Дьявольский вальс - Келлерман Джонатан. Страница 4

– Уверен в этом.

Стефани пожала плечами.

Я спросил:

– А как Рита отнеслась к тому, что ты взялась вести ее пациентов?

– А что ей оставалось делать? Когда она была им нужна, ее не оказалось на месте. В то время у нее появились собственные проблемы. Ее муж – ведь ты знаешь, за кого она вышла замуж?

– За Отто Колера.

– Знаменитого дирижера, именно так она обычно упоминала о нем – «мой муж, знаменитый дирижер».

– Он, кажется, недавно умер?

– Несколько месяцев тому назад. Он болел некоторое время, затем ряд сердечных приступов. С тех пор Рита отсутствует чаще, чем обычно, а мы, остальные, тянем за нее. Большей частью она разъезжает по симпозиумам, представляя старые исследовательские работы. Вообще-то собирается уйти на пенсию. – Стефани смущенно улыбнулась. – Я подумываю, а не претендовать ли мне на ее должность, Алекс. Можешь представить меня во главе отделения?

– Разумеется.

– На самом деле?

– Конечно, Стеф, а почему нет?

– Я не знаю. Эта должность в некотором роде является... авторитарной по сути.

– До некоторой степени, – согласился я. – Но мне кажется, что должность может нести в себе различные стили руководства.

– Так-то оно так, – продолжала она. – Но я не уверена, что из меня получится хороший руководитель. В общем-то я не люблю указывать людям, что они должны делать... Ладно, хватит об этом. Я отвлекаюсь от дела. Были еще два случая с обмороками, после которых я вновь подняла вопрос о психологическом воздействии.

– Еще два, – сказал я, просматривая свои заметки. – В целом у меня уже набралось пять.

– Правильно.

– Сколько ребенку к этому времени?

– Почти год. И уже старожил больницы. Еще два случая пребывания в стационаре, и все анализы отрицательные. В конце концов я занялась мамашей и настоятельно рекомендовала психологическую консультацию, на что она реагировала следующим образом... Дай я лучше тебе процитирую... – Стефани открыла медицинскую карту и негромко зачитала: – «Я понимаю, что это нужно, доктор Ивз. Но я просто уверена, что Кэсси больна. Если бы вы только видели ее, когда она лежала там, синюшная». Конец цитаты.

– Она выразилась именно так – «синюшная»?

– Да. У нее есть некоторая медицинская подготовка. Училась на специалиста по вопросам дыхания.

– И оба младенца страдали остановкой дыхания. Интересно.

– Да. – Стефани напряженно улыбнулась. – В то время я еще не понимала, насколько это интересно. Я все еще была поглощена самой проблемой, пытаясь поставить диагноз, с беспокойством ожидая нового кризиса и гадая, смогу ли я чем-нибудь помочь. К моему удивлению, некоторое время ничего не случалось.

Она вновь заглянула в медицинскую карту.

– Прошел месяц, другой, третий, а они все не появляются. Я была счастлива, что ребенок здоров, но все же начала подумывать, не нашли ли они другого врача. Поэтому я позвонила к ним домой и поговорила с матерью. Все в порядке. Затем вдруг поняла, что в разгар всей этой истории ребенок не прошел обследования, обязательного по достижении одного года. Я назначила это обследование и обнаружила, что все в полном порядке, за исключением несколько замедленного развития речи.

– А именно?

– Никакого отставания или чего-либо подобного. Просто она издавала мало звуков – я практически не слышала ее, а мать сказала, что она и дома ведет себя так же. Я пыталась провести тест по Бейли, но не смогла, потому что ребенок не шел на контакт. По моим предположениям, отставание было в два-три месяца, но, знаешь, в таком возрасте не много нужно, чтобы сдвинуться с места, а учитывая все стрессы, через которые прошла бедняжка, это вообще ничего не значит. Ну какая я умница: заводя разговоры о проблемах с развитием речи, я сумела вызвать у матери беспокойство хотя бы по этому поводу. Я послала их в отделение оториноларингологии проверить речь и слух. Врачи сочли, что строение ушей и гортани абсолютно нормальные, и подтвердили мое заключение: возможна незначительная задержка в результате реакции на медицинскую травму. Я дала матери некоторые рекомендации по стимулированию развития речи. Следующие два месяца они у меня не появлялись.

– Ребенку двадцать один месяц, – записал я.

– И через четыре дня после этого он опять в отделении неотложной помощи. Но на сей раз не из-за проблем с дыханием. Теперь критическая температура – сорок и пять десятых. Жар и сухость, учащенное дыхание. Если честно, Алекс, я была почти рада обнаружить у нее лихорадку – по крайней мере, я имела дело с чем-то органическим. Но анализ лейкоцитов оказался нормальным, ничего вирусного или бактериального. Поэтому я провела токсикологический анализ. Все в порядке. Правда, лабораторные исследования не всегда безупречны – даже у нас опасность ошибок достигает десяти – двадцати процентов. Но высокая температура была на самом деле – я сама ее измеряла. Мы выкупали девочку и тайленолом сбили температуру до тридцати восьми и восьми, приняли ее в стационар с диагнозом «лихорадочное состояние неизвестного происхождения», поставили капельницу и устроили ей настоящий ад: сделали пункцию спинного мозга, чтобы исключить менингит, несмотря на то что уши были чистыми, а шейные мышцы расслабленными, ведь мы не знали, мучают ли ее головные боли – она не могла сказать об этом. Плюс к тому дважды в день делали анализ крови – девочка просто сходила с ума, и ее приходилось держать. Даже несмотря на это, она ухитрилась дважды выдернуть иглу. – Стефани вздохнула и еще дальше отодвинула грейпфрут. Ее лоб увлажнился. Промокнув его салфеткой, она проговорила: – Я впервые рассказываю об этом с самого начала.

– В отделении не проводили обсуждения?

– Нет, теперь это бывает нечасто. От Риты практически никакой пользы.

– А как реагировала на все эти процедуры мать? – поинтересовался я.

– Немного поплакала, но в целом держалась спокойно. Пыталась успокоить малышку, брала ее на руки, когда процедуры заканчивались. Я постаралась, чтобы она не участвовала в процедурах, узы между матерью и ребенком – дело святое. Видишь, твои лекции не пропали даром, Алекс. А мы чувствовали себя нацистами. Она вновь вытерла лоб. – Во всяком случае, анализы показывали, что кровь пришла в норму, но я откладывала выписку и продержала ее еще четыре дня с нормальной температурой. – Вздохнув, Стефани зарыла пальцы в волосы, перелистала медицинскую карту. – Следующий скачок температуры: ребенку пятнадцать месяцев, мать утверждает, что было сорок один и один.

– Это опасно.

– Само собой. Врач отделения неотложной помощи регистрирует сорок и три десятых, купает ее, постепенно снижает температуру до тридцати восьми и шести. А мать сообщает о новых симптомах: сильная рвота, понос. И черный стул.

– Внутреннее кровотечение?

– Похоже. Это уже взбудоражило всех. На пеленке, в которую была завернута девочка, следы поноса, но не крови. Мать сказала, что окровавленную пеленку она выбросила, но попытается разыскать. При обследовании обнаружено легкое покраснение в области прямой кишки, некоторое раздражение по внешним краям сфинктера. При пальпации никакого вздутия кишечника я не обнаружила, животик мягкий, хороший. Может быть, только слегка чувствительный на прикосновение. Но это трудно определить, потому что во время осмотра она впадает в непрерывную истерику.

– Раздражение прямой кишки, – отметил я. – Были какие-нибудь ранки, царапины?

– Нет-нет, ничего подобного. Просто небольшое раздражение, какое бывает при поносе. Непроходимость или аппендицит исключаются. Я вызвала хирурга, Джо Лейбовича, – ты знаешь, какой он добросовестный. Он обследовал девочку, сказал, что нет никакой необходимости вскрывать полость, но мы должны положить ее в стационар и понаблюдать некоторое время. Мы поставили капельницу – то еще удовольствие – и сделали полный анализ крови, на этот раз количество лейкоцитов слегка увеличилось. Но все было в пределах нормы, не столько, сколько должно быть при сорока с лишним. На следующий день температура упала до тридцати семи и семи, в последующий день – тридцати семи и трех, и казалось, что животик перестал болеть. Джо совершенно исключил возможность аппендицита и вызвал специалиста по желудочным заболеваниям. Консультировал Тони Фрэнкс, пытался диагностировать начальные признаки раздражения кишечника, болезнь Крона, нарушения функций печени. Результаты отрицательные. Еще один полный токсикологический анализ и тщательная проверка диеты кормления ребенка с первых дней жизни. Я вновь обратилась к аллергологам и иммунологам, чтобы проверить девочку на какую-либо скрытую сверхчувствительность к чему-либо.