Преданный друг (СИ) - Леру Юлия. Страница 37

— Ник, я не собираюсь тебя томить. Я с миром.

Волна облегчения едва не сбила меня с ног.

— Спасибо.

Он пожал плечом и, когда я убрала руку, продолжил разгружать пакет.

Я быстро протерла пол и переместила то, что привез Лаврик, в холодильник. Икра, ананасы, манго, замороженные креветки, дорогая колбаса, кусок настоящего жирного сыра, большая упаковка кофе — все то, что нельзя было купить у нас в деревне и то, что я не стала бы покупать сама.

Лаврик даже привез для меня мельнички с приправами, которые я оставила на столе, чтобы добавить в гуляш. Пока я возилась с мясом, сделал себе «нормальный» кофе и ушел с кружкой в спальню, откуда вскоре донеслись Олежкин смех и голоса.

Я перемешала приправленные лук и мясо с томатной пастой на аппетитно скворчащей сковородке и как раз заливала все водой, когда Лаврик снова вошел в кухню.

Пустая кружка стукнула по столу.

— Отвлекись на минутку, Ник, я хочу отдать тебе подарок.

Я накрыла гуляш крышкой, убавила огонь и обернулась. Лаврик сидел за столом. На столе черным квадратом Малевича лежал плоский, обитый бархатом футляр из оренбургского ювелирного салона.

Я закусила губу и приблизилась.

С тех пор, как у него появились деньги, Лаврик всегда дарил мне на день рождения украшения. До этого — всего один раз, в самый первый год — это были какие-то ужасные духи, от запаха которых у меня потом полдня болела голова. Но потом только украшения. Браслет, кольцо, серьги, все — с настоящими бриллиантами, как полагается.

Лаврик держал меня в стороне от мира, в котором вращался, и на деловые встречи с ним я ходила редко. Правда, как образцовый муж, он все-таки выводил меня в ресторан, и в те вечера на мне всегда были подаренные им украшения и дорогое платье.

Но тогда это было вложение, а я была его женой.

К чему такой подарок теперь?

— Я не возьму это, что бы это ни было, — сказала я.

На мгновение досада проглянула во тьме его глаз.

— Не глупи. Это ведь подарок. Можешь сказать «прощальный», если хочешь, — он пододвинул футляр в мою сторону. — Ник, послушай, я хочу, чтобы ты его приняла. И выслушала меня, потому что в прошлый раз ты не дала мне сказать ни слова.

Я не дала? Я открыла рот, чтобы перебить, но Лаврик уже поднял руки вверх, признавая ошибку.

— Ладно, не дал я, но ты вывалила на меня это все без подготовки, а я был усталый, как черт, и сорвался.

— Я два дня набиралась храбрости, — призналась я честно. — Лаврик, если бы я не брякнула все это сразу, я бы не решилась еще пару недель, а там ты бы приехал. И как бы я сказала тебе, что Олежка не поедет с тобой?

Лаврик откинулся на стуле, упершись затылком в стену, и какое-то время смотрел прямо перед собой.

— Я хочу его забрать. Стой, молчи, иначе мы опять поругаемся, а я не хочу ругаться с собой из-за сына. — Он повернул голову, когда я не сказала ни слова, и будто нехотя продолжил. — И из-за Егора.

— Мы не вместе, — торопливо сказала я, скрещивая на груди руки.

— И он что, не позвонил тебе в пятницу и не сказал, что я наорал и на него тоже?

— Я не хочу говорить о нем. — Я отвела взгляд, но тут же снова посмотрела на Лаврика. — Ты сказал, что хочешь забрать Олежку.

— Если ты его со мной отпустишь.

Его взгляд изучал мое лицо, пока я изо всех сил пыталась понять, к чему все идет.

— Я хочу еще один месяц с сыном. Я хочу побыть с ним еще тридцать один день, а потом я привезу его и его вещи, и он переедет к тебе, как ты хочешь. За это время мой юрист разработает для нас соглашение об алиментах и о порядке общения с ребенком. Я приеду с документом, ты его подпишешь, и мы будем его соблюдать. И если кто-то его нарушит, вторая сторона сможет подать на нарушителя в суд. Идет?

Я неуверенно переступила с ноги на ногу. Лаврик нехорошо прищурился.

— Ты что, не веришь мне? — спросил он прямо. — Ты думаешь, я украду у тебя твоего собственного ребенка?

— Нет, — сказала я быстро, видя, что он распаляется, — нет, я тебе верю. Я знаю, что ты имеешь право злиться...

— Сейчас я спокоен, Ник, — но чуть дрогнувший голос его выдал, и он поморщился и продолжил уже с легким раздражением. — Ну да, может быть, уже чуточку разозлен тем, что я вынужден выпрашивать у тебя то, на что по закону — и по нашей с тобой договоренности — имею полное право.

Мой разум был всецело с ним согласен, но вот сердце...

— Прости, — сказала я. — Я после того разговора уже две ночи нормально не сплю. Уже готова была к скандалу, а тут вдруг ты приезжаешь с миром.

Я подскочила к сковородке, будто вспомнив, что пора помешать, и попыталась привести в порядок хаотично мечущиеся в голове мысли.

— Ты ведь останешься на ночь?

— Нет, не останусь, — сказал он. — На завтра у меня планы.

— Но хотя бы на обед?

— На обед останусь, — я услышала нетерпеливый вздох, — Ник, не тяни кота за одно место, ладно? Ты пустишь Олега со мной?

Я накрыла сковородку крышкой и повернулась к Лаврику с деревянной лопаткой в руке. Я верила ему и не хотела причинять своему сыну боль, и если этот вопрос можно было решить мирно и без ссоры — как я могла отказывать себе и ему в этом решении?

— Пущу.

Широкая улыбка на его лице полыхнула, как молния, и в груди у меня что-то сжалось.

— Отлично, значит, вопрос закрыт. И ты примешь подарок. Там ничего такого, просто подвеска.

— Мне все равно некуда все это надевать, — сказала я, вспыхнув, когда вспомнила тот злосчастный день рождения Эмилии.

— Какие твои годы, — Лаврик, похоже, окончательно развеселился, услышав то, что хотел услышать, и даже подмигнул. — Ладно, не буду тебя отвлекать от процесса. Пойду, пообщаюсь с сыном, скажу ему новость.

Он ушел, оставив меня в особенно оглушающей после моего согласия тишине кухни, а спустя пару минут я услышала из спальни торжествующий вопль.

Снова открыв крышку сковородки, я почти с остервенением еще раз помешала гуляш.

Но это не дало мне ответ на вопрос, правильно ли я поступила.

ГЛАВА 27. НИКА

У меня было всего полчаса на размышления о правильности моего поступка и битву с желанием позвонить Лаврику и сказать, что я передумала и хочу вернуть Олежку обратно уже сейчас.

Спустя полчаса телефон разразился трелью.

— Лаврик заезжал ко мне сейчас, чтобы извиниться, — сказал Егор, переходя сразу к делу, когда я взяла трубку. — Привез бутылку дорогого вина, болтал без умолку о том и о сем, рассказывал, как выматывается на работе... Тебе не показалось, что он какой-то странный?

— Странный? — повторила я, замерев посреди кухни, которую мерила шагами, и все тревоги всколыхнулись во мне с новой силой. — Что ты имеешь в виду?

— Может, мне показалось, но он как будто... — Егор задумался, видимо, подбирая слова, — слишком усердно пытался загладить вину. Перебарщивал с примирением, понимаешь? И дело даже не в том, что ты и он мне рассказали. — Он предпочел не развивать тему дальше. — У вас с ним все прошло хорошо? Я видел в машине Олега.

— Да, — сказала я, пока мысли в голове танцевали пляску хаоса. — Да, все прошло хорошо. Он привез кучу подарков ребенку, продукты, пообедал... Я сама отпустила Олежку. Все прошло мирно.

— Тогда ладно, — сказал Егор, но голос его звучал все так же задумчиво. — Если ты говоришь, что все хорошо, значит, все так и есть.

— Лаврик увез Олежку на месяц, — неизвестно зачем сказала я. — Мы спокойно поговорили, он все понял.

— Ладно, — снова сказал Егор, и между нами повисло молчание.

Я не могла заставить себя его прервать. Разговор был окончен: Егор позвонил, чтобы узнать, все ли хорошо, я рассказала ему — и завести разговор о чем-то другом значило притвориться, что мы готовы друг с другом о чем-то другом говорить.

Мне хотелось, хотелось,хотелосьподелиться с ним своими тревогами по поводу сына и успехами на работе, хотелось услышать, как он засмеется, когда я расскажу, что ребятишки называют меня Ника Палавна, и как посочувствует, когда признаюсь, что, однажды, читая сказку о Золотом драгуне, я напугала близняшек до слез и долго не могла их успокоить.