — донесся до меня знакомый женский голос, и мы с Эмилией одновременно повернули головы, когда к столу подошла пара.
Я знала девушку. Это была Наиля Хайсанова из татарской параллельки, симпатичная, с длинной густой гривой блестящих черных волос и фигурой, о которой теперь, после родов, мне не стоило даже и мечтать. Облегающее красное шелковое платье смотрелось на ней просто шикарно, и я вдруг как-то сразу почувствовала себя глупо в своем свободном голубом жаккарде, хоть и был он от «ДольчеГаббана».
Не потому что я вдруг вспомнила о том, что после рождения Олежки стала на два размера больше.
А потому что рядом с этой прекрасной девушкой стоял Егор, и они так потрясающе смотрелись вместе.
Я медленно опустилась на стул и сжала руки на коленях, стараясь не слушать его голос, пока они обменивались с Эмилией и гостями приветствиями. От пришедшей пары меня отделили Никола и подружка Эмилии Леся, Сашка взялся за роль тамады снова, и вот уже Наиля прочитала со своей открытки поздравление и тоже что-то Эмилии подарила от них двоих.
— Ну нормально! — пыхтел Лапшин рядом со мной, пока я изо всех сил разделяла восторг именинницы от чего-то в красивой упаковке. — То есть я один, как дурак, приперся без подарка!.. Так, давайте третью за любовь — и не чокаясь!
Я не знала, что Егор и Эмилия общались настолько близко, но завязавшийся за столом разговор быстро все объяснил. Бабушка Эмилии страдала от астмы и частенько обращалась к Егору, чтобы он сделал ей укол. Могла бы в скорую звонить, конечно, но Егор жил через стенку, и бабушке достаточно было постучать, когда начинался приступ, чтобы он пришел.
— Так твоя бабушка переехала? — удивленно спросила я. — Я не знала.
— Нет, Ника, — ответил мне за Эмилию Егор, и голос его звучал предельно вежливо. — Это я переехал от родителей и теперь живу отдельно.
При этих словах Наиля чуть улыбнулась, глядя прямо мне в глаза. Я все поняла.
Мне нужно было уйти сразу; высказать все Эмилии, которая поступила нечестно и не сказала мне, что сюда придет Егор, и уйти, но я не могла. Все сидела, ковырялась в салате, чувствовала взгляды Наили, которая, как и вся деревня тогда, была в курсе нашей большой любви и бесславного ее конца и навернякаприглядывалаза мной, чтобы я не сказала или не сделала ничего лишнего…
Я была так благодарна Николе, который потащил меня танцевать.
— Не знала, что ли, что он придет? — спросил он, когда Наиля в паре с Егором скользнули мимо нас по заполненному танцполу.
Я молча помотала головой.
— Ну понятно, Мазуриной, как обычно, драмы не хватает. — Он нахмурился. — Домой пойдешь со мной? Я минут через пятнадцать слиняю. Могу проводить, правда, только пешком.
— Да, — сказала я с благодарностью в голосе. — Пойду. Если тебе не трудно.
— Не трудно… Ох, Зиновьева, голову я бы тебе оторвал, если б ты моей женой была, — заявил Никола неожиданно и сжал мою руку так, что стало больно. — Двум мужикам мозги пудришь, на всю деревню «Большую стирку» устроила... И не хлопай глазами. Думаешь, никто ничего не знает?
— О чем не знает? — растерялась я.
— Да о том, что ты к Князю опять возвращаешься, — сказал он, дернув головой. — Ковальчуку только зачем мозг любила, непонятно. У него девушка вон только-только появилась после тебя…
— О чем ты?— перебила я, останавливаясь и выдергивая из его хватки руку. — Я не возвращаюсь к Лаврику! Я никогда к нему не вернусь!
Я сказала это слишком громко и сразу же поняла: танцующие, стоящие у барной стойки и просто проходящие мимо уставились на нас, и в глазах Эмилии, переводящей взгляд с меня на Жереха и обратно, были жалость и злорадство. Что же до Егора… я не сумела заставить себя на него посмотреть. Я оттолкнула Николу и, спотыкаясь, почти побежала к выходу.
Зачем я пошла сюда, зачем я согласилась, с чего вдруг я стала считать Эмилию своей верной подружкой? Она ведь знала, что Егор придет не один. И знала, что Жерех никогда особо не церемонится и говорит все, что думает, особенно, если пьян.
Почему, почему она мне не сказала?
Я сбежала с крыльца в прохладную ночь и бросилась к летнему кафе сбоку от «Ромео» — столикам и скамейкам, стоящим под деревянными крышами, — спугнула парочку явно несовершеннолетних, передававших друг другу зажженную сигарету, завернула за угол, спугнув еще одну парочку, и остановилась там, тяжело дыша и с трудом сдерживая всхлипы.
— Ника!
Я отвернулась к стене и закрыла лицо руками, чтобы не видеть его, ноонменя все равно увидел, и я услышала, как приближаются шаги.
— Ника, что он тебе сказал?
— Зачем ты пошел за мной? — почти выкрикнула я сквозь прижатые к лицу пальцы. — Тебя девушка ждет, к ней и возвращайся!..
Но Егор уже разворачивал меня к себе, и так близко были его глаза и так обеспокоенно они на меня смотрели, что я едва не бросилась к нему на шею. Но только едва, потому что — и я это чувствовала — он тоже все слышал и все знал.
— И ты тоже в это поверил, да? — Я и не знала, что могу превращать слова в горсти камешков и швырять их в любимое лицо. — И ты тоже посчитал, что я вернусь к Лаврику после того, что я тебе сказала?!
Он тут же отпустил меня.
— А разве нет? И тогда почему ты не сказала мне? Почему ты не сказала мне, что уезжаешь, и не объяснила все сама, а позволила мне узнать все вот так, из шепотков, из ухмылок, из деревенских сплетен?
Как объяснить ему то, что я до конца не понимала сама?
— Да потому что я не хотела заставлять тебя делать выбор!
— И потому ты сделала его за нас?.. Ника,черт возьми. — Егор подступил ближе, навис надо мной, почти приперев меня к стене, и я прижалась к холодным кирпичам спиной и затылком и замерла, глядя в его лицо, хотя больше всего мне хотелось отвернуться или закрыть глаза. — Ведь ты даже не понимаешь, что делаешь, правда? Ты даже не понимаешь, что поступаешь со мной точно так же, как поступила пять лет назад. Ведь тогда ты тоже сделала за меня выбор. Сбежала — и все за меня решила. Вычеркнула меня из жизни — и не позволила даже узнать, почему.
— Нет! — как же жалко звучал сейчас мой голос, — нет!
— Да, Ника. Именно да.
— Егор, пожалуйста. Пожалуйста, послушай меня! — Теперь я готова была вцепиться в него, если он попытается уйти, но он не сдвинулся с места, и только смотрел на меня с отчаянием на лице. — Да, я не сказала тебе тогда, это правда. Но ябоялась… Я боялась, что если я тебе признаюсь, ты будешь меня презирать и возненавидишь.
— А если сбежишь — нет?
— Если сбегу — нет… — Я прижала к стене ладони, чтобы он не увидел дрожи моих рук, и каким-то последним усилием заставила и голос не дрожать. — Потому что, если я сбегу, мне не придется смотреть тебе в глаза и рассказывать, как много я выпила тогда и как глупо висла на Лаврике, пока мы с ним шли домой. Как я одевалась в его доме, путаясь в платье и молясь, чтобы это был просто кошмарный сон... И как однажды днем, еще до твоего приезда, я села в автобус и почти доехала до больницы, чтобы сделать аборт... — Слезы застили мне глаза. — А еще потому что я не знаю, не знаю, как все это исправить!.. Я только знаю, что не хочу, чтобы за мою ошибку расплачивались мой сын и ты!..
— Расплачивались за твою ошибку, — ясно и с расстановкой проговорил Егор, отступая на шаг — и будто удаляясь на километры в моем расплывшемся от слез мире. — Ты до сих пор считаешь, что все дело только в твоей измене?.. Ника... Ты ведь не просто изменила мне с моим лучшим другом. Ты пять лет была его женой. Ты жила с ним, спала с ним и даже в тот день, в кафе, когда вы рассказали мне правду, вы все еще были вдвоем, и вы все еще защищали друг другаот меня.
Я вскрикнула от неожиданности, когда он схватил меня за плечи и притянул к себе. Его дыхание обожгло мне лицо, и на какой-то сумасшедший миг я позволила себе поверить, что этовсе. Что он сейчас поцелует меня и скажет, что все в прошлом, и что вся эта пятилетняя ложь и трусость вдруг пройдут сами собой, забудутся, как страшный сон, исчезнут — и больше никогда не вернутся.