Училка и мажор (СИ) - Малиновская Маша. Страница 30

— Представляю, — качает она головой. — Но ты тоже не бери так близко к сердцу. Мелочи это, Вась.

Разговор наш прерывает капнувшее на мой телефон сообщение.

“Одевайся, я тебя забираю. Жду у подъезда”

Семён. Как всегда чётко и категорично.

Куда это он меня забирает?

Хотя… какая разница? Завтра у меня методический день, пар нет. Я собиралась поработать с фонограммным материалом, но… сделаю это послезавтра.

И я даже не спрашиваю ничего. Просто присылаю “ок”, натягиваю спортивный костюм, куртку, беру телефон и, махнув Лике, убегаю.

Хочу его увидеть. Хочу прижаться к нему. Потребность у меня нестерпимая. Не хочу и знать, куда увезёт.

Пусть увозит.

— Куда едем? — плюхаюсь на сиденье рядом и первая тянусь к нему за поцелуем.

— На дачу, — отвечает на поцелуй и разворачивает машину.

— Зачем? — поднимаю бровь. Настроение подпрыгивает, внутри появляется приятная вибрация.

— Трахать тебя буду, Адамовна. И долги с тебя стяжать, — подмигивает, а потом врубает громко музыку и топит педаль газа в пол.

Я откидываю затылок на подголовник сиденья и прикрываю глаза. Скорость, музыка и рядом шикарный сексуальный парень. Я никогда не чувствовала себя такой свободной и такой раскрепощённой.

Конечно, внутри назойливо стучит маленький молоточек, говорящий: “Василина, всё в жизни просто не бывает. За всё надо платить — и за это тоже придётся”.

Но впервые в жизни я готова с этим едким голосом поспорить.

Почему я должна платить за то, что мне хорошо? Кто это сказал? Кто принял такой закон?

Я всегда себя одёргивала, с самого детства ограничивала в эмоциях, в еде, в развлечениях, в порывах.

То самое “не смейся, а то потом плакать будешь”.

Верила безоговорочно. Настроила границ и сама их соблюдала.

Я никогда не была полной, генетически не склонна, тогда почему лишние сто калорий в день вызывают панику? Почему каждая радостная эмоция горчит тем самым “потом будешь плакать”? Почему за каждым порывом я жду оплеуху?

Да, жизнь — весы. Но это не значит, что за каждую улыбку я обязательно заплачу слезами.

— Надеюсь, ты выспалась, потому что ночью я тебе спать не дам, — слышу мужской голос и понимаю, что действительно задремала.

Выхожу из машины и вижу, что мы остановились на участке возле небольшого домика. Белые под кирпич стены, серая черепица, аккуратное крылечко, дорожки, выложенные по кайме округлыми камнями разной величины. На небольших фонарных столбиках круглые светильники вдоль всей небольшой аллейки от крыльца до ворот.

— Это дача моих родителей. Добро пожаловать, — кивает Семён, жестом приглашая пройти за ним к домику.

Он включает что-то в щитке у ворот, и кроме фонарей ещё загораются разноцветные огоньки, окаймляющие беседку во дворе и длинную качель рядом с ней.

Я иду за ним в дом, осматриваюсь с порога. Красиво так всё, стильно.

И богато.

Наверное, впервые я задумываюсь, насколько у нас с Сёмном разное финансовое положение. И пусть пока не у самого Семёна, а у его родителей, но всё же. Он привык к другой жизни.

Я увлеклась им, волновалась, чтобы о нас не узнали в университете, и совершенно не задумывалась, что будет, если о романе своего сына с преподавательницей узнают его родители. Вряд ли они будут этому рады.

Внутри засаднило. Эта мысль, которая ранее даже не возникала, засела внутри и начала горчить.

— Сейчас включу сауну. Любишь сауну? — спрашивает Семён, что-то набирая на электронной панели возле затемнённой стеклянной двери.

— В ней душно, — ощущаю какую-то растерянность от набежавших мыслей.

— Тогда не буду высокую температуру ставить. Разберёшь пока пакет?

Киваю и иду к кухонному гарнитуру, там на стол Семён поставил пакет. Достаю бутылку вина, сыр, колбасную нарезку, какие-то морепродукты, несколько готовых салатов в контейнерах и ещё что-то горячее в фольге. Мясо, наверное. Снова задумываюсь о том, что всё это стоит немало, и я если бы я покупала, то потратила бы приличную сумму, относительно своей зарплаты.

— Сём, ты зачем столько всего накупил, тут же на неделю…

— Значит, будем тут целую неделю, — пожимает он плечами и подходит ко мне совсем близко. Смотрит удивлённо в ответ на мои слова.

А потом его взгляд меняется. Как-то всего за секунду. Темнеет, тяжелеет, дыхание становится глубже, когда ползёт взглядом по мне сверху вниз, а потом обратно.

— Знаешь что, Василина… — его голос звучить будто чуть сел. — Я вот хотел всё чинно, красиво. Ну, ужин там, винишко, сауна. Но чёт горит аж. Давай сразу к делу, а потом уже поедим и попаримся? Пожалуйста… Пока на мне шмот не сгорел нахрен.

Семён такой Семён. Его слова могут казаться грубыми, пошлыми, хамскими, но они однозначно возбуждающие. Ну а я не нежная фиалка.

Уж не знаю, что там с салатами и вином, но вот конфеты и апельсины точно падают на пол и катятся в разные стороны, когда он возгромождает меня задницей на стол.

— Я, блять, себя уговаривал, чтобы не остановиться по дороге на обочине и не засадить тебе, — припаивается поцелуем к моей шее, лижет, кусает, дышит горячо. — Два дня, Василина, целых два дня я в тебе не был. Это же с ума сводит.

Он просто бешеный. Неудержимый. Я горю в его руках, и огонь этот нестерпимый. Он изнутри и снаружи. Жжёт кожу, плавит кости и органы. И требует немедленного утоления.

Продолжая впиваться в мою шею, Радич нервно стаскивает с меня спортивную кофту и уставляется на грудь в том самом — лиловом лифчике.

— Фотка — херня по сравнению с реалом, — бормочет и начинает целовать и облизывать мою грудь.

Вытаскивает её из чашки, сдавливает сосок аккуратно, несмотря на бушующую страсть, нежно втягивает в рот. Семён заставляет лечь на стол на спину и стягивает мои штаны вместе с трусами до колен.

Всё между нами очень откровенно. Без ужимок и стеснения. Может, это слишком, но нам ведь хорошо. Тогда зачем думать, что это как-то неправильно.

Я чувствую его голод, вспыхиваю от внимательного, накачанного чистой похотью взгляда прямо туда. Семён резко дёргает молнию на своих джинсах и спускает их. Трусов на нём нет.

Меня насквозь прошибает электричество, когда головка его члена касается моей набухшей влажной плоти.

Но…

— Стой, — сажусь и сползаю со стола. Вот так вот, прямо со спущенными штанами.

— Вася, блядь…

— Я тебе должна извинения…

Под горящим взглядом я опускаюсь на колени. Самой бы не кончить в процессе…

35

— Я сейчас усну, — говорю Семёну, а саму действительно едва ли не выключает. Сладкая истома наполняет тело, расслабляя и наполняя его приятным теплом.

У нас был просто крышесносный секс. Сначала я поймала себя на том, что испытываю необыкновенное удовольствие, лишь только делая ему минет.

Просто Семёном невозможно не наслаждаться. Не испытывать мощные сексуальные разряды и просто даже эстетическое удовольствие, прикасаясь к нему.

А уж когда он сам включается в игру… Я даже не знала, что в таких позах занимаются сексом. И что моё тело настолько гибкое и сильное.

Сейчас, уставшие, мы лежим вместе в тёплой ванне. Пена скрывает наготу, но Семён периодически сдувает её немного, чтобы в очередной раз сказать, какая красивая у меня грудь. От этой прохлады соски, чуть выступающие над водой, сжимаются и твердеют.

Не скрою, это приятно, когда тобой вот так восторгаются. Чувствовать себя красивой, желанной, ловить на себе его горящие взгляды…

— А так? — его ладонь скользит под водой и накрывает промежность.

Вздрагиваю — настолько там всё чувствительное. Но он неумолим. Снова трогает, ласкает, проникает внутрь пальцами и снова выныривает. Кружит, гладит, трёт, пока и так растревоженную плоть не простреливает острой приятной вспышкой.

— Ещё один оргазм за сегодня, и я уже не очнусь. Ближайшие сутки так точно, — выдыхаю, откинувшись затылком ему на плечо.

— Проверим, — шепчет в ухо, прикусывая мочку.