Темная правда королевы (СИ) - Быкова Дарья. Страница 29

— Сдохнуть? — предлагает она. — У меня тоже был трудный год. Из-за тебя, Виир.

Как бы отвести взгляд и перестать пялиться? Красивый гад. Дыхание перехватывает. А главное, так смотрит, словно и у него тоже перехватывает. И ещё подкупает его наглость. Впрочем, нет, наглость — неправильное слово. Подкупает сила, благодаря которой он может позволить себе такую наглость. Уверенный в себе всегда красив, когда за ним реальная сила, а не иллюзии…

— Меньше слов, больше дела, королева, — усмехается маг.

Неужто на нож намекает? Но Арея, слабачка, не готова прирезать его даже во сне! Как? Если сердце заходится, безумное, и не только оно, а сколько ещё вопросов!

— Какого чёрта ты убил Колина на глазах у всех? — спрашивает она.

Мерзавец слегка дёргает бровью, и вот она уже вместо кресла сидит на полу у его ног. И встать не может.

А Виир втягивает воздух и глаза его становятся совсем страшными. И теперь холодными.

— От тебя несёт Светом, Арея. Теперь ты — подстилка Света? Ильташ не брезгует объедками Тьмы? Как и этот твой… жених?

Она молча смотрит на него. И что бы там ни прочитал в её взгляде Виир, но он рывком поднимает её вверх, теперь она смотрит на него сверху вниз, а кинжал упирается магу в шею.

— Давай, — говорит маг. — Закончи то, что не доделала год назад. Ты же за этим его принесла?

Арея зачарованно смотрит на место соприкосновения лезвия с кожей. Хочет отвести руку, но маг не даёт — жёсткие пальцы лежат поверх её пальцев на рукояти. Она отворачивается.

— Слабая, — говорит маг, вырывая кинжал и отбрасывая его. — Трусливая…

— Оскорбления тебя возбуждают? — огрызается Арея. — Меня — нет.

Наверное, неправильное слово, потому что маг поднимается, подхватывает её и усаживает на стол. На самый край. И сам стоит слишком близко, так что они соприкасаются слишком многим и слишком тесно…

— Ты заслужила каждое слово, — говорит он. И Арее кажется, что он сам себе отчаянно не хочет верить. Кажется, только лишь кажется.

— Нет, — говорит она. И оттого, что ей померещилось, что ему больно, добавляет: — Не каждое.

Виир молчит. Арея рассматривает его полурастёгнутую рубашку и подбородок, и поднимает глаза только когда он произносит, почти мирно:

— Какое нет?

— Догадайся сам! — огрызается она. И переходит в нападение: — И каким же надо быть идиотом, чтобы убить короля — короля! — на глазах у всех!

— Каким? — спрашивает маг. Тихо и почти мирно.

— Редкостным, — отзывается королева, кусая губы.

И вдруг — сама от себя никак не ожидала — плачет.

Виир подбирает слезинку пальцем.

— Ты предала меня, Арея.

— Ты сам меня подставил, Виир. Как я могла не подписать приговор?

— Плевать на приговор. Ты дала им свою кровь, Арея!

— Дала, — соглашается она. — Что они с тобой сделали?

— Они? Вы, Арея.

— Мы, — соглашается королева. — Тебе можно как-то… помочь?

Но Виир отстраняется. Отступает на шаг.

— Целый год тебе было всё равно, королева. Слишком поздно изображать заботу. Даже редкостный идиот и тот не поверит.

И сон уходит. А Арея, к своему стыду и ужасу, рыдает до самого утра.

Утром всё-таки берёт себя в руки… и ложится спать. Как бы там ни было, ей нужна ясная голова, да и показываться кому-либо на глаза заплаканной никак нельзя. А сон… Сон — лучшее лекарство. По крайней мере, так было всегда до недавнего времени. А если и будет во сне Виир… Плохо, если будет, потому что она уже начинает на это надеяться. Кажется, сны становятся наркотиком, от которого она не может отказаться. И не хочет отказываться. Увидеть его ещё раз… как от такого окажешься?

Но на этот раз ей снится самый обычный сон. Светлый, наполненный ожиданием чуда и любовью ко всему миру. Что-то из беззаботного детства — бескрайние луга, скачки без седла на белом в яблоках жеребце, прыжки в озеро с огромного камня, и удивительно вкусная запечёная в углях картошка… И только проснувшись, она понимает, что детство было чужое. Не было у неё ничего из этого. И такого ощущения любви ко всему миру никогда не было и нет. А жаль.

Следующая ночь застала Арею уже в пути. С небольшим отрядом лучших служителей Света, с Ильташем, с тремя телохранителями и даже придворным магом. По легенде королева совершала традиционный выезд, а то, что путь лежал к самым границам зоны Тьмы, никому знать не надо. Мало ли какими дорогами можно добираться до городов и деревень…

Ильташ хотел показать ей маршрут перед отправлением, но Арея отказалась. Если Виир может управлять её телом во сне, как знать, не может ли он читать мысли… или заставить её саму обо всём рассказать. Лучше не рисковать. Тем более раз Ильташ говорит, что Тьма Вииру сейчас не подчиняется, а значит, маг может и не узнать, что их маленький отряд вступил в зону Тьмы… По этой же причине Арея настояла на том, чтобы ехать по ночам, а спать, когда уже рассвело. Никакие предосторожности лишними не будут, хотя ей и казалось, что всё это бесполезно, что они попали в колею событий, настолько глубокую, что не увидеть даже края, и события уже нанизаны одно за другим в смертельное ожерелье…

То ли срабатывала выбранная тактика — спать днём, то ли Виир наигрался, но он не снится ей. Вместо этого всё те же светлые сны. В них хорошо, но королева скучает по мрачному, злому магу. Несмотря на то, что едет вроде бы его убить. По крайней мере, так думает Свет, в лице своих служителей, а Арея не спорит, хотя и не представляет, чтобы могла бы и в самом деле это сделать. Совершенно точно должен быть другой выход. Просто договариваться с любым легче, когда ты держишь его жизнь на кончике ножа, а не он твою…

"Целый год тебе было всё равно, королева". Слова жгут. "Ты дала им свою кровь". Сколько всего осталось недосказанным… И ведь не выглядит Виир безумцем. Не безумнее, чем раньше, а бессмысленными убийствами он вроде бы никогда не развлекался…

Почти нестерпимым соблазном маячила, тянула мысль — поговорить, ещё поговорить. Достучаться, донести… Арея мысль игнорировала. Она и так показала ему слишком много слабости в своих снах. Одни и те же слова звучат по-разному в разных ситуациях. Сейчас она в позиции слабого, и все её слова будут звучать неискренними оправданиями. Надо поменять позицию, а потом уже пытаться говорить…

Для того, чтобы обмануть Тьму все пьют какой-то отвар. И Арея пьёт тоже. Служители Света говорят, что чем больше в человеке Света, тем гаже ему на вкус отвар, тем сложнее удержать его в себе… Королеве на вкус он как вода. Чистая, родниковая. Терпимо, — говорит она. А вот Ильташу тяжело. Каждый глоток — мука. Неужто в ней самой совсем нет Света? А и пускай…

Принц Вейлери приходил перед её отъездом. Не будь Арея так занята своими мыслями и делами, интересуйся она женихом хоть немного больше, возможно, заметила бы, что он сам не свой. Бледный, не выспавшийся, и то ловит её взгляд, то наоборот избегает, будто мучает его что-то, но такое, что и признать стыдно, и слов не подобрать… Она не заметила ничего. И тем удивительнее было, когда у самой границы зоны Тьмы в круг у костра шагнул он. Её жених. Принц Вейлери, изнеженный, избалованный, тот, кого не должно было быть здесь ни при каких обстоятельствах… И глядел принц так, что Арея похолодела: один в один как Колин в свои последние дни…

— Аршшшэрат! — сказал тот, кто занял тело её жениха. И пришла темнота.

***

Она открыла глаза в зоне Тьмы. По крайней мере, нигде в другом месте она не видела таких причудливых, злых растений, такого странного сиреневого неба… Стоп. Она разве бывала уже в зоне Тьмы?..

— Марийка! Ты очнулась! Как ты?!

Накатило на мгновение ощущение острой неправильности, чужеродности, даже фальши. Накатило, и тут же ушло. Наверное, виной всему тёмная зона. С чего бы ещё ей сомневаться в своём собственном имени?

— Что произошло?.. — с трудом выдавила из себя. — Где я?

Над ней склонился мужчина. Красивый. Светлые волосы, серебристые глаза, черты лица правильные и даже изящные… Её… жених? Жених. Память услужливо подсовывает картинки безоблачного счастья, всё как в женских романах и мечтах наивных дев — знатный, красивый, богатый, с первого взгляда пал жертвой её красоты. Сотни, тысячи красивых слов, пышные букеты и даже серенада… и предложение — среди целой комнаты цветов, и перстень с огромным камнем, и все вот эти вот "ты — жизнь моя", и даже близость при тысяче ароматических свечей… Картинка, в которой что-то снова не гладко, фальшиво, но воспоминание уходит раньше, чем она успевает понять, в чём дело.