Туннель - Келлерман Бернгард. Страница 65

Она заговорила сердечным и интимным тоном, как будто они когда-то были близкими друзьями.

– Аллан! – сказала она, протягивая ему руку и окидывая его светлым взором своих голубых глаз. – Вы не можете представить себе, как я рада вас видеть!

Ей стоило труда скрыть свое волнение.

Аллан протянул ей огрубевшую и жесткую руку, но в его взгляде отразилось легкое добродушное презрение к такому роду проявления женской симпатии.

Этель не обратила на это внимания. Ее уже нельзя было запугать.

Она посмотрела на Аллана и покачала головой.

– У вас плохой вид, Аллан, – продолжала она. – Жизнь, которую вы сейчас ведете, не для вас. Я отлично понимаю, что на некоторое время вы нуждались в покое и уединении, но я не думаю, чтобы вы могли долго вести такой образ жизни. Не сердитесь, что я вам это говорю. Вам нужна ваша работа – вам не хватает туннеля! Больше ничего!

Это была истина, она попала прямо в цель. Аллан сидел и пристально смотрел на Этель. Он не возразил ни слова и не делал ни малейшей попытки прервать ее.

Этель застигла его врасплох и использовала его смущение по мере сил. Она говорила так быстро и возбужденно, что вообще было бы невежливо с его стороны остановить ее. Она упрекала его в том, что он сам совсем забросил своих друзей, что он похоронил себя в этом мертвом городе. Она описала ему свое столкновение со Штромом, говорила о Ллойде, о Нью-Йорке, о знакомых и все время возвращалась к туннелю. Кто же закончит туннель, если не он? Кому мир доверит эту задачу? И, наконец, помимо всего этого, говоря прямо, он погибнет, если в ближайшее время не вернется к своей работе.

Глаза Аллана потемнели и омрачились, – столько горечи, боли, тоски и томительного желания взбудоражила в нем Этель.

– Зачем вы мне все это говорите? – спросил он, коснувшись гостьи недовольным взглядом.

– Я прекрасно знаю, что не имею никакого права вам это говорить, – ответила она, – разве только право дружбы или знакомства. Но я говорю это вам потому… – Однако Этель не нашла объяснения и продолжала: – Я только упрекаю вас в том, что вы закопали себя в этой отвратительной комнате, вместо того чтобы перевернуть небо и землю и завершить постройку туннеля.

Аллан снисходительно покачал головой и улыбнулся с покорностью судьбе.

– Мисс Ллойд, – возразил он, – я вас не понимаю. Я перевернул небо и землю, и я ежедневно делаю все зависящее от меня. О возобновлении работ пока нечего и думать.

– Почему?

Аллан удивленно посмотрел на нее.

– У нас нет денег, – коротко сказал он.

– Кто же может достать деньги, если не вы? – быстро возразила Этель, тихо улыбаясь. – Пока вы себя замуровываете здесь, вам, конечно, никто денег не даст.

Аллану надоел этот разговор.

– Я пробовал все, – сказал он, и по тону его голоса она чувствовала, что становилась ему в тягость.

Она взяла перчатки и, натягивая левую, спросила:

– А с папой вы говорили?

Аллан кивнул, избегая ее взгляда.

– С мистером Ллойдом? Конечно! – ответил он.

– Ну, и?..

– Мистер Ллойд не подал мне ни малейшей надежды! – ответил он и взглянул на Этель.

Этель засмеялась своим легким, детским смехом.

– Когда, Аллан, – спросила она, – когда это было?

Аллан старался вспомнить:

– Это было прошлой осенью.

– Вот как, осенью? – переспросила Этель и сделала удивленное лицо. – Папа тогда был связан. Теперь дело обстоит совсем иначе. – И Этель Ллойд выпустила свой тяжелый снаряд: – Папа сказал мне: «Я, может быть, взялся бы за достройку. Но я, конечно, не могу идти к Аллану. Надо, чтобы Аллан обратился ко мне».

Это она сказала так, между прочим.

Аллан сидел безмолвно, в глубокой задумчивости. Он ничего не сказал. Своим сообщением Этель зажгла огонь в его сердце. Он вдруг услышал грохот возобновившихся работ. Возможно ли? Ллойд?.. Его охватило такое волнение, что он должен был встать.

Он помолчал. Потом взглянул на Этель. Она застегивала перчатки, и это дело, казалось, поглощало все ее внимание.

Этель поднялась и улыбнулась Аллану.

– Папа, конечно, не поручал мне говорить вам это, Аллан! Он не должен знать, что я здесь была, – сказала она, понизив голос и протягивая ему руку.

Аллан окинул ее теплым, благодарным взором.

– Это было, действительно, очень любезно с вашей стороны, что вы посетили меня, мисс Ллойд! – сказал он и пожал ей руку.

Этель тихо засмеялась.

– Пустяки, – сказала она. – Мне нечего было делать эти дни, и вот я подумала, что хорошо бы посмотреть, как поживает Аллан. Good bye! [91]

И Этель ушла.

2

В этот вечер Этель за обедом была в таком превосходном настроении, что душа Ллойда радовалась. После обеда она обвила руками его шею и сказала:

– Будет ли у моего дорогого папочки завтра утром время поговорить со мной об одном важном деле?

– Даже сегодня, если хочешь, Этель!

– Нет, завтра. И сделает ли мой дорогой папочка все, о чем попросит его Этель?

– Если смогу, дитя мое.

– Ты сможешь, папа!

На другой день Аллан получил собственноручно написанное, очень дружеское приглашение от Ллойда, явно свидетельствовавшее, что оно написано под диктовку Этель.

«Мы будем совсем одни, – писал Ллойд, – только втроем».

Аллан застал Ллойда в отличном настроении. Старик еще больше высох, и Аллану показалось, что он начинает впадать в детство. Так, он совершенно забыл о том, что Аллан посетил его прошлой осенью. Ллойд снова рассказал ему все подробности процесса Этель и смеялся до слез, когда описывал, как Этель издевалась над властями, плавая по морю на своей яхте. Он болтал о событиях последней осени и зимы, о скандалах и выборах. Хотя его разум как будто ослабел, он был еще очень оживлен, интересовался всеми новостями, хитрил и лукавил. Аллан рассеянно поддерживал беседу, слишком занятый своими мыслями. Он все не находил случая перевести разговор на туннель. Ллойд показывал ему проекты обсерваторий, которые он хотел подарить разным нациям, и как раз в тот момент, когда Аллан собрался заговорить о том, что ему было дорого, слуга доложил, что мисс Ллойд ждет их к столу.

Этель была одета как на придворный бал. Она была ослепительна. Блеск, свежесть, величие излучала она. Не будь на подбородке все разраставшегося лишая, портившего лицо, ее можно было бы признать первой красавицей Нью-Йорка. Аллан был поражен, когда увидел Этель. Он никогда раньше не замечал, как она хороша. Но еще больше поразил его актерский талант, который она обнаружила при встрече.

– Вот и вы, наконец, Аллан! – воскликнула она, глядя на него сияющими, искренними голубыми глазами. – Как давно мы-не виделись! Где же вы пропадали все это время?

– Не будь так любопытна, Этель, – укоризненно сказал Ллойд.

Этель рассмеялась. За столом она была в великолепном расположении духа. Они обедали за большим круглым столом красного дерева, который Этель ежедневно сама украшала цветами. Среди моря цветов голова Ллойда казалась причудливой, как коричневый череп мумии. Этель все время была очень внимательна к отцу. Он должен был есть только то, что она позволяла, и, отказывая ему в чем-нибудь, она ребячески хохотала. Все, что приходилось ему по вкусу, было запрещено врачами.

Его лицо исказилось гримасой удовольствия, когда Этель положила ему немного майонеза с омарами.

– Сегодня мы не будем так строги, dad, [92] – сказала она, – потому что у нас в гостях господин Аллан.

– Приходите как можно чаще, господин Аллан, – прохрипел Ллойд. – Она лучше обращается со мной, когда вы здесь.

Этель пользовалась каждым случаем, чтобы дать понять Аллану, как она обрадована его посещением.

После обеда пили кофе в высоком зале, похожем на пальмовую оранжерею. В громадном камине – замечательном и дорогом произведении эпохи Ренессанса – пылали прекрасно имитированные большие буковые поленья.