Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина. Страница 11
— Какая же красота! — шокированно прошептала Летэ, озираясь по сторонам на всю окружающую позолоту, зеркала и светильники из бронзы. — Тут и дотронуться до чего-нибудь страшно.
Да ладно тебе, это ты еще личных покоев для Зрящих никогда не видела. Вот где роскошь и любой каприз. Сраная компенсация за то, что жить тебе недолго и в клетке и никогда больше не распоряжаться своей судьбой.
Конечно, я мог устроить сеанс превращения ее в женщину и следом в Зрящую хоть в стогу в чистом поле, она бы и слова против не сказала, видно же. Но не такая же я скотина: если уж лишать женщину невинности, то среди роскоши и на шелковых простынях. Ладно, такая я скотина, такая, хочу ванну и комфорт для себя изначально, ведь и у меня нетронутая будет в первый раз, а это та еще морока, так что хочу расположиться с удобствами. Разложить ее на простынях, пахнущих сухими цветами и травами, а не дешевым мылом, воняющим жиром и золой, или моем же дорожном плаще, из которого еще потом попробуй выведи аромат того, что неизбежно случится.
— Тебе ничего не должно быть страшно, когда я рядом, Пушистик, — ответил, толкнув ногой дверь, и она снова удивленно охнула.
Да, смотри и запоминай, дорогуша, именно на этой громадной кровати ты расстанешься с девственностью.
— Здесь только одна кровать, — смущенно пробормотала Летэ. — О, но я могу поспать и на той кушетке.
Да сейчас! Еще я на этом безобразии не корячился… хотя… смотря как тебя на ней пристроить. Нет, не в первый раз уж точно… а других у нас вроде как и не планируется. Разве что мне очень уж понравится, и тогда… Нет. Нет, ни за что. Пусть дальше ее окучивают другие, а я вернусь к моему обычному образу жизни и бабам, готовым мне угодить за звонкую монету.
— Ты не веришь в то, что я могу вести себя достойно, если мы ляжем в одну постель? — Слова и театральное оскорбленное выражение лица — от одного, а вот злость — настоящая, и совсем от иного. Кого ты выберешь своим следующим любовником, а, Летэ? — Как же ты собралась связать со мной жизнь, если не можешь решиться на сон рядом?
Вот же дура, сразу едва не слезы из глаз от раскаяния и стыда, и затараторила что-то про то, что на все, всегда, для меня… Да когда тебе козлище вроде меня говорит такое, ты должна ему врезать по колоколам и сбежать, оставляя его корчиться за эти грязные манипуляции, а не соглашаться на все! Ничего, пару раз мужики поимеют и кинут, и научишься… что бабе вообще не стоит ноги ни перед кем раздвигать и позволять влезть в душу, а лучше вообще монахиней жить. Почему клятые маги не запретят Зрящим эти чрезмерные вольности в постельных забавах? Кого хотят, того к себе и тащат, вот что под конец Тече вытворяла. При мысли о таком же поведении Летэ… мне хотелось что-нибудь разрушить, и злость так и перла наружу. Пора проходить этот предпоследний этап, а то от напряжения уже ум за разум заходит и мозги подпекает.
Пара часов, поочередное целомудренное купание в роскошной ванной, еда, какой не пробовала в жизни, немного вина, что гораздо крепче, чем могло показаться, и вот Летэ уже лежала подо мной, с открытой грудью, дрожащая, с опьяненным отнюдь не алкоголем взглядом, стонущая и ерзающая совсем не сдержанно, пока я терзал ее соски губами и зубами. Все же сиськи у нее замечательные — так бы и терся-лизал-кусал их ночами напролет, с торжеством наблюдая, как она взбрыкивает, вскидывается, вцепляется мне в волосы и скулит, прося сама не зная о чем. Пока не зная. Скоро молить будет вполне осмысленно, пусть и не меня. Эту науку усвоить несложно.
А ведь договор был лишь об одном поцелуе на ночь. У самого в голове плыло знатно, хоть вино лишь пригубил для вида, а состояние — будто бочку вылакал. Вело всего от аромата ее влаги, потряхивало от потребности содрать эту тряпку с Летэ, подмять, разом раздвигая ноги бедрами, и рывком, сразу, внутрь, до пошлого шлепка яиц об ее мокрую плоть. Членом уже дыру в матрасе пробил, но все целовал, гладил, вился вокруг, как щенок, что не знает, куда в женщине надо пристраивать свой болт. Но любому терпению наступает предел, и я своего достиг, когда Летэ уперлась пятками в кровать и взвилась дугой, стоило лишь мне ладонью накрыть ее лобок и безошибочно найти между припухшими складками нужно место. Одно настойчивое касание — и вот она уже кричала мое имя, забившись, царапая плечо, и без единой мысли в голове я в следующую секунду уже опустился между ее ногами. Ничего уже не разделяло нас, все исчезло, ничего не существовало больше в этот последний момент, а первый же бросок вперед соединил в болезненном для обоих, но таком сумасшедше важном таинстве. Так тесно, что аж дико мучительно. Так горячо, что едва не сварился заживо. Я брал у нее то, что больше не получит никто и никогда, брал с остервенением и без жалости, ибо это она отдавала добровольно, а я, кажется, до смерти желал это получить, так, словно лучше сдохну, нежели остановлюсь или хоть сбавлю темп. Зверь бесновался и выл в торжестве, изгибая позвоночник в бешеных толчках, вторящих моим, тот самый зверь, что до сей поры брезговал любой, кого я трахал, ибо все они не та самая. Глаза жгло от льющегося ручьем пота, легкие сгорали все сильнее с каждым новым вдохом, наполненным запахом пота, секса, крови, а Летэ неожиданно стала бескрайним глубочайшим океаном, в котором я тонул, захлебывался, задыхался, но орал от восторга, неизведанного прежде, до этого сумасшедшего утопления. И упал в оргазм, провалился до дна, выпал из своего тела на краткие мгновения, чтобы, рухнув назад, осознать, что разбит на куски и собран заново, в совершенно неизвестном мне порядке. Таращился еще почти незряче на улыбающуюся сквозь слезы Летэ подо мной, понимая, что следующим, самым естественным действием видится опустить голову и оставить метку на ее плече, что свяжет нас навечно. И осознать это — будто получить пинок в живот и прыгнуть в ледяную воду одновременно. Что это я только что чуть не сотворил? Скатился с нее и вскочил на ноги, преодолевая буйство зверя, что требовал вернуться и закончить. Ты совсем ополоумел, тупая скотина? В тебя бес вселился, что ли? Какие метки этой девке?
Мою борьбу со второй сущностью оборвало появление Реоса и остальных стражей, как и было заранее оговорено. Брат скалился во весь рот и громко аплодировал мне, а остальные глумливо присвистывали при виде кровавых разводов на бедрах Летэ, что она принялась судорожно прикрывать вместе с еще дрожащим телом, ошарашенно глядя на всех.
— Братишка, это было просто нереально быстро! Одни сутки — и девка уже под тобой! Да ты красавец! — цинично заржал он, одобряюще хлопнув меня по плечу, но я четко видел тревожно вопрошающий огонек в его глазах. — С меня выпивка и деньги на шлюх весь следующий месяц.
А еще вдруг почувствовал удушье от бешенства, от того, как все они стоят и пялятся, а Летэ съеживается, становясь такой крошечной и беззащитной посреди этой огромной кровати. Будто удалялась от меня с неимоверной скоростью, ускользала в никуда, пока на ее лице проступало понимание произошедшего. И за это нужно, ох как нужно кого-то убить. Сослуживцев, брата, себя.
— Ну и как она? Советуешь попробовать? — продолжил спектакль брат, и вот тут Летэ взвилась на ноги, забывая о своей наготе, и стала пятиться к изголовью. — Или не стоит и мараться? Потом еще кровь с члена отмывай.
Мои руки судорожно сжались в кулаки, а лицо перекосило в попытке изобразить пошлую ухмылку.
— Попробовать стоит всегда и каждую из них! — Слова продрали глотку, как острые камни, а все потому что на самом деле изнутри рвалось: «Стоп! Хватит! Убирайтесь все!»
— Так и должно было быть, Лор? С самого начала для меня только это? — Голос девушки скакал, был то хриплым, то ломко-звонким, и она смотрела только на меня, не замечая больше никого, как если бы еще отчаянно старалась удержать тончайший мост между мной и ею. Мост, которого никогда и не было, но в те огрызки секунд она его построила и подперла своими хлипкими плечами в одиночку, давая шанс… нам.
Но разрушительная лавина, что призвана была погрести его под собой, была уже запущена.