Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег. Страница 9

Досталось от Мадия и Мидии, и самой Ассирии, от которой он отвернулся, не смотря на половинчатое родство, и всем другим малоазийским странам. В союзе с халдеями он взял и разграбил Ниневию, на пару с Навуходоносором разрушил Харран, а заодно и надежду ассирийцев на восстановление своей державы. При Кархемише разгромил армию египтян и участвовал в знаменитом вавилонском пленении иудеев, с которым так таскается Самуил. Так что не зря женщины Востока говорили своим отпрыскам, отказывающимся кушать кашу: Вот придёт Маджак… — и грозили пальцем.

Но были среди скифских царей и люди мудрые и образованные. Царь Анахарсис, побывав как-то в просвещённой Греции, настолько поразил местную интеллигенцию своей учёностью, что те, не задумываясь, прозвали его Мудрым и тут же внесли в список семи самых прославленных мудрецов. Тогдашние философы не гнушались бесед с ним и почитали за учителя. Дошло до того, что следующие поколения образованных греков приписывали Анахарсису изобретение гончарного круга и корабельного якоря. И это те люди, которые весь окружающий мир считали варварским!

Однако дни свои Анахарсис закончил трагически. Вернувшись в родную Скифию, он попробовал расширить кругозор соплеменников, и принялся активно внедрять в повседневную жизнь некоторые приёмы греческого богослужения и их философские взгляды, но сразу же наткнулся на стену непонимания. Скифы не терпели подобных вещей, они вообще отличались крайним консерватизмом, и всё чужое на дух не переносили. Анахарсиса не поняли и не приняли. Его просто казнили.

Что ж, бывает и такое. Новые веянья не всегда способны быстро проникать в умы общественности, порой им приходиться пробивать дорогу с помощью дубины и камня. К счастью, подобных страдальцев за идею у скифов было не много. Водились и те, кто и мудростью отличался и при этом ни на что не жаловался. Взять, к примеру, ещё одного царя — Атея. Этому повезло куда больше, хотя умер он тоже не в своей постели. Многие его остроумные высказывания стали у греков чем-то вроде афоризмов и пользовались большой популярностью. Отметился он и на ратном поприще. Скифские войска под его командованием подчинили себе греческие города Причерноморья и часть задунайской Фракии. Там же во Фракии скифы столкнулись с набирающей силу Македонией. Филипп, папа известного Александра, отправил к девяностолетнему Атею послов: дескать, так, мол, и так, хочу с тобой воевать. Царь Атей в это время чистил своего боевого коня и спросил послов, делает ли их царь то же, что и он? Послы сказали, что нет, и тогда Атей совершенно искренне удивился: Как же тогда может он идти на меня войной?

Но правда есть правда, от неё никуда не скроешься. Скифское войско потерпело от Филиппа жестокое поражение, а сам Атей погиб в битве. Однако вглубь Скифии македонянин не пошёл, остерёгся. Благоразумный был правитель. Его сын, Александр Филиппович, к советам отца не прислушался и отправил против скифов экспедиционный корпус под командованием своего полководца Зопириона. Что этот Зопирион делал в Скифии, докуда дошёл — неизвестно, ибо никто из его армии назад в Македонию не вернулся. После этого Александр тоже понял, что со скифами лучше жить дружно.

Вот что я знаю о скифах. Но это ни на шаг не придвинуло меня к пониманию того, где я нахожусь и какой нынче год.

Ладно, будем разбираться, а пока моё внимание привлёк обширный лагерь, к которому приблизился наш отряд, вернее, не лагерь, а столпотворение повозок, лошадей, верблюдов и людей. Всё это скрипело, ржало, вопило. По краю двигались колонны гоплитов, разъезжали верховые.

Мимо промчалась колесница, окатила нас пылью. Я закашлялся, прикрыл глаза ладонью, а когда пыль развеялась, увидел идущего в нашу сторону человека. Крепкий, широколицый, с вьющейся бородой. Плащ с пурпурной каймой выдавал в нём военачальника.

— Будь ты проклят, Андроник! — выругался он. — Где тебя носило столько дней? Принимай обратно свой лох. Да поторопись! Клеарх тобою недоволен.

Ага, значит, я всё-таки не простой наёмник, а целый лохаг, и в подчинении у меня что-то около роты. Нормально. Осталось узнать, где этот лох искать и как им командовать. Я хоть и прапорщик в прошлой жизни, но пожарная охрана и греческая фаланга вещи плохо сочетаемые. Надеюсь, у меня есть заместитель, который всё подскажет и покажет.

— А где… — начал было я, но меня перебил Менон.

— Что случилось, Ксенофонт?

Мужчина в плаще посмотрел на него зло и указал в сторону равнины:

— Царь наступает.

Глава 4

Ксенофонт? Древнегреческий историк из Афин, политик, военачальник и писатель, подаривший миру «Анабасис»?

И всё встало на свои места.

Я ошибся, Самуил был не так уж не прав, утверждая, что мы идём в Вавилон. Мы действительно шли в том направлении. Получается, горы, где я очнулся — восточные отроги Антиливана, река — Евфрат, наступающий царь не иначе Артаксеркс второй, а городок, который я видел с холма — Кунакс. Вот мы и определились со временем и местом.

Это начало битвы при Кунаксе. Царь ахеменидов Артаксеркс схлестнулся со своим младшим братом Киром в борьбе за трон. Я читал об этом. Я даже помню точную дату: третье сентября четыреста первого года до нашей эры. Кир собрал армию в двадцать тысяч человек, большинство из которых составляли греческие наёмники, и двинулся к Вавилону, где в висячих садах Семирамиды царь забавлялся со своими наложницами. Что ж, забавы закончились, впереди всех нас ждёт битва.

— Господин Андроник, как я рад, что вы вернулись.

Передо мной, молитвенно сложив руки у груди, стоял лысый старичок. Он преданно заглядывал мне в глаза и улыбался, демонстрируя единственный во рту зуб.

— Ты ещё кто?

Старичок замотал головой, как китайский болванчик.

— Вы шутите, мой господин? Вы забыли своего старого раба Сократа?

Мой раб? Я рабовладелец? Однако…

— Ну что ты, конечно, не забыл, — мгновенно исправился я, и хлопнул его по плечу. — Это так, проверка бдительности. Веди меня к моим людям, Сократ.

— Господин, вы же не пойдёте к ним вот так, в одном хитоне? Это неприлично. Вы должны…

Концовку фразы я не услышал. Загудели трубы, забивая медным звоном все прочие звуки, и колонны гоплитов начали разворачиваться в фалангу. Делали они это не замедляя шага, и так же не замедляясь продолжали идти вперёд. За какие-то минуты строй преобразился и стал походить на железный каток, который двигался навстречу горизонту, подминая под себя ячменные поля и заросли тамариска.

Сократ ухватил меня за рукав и потащил к повозкам, продолжая говорить на ходу. За воем труб я по-прежнему его не слышал, и лишь когда гул затих, разобрал:

— …потому что все решили, что вы погибли. Но оружие и доспехи я сохранил.

Он остановился возле двуколки, запряжённой быком. В кузове лежали вещи: несколько свёртков, корзина, сзади выглядывал подток копья. Но внимание моё привлекло не это. Рядом с быком, придерживая его за узду, стояла девушка.

— Господин…

Она поклонилась и замерла. А я облизнулся. Черноволосая, черноглазая, по левой щеке тянулась вниз и пропадала под воротом хитона татуировка в виде виноградной лозы. Тоже моя рабыня?

— Николет, что смотришь? — накинулся на неё Сократ. — Доставай поножи, они с той стороны под холстом.

Николет? Хе-х… А она ничего так. И имя звучит совсем по-французски. Обожаю француженок. Сжать бы её, почувствовать под ладонью упругое тело, и вот прям под этой телегой…

— Господин Андроник, — вывел меня из эротического ступора голос Сократа, — поднимите руки, я помогу вам облачиться.

Пока я предавался похотливым мыслям, он вытащил из кузова длинный кусок плотной материи, похожий на льняной панцирь. Прежде я видел подобное только на картинках. Повинуясь карандашу художника, панцирь плотно облегал туловище греческого воина, и на бумаге выглядел достаточно прочным. Однако воочию он казался не таким уж и надёжным, всего лишь склеенное в несколько слоёв льняное полотно, хотя на ощупь и твёрдое. Нечто среднее между тегиляем [8] и кольчугой. Сократ приложил к моей груди переднюю часть, попросил придержать, и просто обернул вокруг торса остальное. Потом закрепил сбоку на три петли и накинул сверху жёсткие наплечники. Вот и всё. Я повёл плечами, наклонился влево, вправо. Движениям ни что не мешало.