Помни меня (СИ) - Дашковская Ариша. Страница 2

— Имя скажи свое, красавица, — голос доктора сбил меня с мысли, и пазл, который я начала собирать в голове, снова перемешался.

— Марина, — в горле пересохло, я провела непослушным языком по растрескавшимся губам. — Домой отпустите.

Он приподнял бровь и усмехнулся:

— Отпущу, но не так быстро. Сначала переведу в неврологию. А оттуда и выпишешься.

— А как же Новый год? Как моя семья?

— Уже седьмое января. Семь дней в коме. С Рождеством, кстати. А семья ваша в курсе. Мы пообщались, я всё объяснил им.

Доктор ушёл, оставив меня с моим бессознательным соседом и чувством досады от того, что испортила родным праздник.

Через неделю лечащий врач, как и обещал, перевёл меня в неврологию. Максим ни разу не навестил меня. Я пыталась успокоить себя и находила кучу оправданий, но обида не отпускала. Хорошо, что времени на неё оставалось мало — я целыми днями спала.

До палаты, в которую меня перевели, я еле добрела. Повезло, что неврология находилась в том же корпусе больницы, но на другом этаже. Если бы не санитарка, сопровождавшая меня, я бы точно рухнула где-нибудь. Голова болела так сильно, будто кто-то незримый обхватил её мощными лапами и пытался раздавить. Спутницами боли стали слабость и постоянная тошнота. А пол больницы, покрытый потёртым линолеумом, превратился в корабельную палубу.

В палате была всего лишь одна свободная койка, прямо у окна с деревянной рамой. Наверное, от него сквозило, поэтому никто не покусился на это место. Санитарка, особо не заморачиваясь, быстро застелила прорезиненый матрас выцветшей простыней с еле заметным серым штампом больницы и забросила подушку, как в мешок, в слишком большую для неё наволочку.

Все её приготовления происходили под внимательным наблюдением пяти пар глаз, и как только женщина ушла, все они воззрились на меня. В реанимации сосед оказался не из болтливых, он так и не пришёл в себя, но я надеялась, что он выживет. Здесь же меня сразу взяли в оборот.

— Я Даша, — приветливо начала пухлая русоволосая девушка, моложе меня лет на десять. Наши кровати разделяла лишь тумбочка.

— Марина. Добрый день всем.

Мне нестройно ответили. Из молодых была только черноволосая девушка, представившаяся Галиной, и сразу же уткнувшаяся в телефон. Она сидела, закинув ногу на ногу, на койке у стены, и у неё одной постельное бельё было явно из дома. Другую половину палаты занимали пациентки постарше. Две женщины практически одного возраста, с одинаково завитыми волосами, образующими пышные шапки на головах, отличающиеся лишь цветом, — Тоня и Лариса — и бабушка Вилена.

Из всех в худшем состоянии была я. С кровати поднималась с огромным трудом, тогда как даже бабушка Вилена, которой было слегка за восемьдесят, передвигалась гораздо шустрее. Столовая находилась в конце коридора. По палатам еду не разносили, руководствуясь принципом «захочешь есть — приползёшь, не пришёл — значит, не сильно-то и хотелось». После того как я чуть не упала в коридоре, попытки дойти до столовой были оставлены. Если бы не Даша и бабушка Вилена, взявшие на себя заботу о моём питании, я бы так и оставалась голодной.

Тоня и Лариса почти синхронно морщили носы от запаха больничной еды, разносившемся по палате, и, наверное, в отместку старались говорить ещё громче, игнорируя мои просьбы.

Вечером медсестра оставила на тумбочке бутылку и пузырёк для сдачи анализов, измерила давление и температуру и сказала, что завтра меня осмотрит лечащий врач. Моим неврологом оказалась Галина Степановна, немолодая сутулая женщина с усталыми глазами.

Она присела на мою кровать и начала перебирать стационарные карты:

— Фамилию напомните мне.

— Марина, — начала я и осеклась. Моя фамилия просто вылетела из головы.

— Фамилию, — произнесла она с лёгким нажимом.

— Не помню, — растерянно прошептала я.

— Анализы тоже сдать забыла? — она посмотрела на поверхность тумбочки, и, взяв стеклянную бутылку, и прочла по прикреплённой к ней бумажке: — Иванцова.

— Но это не моя фамилия.

— А ваша какая? — Галина Степановна уставилась на меня поверх очков.

— Не помню. Но это точно не моя. Я уверена.

— Ладно. Смотрим дальше, — она отыскала нужную карту, и её взгляд забегал по строчкам. — То, что вы упали и ударились головой, помните?

— Да. Я поскользнулась.

— Накануне Нового года, ох, как не повезло.

— Нет. Это было 30 декабря.

— Иванцова, давайте вы не будете мне выносить мозг своими «тут помню, тут не помню». Просто будем доверять записям в вашей карте. У вас кратковременная потеря памяти, так бывает при подобных травмах. Главное, не переживать, и всё со временем восстановится. Голова болит?

— Да. И кружится. И зрение не могу нормально сфокусировать, плывёт всё.

Проверив рефлексы, невролог оставила меня в покое и переключилась на других пациентов. Как только она ушла, Дашка пристала с расспросами:

— А ты что, правда ничего не помнишь? Это же круто очуметь как! Как в кино!

— Я так не думаю, — я отвернулась к батарее, чтобы пресечь попытки настойчивой соседки разговорить меня.

— Нет, ну хоть что-то ты же помнишь? Или только имя? И вообще, так не делают, я ей еду из столовой таскаю, а она меня игнорирует.

Я повернулась, всё же Даша была права в том, что не очень красиво грубить в ответ на её доброту.

— Что ты хочешь узнать? У меня есть муж. Его зовут Максим. И ребёнок. Сынок. Маленький.

— А муж красивый?

— Вроде да, — я улыбнулась. — Высокий, зеленоглазый, русоволосый, не атлет, но с фигурой всё в порядке.

— Бизнесмен?

— Нет. Врач.

Даша поморщила носик:

— Ну, так неинтересно. Он просто обязан быть богатым бизнесменом. Вот тогда всё будет как в кино.

Соседка на время умолкла, по её по-детски пухлому личику было видно, что она о чём-то раздумывает.

— А прикинь, если он на самом деле окажется лысым, низким, шепелявым, с огромным животом, будет тянуть к тебе мохнатые руки и слюнявые губы, — Даша разошлась не на шутку, теперь она ещё и жестикулировала, изображая того орангутанга, которого сватала мне в мужья.

Неизвестно, сколько эта неугомонная продолжала бы надо мной глумиться, если бы не раздался оглушительный окрик, отбойным молотком ударивший по больному мозгу:

— Иванцова, посетители! Иванцова, оглохла?

Соседка по палате перестала паясничать и красноречиво указала на дверь, где в проёме стояла самая грубая медсестра и сверлила меня глазами. Я опять забыла, что Иванцова — это я.

Когда я поняла, что посетители Макс и Лисёнок, сердце заколотилось сильнее, предвкушая встречу. Как же я соскучилась по своим! Не терпелось зацеловать щёчки и золотистую макушку Лисёнка и снова оказаться в надёжных, крепких руках любимого мужчины.

Больничный коридор казался невообразимо длинным. Мне хотелось лететь к ним, но приходилось идти, медленно передвигая ногами и придерживаясь за стену подобно дряхлой старухе.

Распахнув дверь в тамбур и мысленно приготовившись к встрече с маленьким рыжим ураганом, который при моей слабости запросто мог бы сбить меня с ног, я растерялась. Ни Макса, ни Лисёнка. Только мужчина и женщина сидели на одной из банкеток. Я покрутилась на месте и решила выйти на лестницу. Лисёнок любит считать ступеньки. Возможно, Максим увлёк его этим, чтоб сын не капризничал.

— Эй, сеструха, ты куда? — послышался окрик в спину, а следом я ощутила рывок за плечо. — Оглохла? — я оказалась развёрнутой к мужчине, от которого разило перегаром и крепким табаком.

— Вы мне? Отпустите! — я попыталась скинуть его руку и громко позвала мужа. — Максим! Максим!

Но на помощь мне никто не пришёл.

— Марин, прекрати шутковать. Нам не до смеха. Мать боялась, ты кони двинешь, а хоронить не на что, — он хорошенько встряхнул меня, что сразу же отдалось нестерпимой болью в голове.

— О чём вы? — я пыталась вырваться из хватки сумасшедшего мужика.

— Прекрати, Василёк, — вскрикнула женщина и сорвалась к нам со своего места.