Прекрасный дикарь (ЛП) - Пекхам Каролайн. Страница 11
Я присел рядом с ней и нежно потянулся, намереваясь взять ее на руки и перенести на кровать.
В тот момент, когда моя рука коснулась ее позвоночника, ее глаза распахнулись, и она вихрем бросилась на меня. Вспышка серебра предупредила меня о ноже как раз вовремя, чтобы я успел отбить ее руку и отбросить нож на пол.
Но я был глупцом, думая, что она закончила на этом.
Она бросилась на меня, обнажив зубы, руки согнулись в когти, ее дикие глаза рассматривали меня, нависшего над ней, где она спала.
Она столкнулась с моей грудью, и мое положение, в котором я балансировал на пальцах ног, так как я присел, означало, что ей удалось меня свалить.
Моя задница рухнула на пол, и я был уверен, что если бы она весила больше ста килограммов, то и спина тоже. В результате я обнаружил дикую кошку у себя на коленях, и ее зубы впились в мое плечо, как только она ударила меня.
— Это всего лишь я! — гаркнул я, пытаясь сбросить ее с себя.
Ее кулаки столкнулись с моими ребрами, ее ногти рвали мою грудь, пока я пыталась сдержать ее.
Я ругался, пока она продолжала атаковать меня, и каким-то образом мне удалось поймать ее запястья в свой захват. Но я был чертовым идиотом, полагая, что этого будет достаточно, чтобы остановить ее. Ее колено врезалось в мои яйца, и я действительно выругался, когда вскочил на ноги и поднял ее на руки, она брыкалась и извивалась, прежде чем я повалил ее на кровать.
— Это я! — крикнул я, подняв руку, чтобы отгородиться от нее, когда она поднялась на колени, ее широко раскрытые глаза были полны ужаса, когда она смотрела на меня, стоящего над ней на моей кровати, как будто она думала, что я собираюсь последовать за ней на кровать.
Она попятилась назад, пока ее задница не ударилась об изголовье, а затем дернула за подол рубашки, которая была на ней, словно хотела, чтобы она прикрыла больше ее тела и спрятала ее голые ноги от меня.
— Черт, — прошипел я, понимая, каким чертовым идиотом я был, подойдя к ней, когда она спала в подобном виде. Она смотрела на меня так, словно я был каким-то гребаным монстром, пришедшим причинить ей боль, а от того, как она натягивала рубашку, меня тошнило. — Прости, — тяжело произнес я, отступая от нее, чтобы доказать, что я действительно не желаю ей зла. — Ты дрожала на полу, и я подумал, что если я перенесу тебя на кровать, тебе будет теплее, и ты сможешь лучше спать. Вот и все. Я не хотел сделать тебе больно. У тебя есть мое слово, что я никогда не причиню тебе вреда.
Уинтер пожевала нижнюю губу, ее зеленые глаза опустились на мою обнаженную грудь, и я тоже посмотрел вниз, разглядывая ряды следов от ногтей и кровавый отпечаток ее зубов на моем плече.
Я тяжело вздохнул и обошел кровать, подбирая нож, пока пересекал комнату, и бросил его на журнальный столик, борясь с желанием помассировать свои избитые яйца. Я готов был поспорить, что если начну поглаживать свои причиндалы, то только дам ей еще больше поводов для беспокойства.
Тайсон переминался с ноги на ногу, возбужденно виляя хвостом, кружа вокруг меня, словно считал, что это одна из лучших вещей, которые он когда-либо видел.
— Что случилось с защитой своего хозяина, предатель? — прорычал я ему, отпирая дверь и выпуская его наружу, чтобы он облегчился. Снег все еще непрерывно падал с неба, но он был не таким сильным, как прошлой ночью.
Он быстро выбежал, задрал лапу на дерево впереди и окрасил снег в желтый цвет, после чего снова забежал внутрь. Я вскинул бровь, наблюдая за тем, как он оставляет снежные следы в хижине, и удивляясь, почему он не отправился на утреннюю прогулку по лесу. Большой пес полностью проигнорировал меня, проскочил мимо меня и запрыгнул на кровать.
Уинтер удивленно пискнула, когда он провел влажным языком по центру ее лица, а затем быстренько развернулся и свернулся калачиком прямо рядом с ней.
Я долго наблюдал за ними, дожидаясь, пока поза Уинтер немного расслабится, ее рука опустилась, чтобы погладить мягкий мех вокруг ушей Тайсона, и его хвост завилял по матрасу.
Я прикусил язык, чтобы не велеть ему убрать свою мохнатую задницу с моей кровати, и надел сапоги, прежде чем выйти на холод, чтобы прихватить еще несколько поленьев для костра.
Небо над головой было бледно-голубым, дыхание клубилось в облаке тумана, а морозный воздух мгновенно обволакивал мою кожу плотнее любого одеяла. Я собрал несколько нарубленных поленьев из магазина, которые хранил нарезанными и сложенными в дровянике, примыкающем к хижине, и поспешил вернуться в дом, пока не получил обморожение своих чертовых сосков.
Я чувствовал на себе ее взгляд, пока снимал сапоги и шел к огню, подбрасывая в него поленья. Я потратил немного больше времени, чем нужно, чтобы разжечь угли и сложить свежие поленья, давая Уинтер возможность прийти в себя от шока, вызванного тем, что ее разбудил гребаный идиот, и вдобавок напугал до смерти.
Как только все было готово, я перешел на кухню и поставил кофейник, а затем нарезал хлеб для тостов и взбил яичницу.
Я был уверен, что Уинтер не сводила с меня глаз, но я сосредоточился на еде, позволяя ей найти свой собственный путь, чтобы вновь довериться мне. Хотя бы немного.
Когда еда была готова, я поставил все на маленький столик в конце комнаты, убрал стопку книг со второго стула, чтобы она тоже могла сесть, прежде чем занять свое собственное место.
— Ну же, куколка, ты, наверное, проголодалась, — небрежно сказал я, указывая на место напротив себя.
Она вскочила на ноги и помчалась через всю комнату, устремив хищный взгляд на тарелку с едой. За мгновение до того, как она попыталась забрать тарелку, я понял, что она собирается сделать, и схватил ее с другой стороны.
Ее глаза расширились от обиды и предательства, как будто она думала, что это какой-то трюк, и я вовсе не собирался давать ей есть. От одной мысли об этом у меня в кишках затянулся узел ярости.
— Это все твое, — пообещал я ей. — Я просто надеялся, что ты посидишь со мной, чтобы съесть это, — я снова указал на стул, и ее взгляд упал на него, как будто идея этого была совершенно чуждой.
Я отпустил тарелку, и она подхватила ее на руки, прижимая к груди и настороженно глядя на меня. Я решил оставить все как есть и взял свой нож и вилку, нарезая свой тост и с наслаждением наполняя свой рот, когда я начал жевать. Я не отрывал взгляда от еды, и мне пришлось подавить ухмылку, когда она медленно опустилась на стул, как я и просил.
Она поставила свою тарелку так близко к себе, что она свесилась с края стола, и я взглянул на нее в тот момент, когда она взяла пригоршню яичницы и отправила в рот.
После первого кусочка она оставила всякое притворство цивилизованности и запихивала еду в рот горсть за горстью, поглощая ее, а я боролся с желанием рассмеяться. Хотя, если задуматься, это было ни хрена не смешно. Эта девушка голодала слишком долго. Она ела с диким остервенением, что говорило о том, что она не привыкла к регулярному питанию и страшилась, когда же она получит следующую порцию.
Я успел осилить только половину своей порции, когда она закончила, вылизывая тарелку, чтобы убрать последние крошки.
Я хихикнул себе под нос, и она бросила на меня смертельный взгляд поверх тарелки, которую облизывала.
— Не нужно пытаться убить меня взглядом, куколка. Хочешь добавки? — я пододвинул к ней свою тарелку, и она даже вздохнула.
Я ободряюще кивнул ей, откинувшись на стуле, чтобы посмотреть, как она набросится и на эту тарелку. Это был полный пиздец. Но было и что-то дико завораживающее в моей маленькой дикарке, что приковало мой взгляд к ней безвозвратно.
Я провел рукой по своей бороде, гадая, как давно я не видел женщину. И Уинтер была не просто женщиной, даже с впалыми щеками и резкими линиями костей, проступающими сквозь кожу, ее красота сияла так ярко, что освещала весь этот чертов лес.
Ее невозможно было бы не заметить в переполненной комнате, но здесь, в глуши, она была как гребаная сирена, притягивающая меня.