Жил-был мальчик (СИ) - "SаDesa". Страница 3

– О да, я верю.

– Во что веришь? В то, что у него будет стоять после двадцати пяти? – Вернувшаяся Ленка верна себе как никогда. Ее парень, расслабленно улыбаясь, демонстрирует припухший красный язык и, увидев, что его место занято, без лишних возражений падает на шезлонг. Тычет большим пальцем в мою сторону, и мне хочется сказать Владу большое человеческое «спасибо». Кажется, кто-то вознамерился мстить ему через меня.

– Правда или действие? – Диман забавно шепелявит, добавляя шипящие к каждому звуку, и я покорно выбираю действие. Сделать какую-нибудь хрень проще, чем в хрени же сознаться.

– Давай действие.

Кивает, словно этого и ждал, и, покосившись на мангал, примечает торчащий оттуда шампур. Со вздохом встает, натягивает перчатку на пальцы и вытаскивает его из огня. На другом конце, нанизанная на острие, чернеет моя зефирка. Точнее, свернувшееся в непонятную плотную массу нечто.

Воняющее гарью и жженым сахаром.

– На. – Протягивает мне, и я, последовав его примеру, послушно беру горячую железку, натянув рукав пуховика на самые кончики пальцев. – Ешь.

– Что? Вот это вот? – Киваю на темную запекшуюся массу, которую теперь наверняка и наждаком не отколупаешь, и Диман согласно опускает голову.

– Это, это. Хавай давай.

Приподнимаю бровь и, покосившись на Влада, пробую колупнуть эту заплавившуюся хрень пальцем. На холодном воздухе остывает быстро, но сам шампур все равно все еще достаточно горячий, чтобы обжечь рот.

– Ну спасибо тебе, Жнецов, – проговариваю негромко, но так, чтобы наверняка все услышали, и пробую на зуб свое «действие». Оказывается и горьким, и приторно-сладким, и кислым одновременно. Странно. Но не настолько блевотно, как мне представлялось. Гарь – она и есть гарь. А тут еще и зола, и железо… Охереть можно, сколько полезных элементов, и все в одном.

– И как? – У Сани, единственного на лице, написано искреннее сочувствие, когда у меня получается отгрызть кусочек этого некогда яблочного дерьма и проглотить его.

– Хочешь разделить мой ужин?

Отрицательно мотает головой и отсаживается подальше.

– Прости, но толчок тут всего один. И будет нехорошо, если его займешь ты, а мне придется блевать в карман.

– Не так уж оно и мерзко…

Отковыриваю кусок за куском, стараюсь не жевать особо, глотаю. На четвертом Снежка не выдерживает и отбирает у меня уже еле теплую железку. И даже жаль – я только-только начал отогревать пальцы.

– Ну все, хватит. Мама мне не простит, если ты реально отравишься, нажравшись углей.

Точно же! Мама! Вскидываюсь, глядя на нее сверху вниз, и улыбаюсь так радостно, словно это вовсе не у меня нечто мерзостное между зубами застряло и заставляет ныть пятерку сверху.

– Правда или действие?

Снега замирает с занесенной над мангалом рукой, а после, передумав, медленно приседает и оставляет шампур прямо так, на снегу. Оценивающе разглядывает мою рожу, подозрительно прищуривается и тоже выбирает действие.

И мне даже хочется захлопать в ладоши, как в детстве.

Есть у меня для нее кое-что.

– Позвони парню, который тебе нравится, и позови его попить кофе, скажем, в следующую пятницу.

Только что прикуривший Жнецов, с которым мы сталкиваемся взглядами, улыбается и выпускает дым через ноздри. Подмигивает мне и покусывает уголок губы.

Еще бы ему не знать, о чем или ком идет речь.

Остальные молчат, и Снега отмирает лишь спустя десять, а то и больше, секунд. Осоловело моргает в пустоту несколько раз и решительно мотает головой.

– Нет.

– Это почему это? – В «рюмашке» у Ленки почти ничего не осталось, но хмурит свои идеальные брови она явно не поэтому. – Правила одинаковые для всех. И потом, я так чудовищно зла за то, что ты ничего не рассказала, что сейчас кого-нибудь покусаю.

– У меня нет его номера. – Отмазка весьма так себе, тем более, что предпочитающий пока не вмешиваться Влад тут же вытягивает перед собой указательный палец, прося подождать немного, и лезет за своим мобильником. – И он уверен, что я тайно страдаю из-за разрыва вот с этим вот.

«Этот вот» так увлеченно залипает в экран телефона, что даже не слышит ее. А я смотрю на него и понимаю, что да, в этом есть рациональное зерно. Я бы на ее месте страдал. Ну, если бы они встречались по-настоящему, а не вот это вот все.

Да кто угодно бы страдал.

– Так объяснись со своим бедным виолончелистом и, когда он онемеет от шока, хватай за шкирку и тащи в кровать. Он вроде не в общаге живет, а на съемной. Я узнавал.

Оу, даже вот как. Когда это он узнавал? И что там за виолончелист, о котором я ни сном ни духом? Нет, я, конечно, знал, что моя сестра явно заинтересована в обществе одного темноволосого щуплого парня, с которым частенько сталкивается в библиотеке, но то, что он играет, да еще и на виолончели… А вот Влад – молодец. Влад, должно быть, куда тщательнее следит за жизнью моей сестры. А может, она уже и не моя, а? А наша?

– И это говорит мне тот, кто несколько лет шатался с кем ни попадя и тайно вздыхал по моему такому же тупому брату. Нет уж, спасибо, забери свои советы.

Влад даже бровью не ведет и послушно кивает, соглашаясь с ее словами. Да и как тут возразить, если мы оба – реальные валенки.

– Ага, я-то заберу, а ты телефон доставай. Коленка же сказала: правила есть правила. Давай, Снега, расчехляй свои стальные яйца и звони. Только на громкой!

Закатывает глаза, но все-таки забирает жнецовский мобильник и быстро, глядя на свой, перебивает цифры. Только перед тем, как нажать кнопку вызова, колеблется.

– Мне будет так стыдно, что придется забрать документы из универа.

Влад такой серьезный сейчас, а саркастично вздернутая бровь делает его еще и каким-то гротескно опасным. Тени складываются донельзя правильно, выделяя лишь правую сторону лица. Я бы, не раздумывая, сфотографировал его, если бы мы были вдвоем. И то, как он уцепился за мою идею, заставляет чувствовать приятное тепло. Хочется кусать губы и обниматься. И греть руки у него под курткой тоже.

– Тебе будет ужасно стыдно, если ему позвоню я.

Хихикаю, представляя, как это могло бы выглядеть, и под тяжелым взглядом сестры тут же перестаю. Складываю ладони в молитвенном жесте и, хотя в потемках это и непросто, пытаюсь заглянуть ей в глаза.

– Серьезно, давай уже. От того, что ты нажмешь на кнопку, никто не умрет. Клянусь, что буду молчать и заколю остатками своей зефирки каждого, кто попробует издать хотя бы один жалкий вяк.

Невесело улыбается и, выдохнув, все-таки жмет вызов, а после переключает на громкую связь. И мне кажется, что волнительно сейчас не только ей.

Мне почему-то ужасно хочется перебраться к Владу под бок, а Ленка все еще выглядит немного обиженной. Еще бы, лучшая подруга не рассказала про парня. Хотя я бы, наверное, тоже не рассказал. Да и вообще-то оно и было без «бы». Никто не знал. И поэтому мы так бездарно продолбали столько времени.

«Алло?»

Вздрагиваю вместе со Снежкой.

Голос у этого парня оказывается достаточно неплохим. Приятным, по крайней мере.

– Привет. Это Снежана. Мы с тобой вроде как не можем поделить стол в библиотеке.

«И ты звонишь для того, чтобы договориться о посменной аренде?» – посмеивается в трубку и, кажется, вовсе не чувствует напряжения.

Потихоньку начинает нравиться мне, несмотря на то, что сказал всего лишь пару реплик. И потом, разве Снега стала бы вздыхать по какому-то придурку?

Самоуверенные, обезбашенные придурки – это по моей части, а не по ее.

Снежка неловко хмыкает, прикусывает нижнюю губу и в поисках поддержки глядит на Влада. Тот закатывает глаза, кривит рот и изображает говорящую утку – продолжай, мол.

– Нет. Вообще-то, нет. Я звоню тебе потому, что думаю, что мы могли бы встретиться в другом месте. Скажем, для разнообразия.

Пауза.

Готовлюсь уже к тому, что вызов сорвется и остаток вечера, каникул и жизни мне придется себя ненавидеть за идиотское желание, но, подумав, этот любитель классической музыки оживает. Надо бы, наверное, узнать его имя.