Беглянка (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 57

Талант меня не ловит. Он обнимает меня.

Я так эмоционально сломлена, поэтому не могу найти отличия.

Уткнувшись лицом в его шею, я вдыхаю его сладкий запах и снова закрываю глаза. Я не спешу отвечать взаимностью на это непривычное проявление нежности, но начинаю с того, что расслабляюсь в его объятиях. Как только я чувствую, как его сердце бьется рядом с моим, я кладу руки ему по бокам и осторожно провожу ими по его пояснице.

Затем я обвожу его руками и выдыхаю, обнимая его в ответ.

Талант обхватывает мое лицо руками и спрашивает.

— Мы останемся здесь или вернемся сегодня вечером ко мне?

Как бы я ни была не против снова спать между его простынями, я не хочу оставлять Камиллу одну в квартире.

— Мне нужно остаться.

Талант кивает, переплетает свои пальцы с моими и ведет меня в спальню. Я сижу на кровати, а он снимает куртку и туфли. Он расстегивает застегнутую рубашку и закатывает рукава до предплечий. И я до сих пор не могу представить своего собственного Таланта Риджа Гранд-Хейвена в своей спальне, не говоря уже о том, чтобы ползти по матрасу и лежать на краю кровати, к которой никто никогда не прикасался.

Выключив лампу, я сразу успокаиваюсь в темноте и кладу голову на подушку. Две большие руки находят и тянут меня к себе, чтобы я уютно прижалась к его боку. И снова я обнаружила, что испытываю еще один первый опыт с Талантом. В моей жизни никогда не было случая, чтобы я делила постель с мужчиной только для того, чтобы поспать, но я могу сказать это по тому, как он устраивается на матрасе и кладет руку себе на голову, в то время как другая держит меня в безопасности, вот что происходит.

И это именно то, что мне нужно.

Талант спрашивает.

— Хочешь поговорить о ней?

— Я не знаю, как говорить о ней, — признаюсь я вместо того, чтобы сказать нет, как обычно.

Откашлявшись, Талант скрещивает лодыжки и проводит кончиками пальцев вверх и вниз по моей руке.

— Начни с самого начала. Или с конца. Просто начни говорить.

— Талант, — шепчу я, — Я не могу.

Он поворачивается ко мне всем телом и убирает прядь волос с моих глаз.

— Как ее зовут?

— Крикет Энн Монтгомери, — отвечаю я, произнося ее имя вслух впервые за очень долгое время. Произношение ее имени производит на меня сильное впечатление, и я цепляюсь за звуки ее имени, как цеплялась за Таланта у входной двери.

Говорить о ней после этого легко. Я начинаю с самого начала и провожу следующие несколько часов, рассказывая Таланту каждую деталь, которую помню о своей жизни с матерью, такой же увлекательной, безрассудной и набожной, как я. Он старается не реагировать слишком резко, тихо смеется и улыбается в темноте на рассказы о безответственной матери-подростке и ее верной дочери с грязным лицом. Но он напрягается и крепко держит меня, когда я дохожу до неправильного отношения и пренебрежения. Он должен знать, что я та самая девушка, которая спала на заднем сиденье Buick, пока ее мама танцевала в прокуренном стриптиз-клубе, и я никого не подпускаю слишком близко, потому что единственный человек, которого я когда-либо любила, бросил меня, умерев.

— Я скучаю по ней, — признаюсь я, кладя голову Таланту на грудь, — Несмотря на все это, я скучаю по маме.

Я скучаю по ней.

И тогда я отпускаю ее.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Талант стоит в конце моей кровати и чистит зубы моей зубной щеткой. Прошлая ночь похожа на сон, но, судя по першению в горле, она была реальной. И, судя по тому, как Талант улыбается, глядя на мою мыльную зубную щетку, он все еще хочет меня.

Пока он не услышит остальную часть истории.

— У меня есть лишняя зубная щетка под раковиной, — я натягиваю простыню на подбородок.

Талант кивает, возвращаясь в ванную, чтобы прополоскать рот в раковине.

— Я видел ее, но хотел воспользоваться твоей.

— Это грубо.

Он подмигивает мне в зеркало.

Талант засовывает ноги обратно в туфли и просовывает руки в пиджак, прежде чем поправить галстук.

— Сегодня у нас в офисе важная встреча с некоторыми высокопоставленными клиентами, и на этот раз я не могу оторваться от нее. Сначала мне нужно заскочить к себе, чтобы принять душ и переодеться, иначе я отведу тебя на завтрак.

— Я понимаю, — говорю я. Как мило, что он хочет покормить меня перед началом дня.

Глаза Таланта темнеют, а его челюсти напрягаются, когда он спрашивает.

— Ты работаешь сегодня днем?

— Не сегодня.

Явно успокоенный, правая часть рта Таланта изгибается в легкой улыбке, и он подходит, чтобы поцеловать меня в лоб.

— Приходи в центр на обед. Я пришлю за тобой машину.

Запасаясь целым арсеналом причин, по которым мне не следует снова ступать в здание «Ридж и Сыновья», я отталкиваю их в сторону и нерешительно киваю. Талант не спал всю ночь и слушал рассказы о моем изнурительном воспитании, и он все еще здесь. Меньшее, что я могу сделать, это прийти на обед, если это сделает его счастливым. Теперь, когда мой график свободен, пока Инес разбирается с «Молчанием», мне больше нечем заняться.

Хотя я уверена, что отменила бы все свои встречи, чтобы пообедать с ним, даже если бы была занята.

— Отлично, — говорит он, — Увидимся через несколько часов.

Талант покидает мою комнату, и я полностью натягиваю простыню на голову, возбужденная рвением и бурлящим желанием. Я ничем не лучше юного подростка, впервые влюбившегося, который брыкается, пытаясь избавиться от потока эндорфинов, проникающих в его нервную систему.

Нет, это не просто влюбленность.

Это все, чего я никогда раньше не чувствовала, одновременно.

— Лидия, — голос Таланта пугает меня, и я отодвигаю простыню, совершенно смущенная, потому что не знаю, сколько моих брыканий и визгов он видел и слышал. Судя по ухмылке на его лице, все, — Твоя собака сегодня утром царапала дверь, так что я уже выпустил ее.

Мои щеки краснеют, и я говорю.

— Спасибо.

Тыча большим пальцем через плечо, он усмехается и говорит.

— Твоя соседка с бассет-хаундом и хорошим кофе пятнадцать минут убалтывала меня о программе наблюдения за соседями, которую она пытается организовать. Она хотела знать, останусь ли я с вами на какое-то время, потому что она думает, что у меня есть все необходимое, чтобы вербовать членов. Я сказал ей, что ты точно в деле, а со всеми остальными мы поработаем позже.

— Я ненавижу тебя, — я швыряю свою подушку через всю комнату, но он закрывает дверь до того, как она коснется его лица.

— Нет, не ненавидишь, — говорит он, отходя от двери и выходя из моей квартиры.

Без запланированных встреч с клиентами моя рутина в обозримом будущем будет выглядеть по-другому. Подобные изменения обычно вызывают у меня огромное беспокойство, потому что я ничто иное, как существо привычки. Моя жизнь ничуть не изменилась за восемь лет, но, как эффект домино, все рухнуло одно за другим после того, как я впервые вошла в офис Таланта всего два месяца назад.

С завязанными волосами и двойным узлом в кроссовках я выхожу из своей комнаты с намерением пробежаться на беговой дорожке, как делаю это каждый день. Снаружи весна сменяется летом, и солнце светит высоко в небе.

Я смотрю на Пса и спрашиваю.

— Хочешь пойти со мной на пробежку?

Камилла еще не вышла из своей комнаты, но телевизор включен, а свет ее свечей просачивается из-под двери. Она выйдет, когда будет готова или до того, как умрет от отравления дымом всех своих свечей, и я буду здесь, чтобы ее закалить. Чем больше она будет это делать, тем легче будет. Я просто не уверена, что смогу сидеть сложа руки и смотреть, как она теряет свою искру, как я.

Пристегивая поводок к ошейнику Пса, я вывожу его через парадную дверь и, щурясь от жаркого летнего солнца, выбегаю из жилого комплекса на перекресток. В воздухе пахнет морской солью, свежескошенной травой и поливной водой. Из-за пыльцы у меня слезятся глаза, и я чихаю от забытой аллергии.

Когда я в последний раз гуляла по улице? Я наслаждаюсь этим из задней части внедорожника, приезжая и уезжая со встреч. Я сижу на траве с Псом ранним утром. Но когда я в последний раз позволяла солнцу впитаться в мою кожу и чувствовала тротуар под своими ботинками?