Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ) - Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич. Страница 57

Вероятная версия, а? Ясное дело, выглядит похоже на форменную паранойю, но кто сказал, что параноиков никто не преследует? Их-то как раз и прессуют, если разобраться. Медики, родные, неравнодушные доброхоты — все их желают привести к общему знаменателю. Ну а смерть — знаменатель из самых надёжных. Второй по надёжности после ссылки на Эр-Мангали.

7

Малая шахтёрская клеть доставила экспедицию в нижнюю точку шурфа без особенных приключений. Твёрдая почва под ногами придала сил, а тот факт, что над головой — километра с три той же самой твёрдой почвы, умом хоть и понимался, но покуда не принимался чувствами.

Самому-то падать страшнее!

В общем, убедившись, что опасности выпасть и грохнуться больше нет, Кай с облегчением признал некоторые (далеко не все) из своих тревожных измышлений — чем? Индуцированным новой обстановкой персекуторным бредом. Каковой происходит от перенесения на других собственных агрессивных переживаний.

Покинув клеть, экспедиция собралась у трёх прямоугольных отверстий, к которым подходили рельсовые пути. По-видимому, пути вели к различным шахтным выработкам. Не заблудиться бы.

— Вот этот крайний левый коридор и доставит нас к Особой штольне, — с очаровательной смесью уверенности и сомнения произнёс Лаки, причём обернулся к Смиту за подтверждением. Он, видите ли, здесь уже раньше других побывал, но плохо запомнил, но всё же хотел показать, что побывал раньше некоторых других.

— Квершлаг, — поправил его Барри.

— А?

— Этот коридор у нас называют квершлагом.

— Ага, благодарю, важное уточнение.

Поскольку по существу вопроса Смит возражать не стал, пошли по крайнему левому проходу, весьма дурно освещённому редкими электрическими лампами. Чтобы видеть лучше, Барри включил мощный фонарь у себя на каске и другим посоветовал сделать то же. Коридор осветился более чем сносно, но интересным не показался, даром что столь претенциозно звался. Под ногами тянулись в тёмную даль рельсы для вагонеток. Бетонопластиковые стены однообразного кремового цвета упирались в низкий потолок и тоже уходили вдаль, изредка расширяясь в местах, где над квершлагом были пробиты вертикальные вентиляционные шахты.

— Что это там — вентиляция? — запрокинул голову Лаки у одной из них. — Надо будет проверить. Небось, в таких-то выработках и прячутся хвандехвары...

— ...если они здесь есть, — закончил Кай, но был всеми проигнорирован.

Зато банальная истина, что вентиляционная шахта, по которой люди не ходят, может дать прибежище тварям, таящимся во мраке, была сочувственно выслушана минимум трижды. Повторение — мать учения, как утверждают обсессивно-компульсивные личности, задним числом осмысливая свои мысли и действия.

Вместе с тем не сказать, что именно вентиляционные пути всецело завладели помыслами самозванца Лаки. Он и другие свои мысли не стеснялся повторно воспроизводить — верно, по причине дефицита продуктов ума. Всё время, пока шли по квершлагу, начальник экспедиции на манер Мада почём зря чесал языком. И по теме, и не по теме, всё в одну кучу, лишь бы заполнить тишину.

Или Кай к нему всё-таки пристрастен?

Пристрастен? Да уж, наверняка. В таких случаях недурно бы на себя посмотреть: вот он я, человек с вымышленным именем Михаель Эссенхельд, поднявшийся из полного ничтожества до специалиста, приглашаемого экспертом в экспедиции — а благодаря чему, спрашивается? Благодаря науке ксенозоологии, по которой (вот совпадение-то!) тоже не прочитал ни единого серьёзного текста.

Конечно, между Каем и Лаки имеется и важная разница, даже не одна. Кай выбрал себе малоизвестную науку просто от отчаяния, а Лаки постарался прикарманить чужую. И ещё для Лаки научная библиотека доступна, для Кая же — нет.

Так что, каево невежество в силу приведенных доводов простительно? Увы, весь вопрос в чьей-то расположенности себя прощать. Принципиального же различия между двумя 'учёными' не наблюдается, хоть ты тресни. Только подробности, да полутона, добавляющие извинительности тому из невежд, который честно старался.

8

— Внимание. Подходим к Особой штольне, — вполголоса сориентировал коллег Барри. — Впереди по квершлагу будет ряд пустых вагонеток. А за ними — уже она.

Вперёд, специально не сговариваясь, выдвинулись Оукс и Дэй с тяжёлыми бластерами наперевес. Протискиваясь вдоль вагонеток, они умудрялись заглянуть в каждую и сверху, и исподнизу. Лаки, Барри и Кай следили за их действиями сзади.

— Пусто, — констатировал Дэй. Пустые вагонетки оказались и впрямь порожними.

— Тогда проходим все, — произнёс Лаки, — к выходу из квершлага. И если какое движение — стреляем. Шахтёров там сейчас нет. Ну, я так думаю.

Выход из узкого прямоугольного квершлага в широченную эллиптическую Особую штольню породил у Кая острое чувство пересечения культур, не слишком-то расположенных к взаимопониманию. Конечно, дело не только в его профессиональной чувствительности. Остальные участники экспедиции, по всему, тоже испытали что-то наподобие, но без надежды точно вербализовать свой опыт.

Оукс момент перехода от человеческого квершлага к нечеловеческой штольне отметил специфически. Он сбился с шага и оглушительно присвистнул, да столь удивлённо, что второй из бабилонских охранников, Дэй, отшатнулся, нацеливая оружие на пустое место перед собой. Затем оба замерли, обшаривая взглядами и прицелами новое пространство. Верно заметили: чуждое! И воплотили в реакции удивления, опасения, сбоя ориентации двигательного навыка.

Лаки поспешил первым обозначить очевидное.

— Мы на месте, — объявил он. — Особую штольню легко узнать по стенной росписи и надписям на потолке. То и другое принадлежит ксенокультуре Сид.

Редкий случай — начальник экспедиции что-то сказал по делу. Вот только словеса произрёк чужие и сам не обдумал сказанное. А слова-то некоторую суть маскируют.

Да уж, Особая штольня. Очень даже особая. Например, тем, что никакая она не штольня. Кому бы взбрело украшать стены штольни изысканной орнаментальной росписью? Верно, тому лишь оригиналу, которому чужда сама идея шахтного промысла. Ведь орнамент привносит в недра универсальные космические смыслы, отвлекая наш ум от полезных ископаемых.

В чём единственном Лаки прав, так то в суждении о принадлежности этой 'штольни' культуре Сид. Но и о ней он узнал из чужих уст. Это значит, спроси его о ключевых признаках, по которым коллеги-ксеноархеологи относят роспись именно к Сиду — тотчас и поплывёт. Глубина знания совсем никакая. Взять хоть бы каверзный вопрос о потолочных надписях — его ведь начальнику пришлось с ходу замять.

— Кстати, а что там написано? — простодушно спросил Смит.

— Здесь — ничего! — радостно сообщил хитрец Лаки.

Ничего не скажешь — выкрутился. И впрямь, та часть 'штольни', которую по земным представлениям, можно было назвать потолочной, в месте впадения в неё квершлага была чиста.

— Написано где-то дальше, — добавил он. — А что именно — ну, надо разбираться... Но, кажется, мы тратим время. Пойдём!

Любопытный такой способ убежать от вопроса. Главное, беспроигрышный.

А вот Каю показалось идти рановато.

— Прежде чем мы двинемся дальше, — сказал упрямо, — мне хотелось бы узнать историю открытия этой штольни. Хотя бы в самых общих чертах, — и поспешно добавил. — Это поможет определить вероятное месторасположение тварей.

— Далась вам эта история, — поморщился Лаки. — Между прочим, она засекречена, эксперт Эссенхельд.

— Значит, надо её частично рассекретить. Меня интересует, как давно Особая штольня была найдена, в каком она была состоянии, какие работы здесь проводили и ныне проводят наши шахтёры, а кроме того, выходит ли она на поверхность планеты? Ведь штольни, насколько известно мне, с поверхностью, как правило, сообщаются. Напрямую, а не через квершлаги, пробитые к ним позднее.

— Многовато вопросов, — раздражённо бросил начальник экспедиции, но Барри Смиту, должно быть, так не показалось.

— Резонные вопросы, — произнёс он, — я, с вашего позволения, вкратце на них отвечу.