Доктор Смерть - Келлерман Джонатан. Страница 17

Вторая ссылка была на «Американский медицинский вестник». Шестнадцать лет назад Мейт направил письмо в шведский журнал, посвященный проблемам патологии. К этому времени он уже получил медицинский сертификат и работал в клинике «Оксфорд-хилл» в Окленде, штат Калифорния. После фамилии никаких указаний на научную степень. Никаких упоминаний о том, что Мейт работал в клинике простым практикантом.

Второе письмо ни с кем не полемизировало. Озаглавленное «Точное определение момента смерти: общественное благо», оно имело в качестве эпиграфа слова сэра Томаса Брауна: «Мы боремся против собственного исцеления, ибо смерть является исцелением всех болезней».

Далее Мейт причитал по поводу мрачного суеверия, связанного с прекращением жизнедеятельности клеток, и, как следствие, о моральной трусости врачей, сталкивающихся с паратанатологическими явлениями. Мы, врачеватели тела и вымысла, известного как «душа», должны делать все, что в наших силах, чтобы снять покров таинственности с процесса окончания жизни, использовать все имеющиеся в нашем распоряжении возможности, чтобы избежать бессмысленной борьбы за продление «жизни», плода порожденных религией мифов.

«Учитывая вышесказанное, было бы очень полезно точно определять момент смерти, что позволило бы выбить почву из-под ног создателей мифов и сохранило бы средства, расходуемые на так называемые „героические меры“, которые не приводят к созданию ничего иного, кроме как дышащих трупов.»

Для этого я постарался установить, какие именно внешние физические проявления отмечают момент отключения основных жизненных систем. Центральная нервная система нередко продолжает выдавать синаптические вспышки долгое время после того, как остановилось сердце, и наоборот. Любой студент старшего курса биологического факультета может поддерживать работу сердца обезглавленной лягушки с помощью специальных стимулирующих препаратов. Дальше, смерть мозга является событием, растянутым во времени, что ведет к различным неопределенностям.

Поэтому я искал другие проявления, в первую очередь изменения мышечных тканей и глаз, соответствующие нашим представлениям о процессе смерти. Я сидел у изголовья многих умирающих, глядя им в глаза, следя за самыми незначительными сокращениями мышц лица. Хотя исследования пока что находятся в начальной стадии, я уже получил первые обнадеживающие результаты. Мне удалось зафиксировать двойное кардиологическое и неврологическое «отключение», состоящее в одновременном вздрагивании глаз и расслаблении губ. У некоторых умирающих вырывался довольно громкий звук, образующийся, по-видимому, в гортани, — вероятно, это и есть «предсмертный хрип», часто описываемый в популярной литературе. Однако этот звук вырывается далеко не всегда, поэтому лучше не учитывать его, сосредоточив все внимание на вышеупомянутом окулярно-мышечном явлении, которое я назвал «синдромом отключения». Предлагаю более подробно изучить этот феномен ввиду его потенциального использования для простого и точного индикатора момента прекращения жизни".

В те времена врачи-практиканты работали по сто часов в неделю. Но у этого практиканта нашлось время, чтобы удовлетворить свое личное любопытство, выходящее за рамки учебной программы.

Он сидел и смотрел в глаза умирающих, пытаясь уловить то самое мгновение.

Моя догадка относительно побуждений, двигавших Мейтом, получила первое подтверждение. С самого начала он был одержим изучением смерти в ее мельчайших подробностях; жизнь его нисколько не интересовала.

Редактор шведского журнала никак не ответил на это письмо. Интересно, а как отнеслись к внеурочной деятельности Мейта в клинике «Оксфорд-хилл»?

Выйдя из читального зала, я отыскал телефон-автомат, связался со справочной Окленда и попросил сообщить мне один номер. Увы, в списке такой абонент не значился.

Вернувшись к компьютеру, я нашел ссылку на реестр Объединенной комиссии лицензирования учреждений здравоохранения. Отыскав на полках переплетенные дела, я выбрал клинику «Оксфорд-хилл» и стал просматривать ее архив, начиная с того года, когда туда был принят практикантом Мейт. Все документы в порядке, клиника работала на протяжении пяти лет, потом закрылась.

Все по закону. Нечего и думать о том, чтобы после стольких лет отыскать кого-нибудь, кто помнил практиканта средних лет со зловещим хобби.

Впрочем, какой смысл копаться в прошлом Мейта? Именно он стал жертвой, и мне нужно понять психологию мясника, а не той груды нарубленного мяса, которую он оставил в кузове взятого напрокат фургона.

Выйдя из библиотеки, я отправился в Западное управление полиции.

Когда я подъехал туда, Майло стоял у входа с двумя парнями лет двадцати с небольшим. Оба были в серых спортивных куртках и широких черных брюках и прижимали к бедрам блокноты. Оба были одного роста с Майло, но каждый на сорок фунтов легче. Оба были чем-то недовольны.

У того, что стоял слева от Майло, было одутловатое приплюснутое лицо и соломенные волосы. Второй был темноволосый, с залысиной, в очках.

Майло им что-то сказал, и они вернулись в здание.

— Это твои маленькие эльфы? — спросил я, когда он подошел ко мне.

— Корн и Деметри. Им не нравится работать со мной, да и у меня о них не слишком приятное впечатление. Я посадил их на телефон обзванивать родственников. Оба скулят, жалуются на нудную работу. Ох уж эта молодежь! Готов к встрече с Зогби? Поедем на моем «Феррари», чтобы полицию не считали бедной.

Он пересек улицу, направляясь на стоянку, а я последовал за ним на своем «Севиле». Дождавшись, когда Майло выехал, я быстро поставил свою машину на его место, прямо под табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ УПРАВЛЕНИЯ ПОЛИЦИИ. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ МАШИНЫ ПОДЛЕЖАТ ПРИНУДИТЕЛЬНОЙ ЭВАКУАЦИИ».

Сев в «Феррари», я протянул Майло информацию, скачанную из «Интернета». Он бросил распечатки на заднее сиденье между двумя громоздкими ящиками, занимавшими почти все место. В салоне пахло утренним завтраком. С треском ожила полицейская рация, и Майло ее выключил.

— Не опасно? — спросил я, указывая на табличку на автостоянке.

— В случае чего скажу, что это моя машина.

Покачав головой из стороны в сторону, разминая шею, он кашлянул и, надавив на педаль газа, выехал на бульвар Санта-Моника, затем свернул на 405-е Северное шоссе и помчался в Долину. Сознавая, что мне сейчас предстоит, я внутренне напрягся. Когда мы проехали мимо слоноподобных белых ящиков, в которых размещался музей Гетти, я рассказал о Джоанне Досс.

Некоторое время Майло молчал. Опустив стекло, он сплюнул, затем поднял его назад.

Прошло еще несколько минут.

— Ты выжидал подходящий момент, чтобы сообщить мне об этом?

— В общем, да. Еще несколько часов назад я не смог бы рассказать тебе ни о чем, потому что даже тот факт, что я встречался с ними, был конфиденциальной информацией. Но затем мне позвонил мистер Досс и попросил посмотреть его дочь, после чего я пришел к выводу, что мне придется откланяться в деле Мейта. Однако Досс хочет, чтобы я продолжал работать с тобой.

— В первую очередь — самое главное, так? — зашевелил челюстями Майло.

Я молчал.

— А если бы он попросил тебя не упоминать о нем?

— Я бы откланялся, не объясняя причин.

Еще полмили молчания. Майло снова принялся разминать шею.

— Досс... да, из местных. Ближе к концу списка — его супруге было сорок с небольшим.

— Путешественница номер сорок восемь, — уточнил я.

— Ты был с ней знаком?

— Нет. Ее уже не было в живых к тому времени, когда я впервые встретился со Стейси — ее дочерью.

— Доктор Досс из тех, кто не ответил на наши настойчивые звонки.

— Ему приходится много времени бывать в разъездах.

— Да-да, знаю... У меня должны быть причины для беспокойства?

— Какие?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Этот Досс ведь разрешил тебе говорить, да?

Майло не отрывал взгляда от дороги, но мне казалось, он пристально следит за каждым моим движением.