Просчет невидимки - Тамоников Александр. Страница 8

Сосновский уронил человека так, что тот упал лицом вниз. Михаил навалился на него всем телом и прижал его к снегу коленом. Рисковать и пытаться пробить одним ударом ватную подстежку зимнего пальто Михаил и не собирался. Он просто рывком со спины отогнул воротник пальто и с силой всадил лезвие финки противнику в шею у самого основания черепа. Оглянувшись по сторонам и удерживая все еще подергивающееся тело, Сосновский выдернул свое оружие из шеи незнакомца, старательно вытер с лезвия воротником убитого кровь и снова сунул в рукав куртки. Вокруг растекалась и впитывалась в снег кровь. Сплюнув, Михаил торопливо двинулся в сторону соседней улицы. Кажется, обошлось.

– Давай чайку, – предложил Шелестов, когда они разделись и уселись за стол под большим зеленым абажуром.

Дом был старый, трехэтажный, и в эту часть коридора можно было попасть по второй лестнице, что давало возможность лишний раз не попадаться на глаза соседям. Да и лампочка здесь почему-то всегда не горела. Лейтенант согласился попить чаю. Зябко потирая руки, он осматривал стены квартиры, на которых в большом количестве кнопками были прикреплены фотографии из жизни какой-то семьи. Чайник быстро зашумел на электрической плитке. Шелестов заварил чай и налил его в стаканы с подстаканниками.

– Ну что, Павел, давай говорить о делах. Время позднее, а дел еще у нас много. Шпион у вас в Горьком сидит, опытный, умный. Щупальца запустил к вам на завод.

– Да я в курсе, – виновато опустил голову Филонов. – Материалы из нашего конструкторского бюро к фашистам попали. Только вот я спросить хотел. А точно из нашего КБ? Ведь материалы из КБ на заводы уходят, на которых самолеты Лавочкина собирают. Может, оттуда?

– Не может, Павел, – строго сказал Шелестов. – И ты бы не привыкал мыслить таким образом. Это не твое дело, что там уходит с других заводов и уходит ли. Главное, чтобы ты за свой фронт отвечал и со стопроцентной уверенностью мог сказать, что у вас, в Горьком, утечки нет и быть не может, потому что работа по соблюдению секретности поставлена как надо. Можешь такое заявить?

– Не могу, – промямлил Филонов.

Он хотел еще что-то добавить, но покраснел и снова опустил голову. Но Шелестов заметил, хорошо понял, что покраснел лейтенант не от стыда, а от злости, которая полыхнула в нем сейчас, как факел. Так полыхнула, что горло сжало, слова не вымолвишь. Шелестов специально сгустил краски, чтобы этот молодой чекист не начал говорить, что к нему претензий быть не должно, не он тут главный, не ему решать, инициативу его душат, предложения его не принимаются. Не стал он этого говорить. Похвально! Не надо парня мучить, а то обида – плохой помощник делу, опыта у него мало, может и перегореть желание служить в органах, а парень, как говорил Карев, надежды подает.

– Промолчал? Молодец! – усмехнулся Шелестов и снова отхлебнул из стакана. – Ты прав, конечно. К тебе какие претензии. Но я ведь приехал не претензии предъявлять и слухи собирать, склоками заниматься. Я со своей группой приехал для того, чтобы помочь вам здесь на месте прекратить утечку секретных данных о разработках и поймать немецкого шпиона. Так что обиды и всякие ненужные эмоции в сторону, дружок. В голове только мысли о деле, и ничего больше. Договорились?

– Так точно! – вздохнул Филонов и посмотрел более уверенно.

– Давай рассказывай, какие версии у вас в работе с капитаном Морозом.

– Собственно версий у нас не так много. А уж если вы спросите пофамильный список подозреваемых, то там окажется всего один человек, и то только потому, что Иван Карпыч так считает. Вот кажется ему, что инженер Викулов, который погиб во время испытания авиационного двигателя, виновен в этом взрыве, что он вредитель и пособник немецкого шпиона.

– И где же сам шпион, по мнению капитана Мороза?

– Не на заводе. И он говорит, что нужно изучать связи Викулова, хотя связей у него никаких в Горьком нет, потому что он с дочерью приехал сюда с Урала всего полгода назад. Я проверял перекрестно его досье на Урале. Нет, не может Викулов быть ни вредителем, ни пособником врага.

– И даже не потому, что ты влюблен в его дочь? – напомнил Шелестов.

– Алина, между прочим, серьезнее других относится к соблюдению секретности и порядку в документообороте, – тихо заметил Филонов, а потом уже громче и с вызовом заявил: – Да, я люблю ее, и она меня любит. Но это никак…

– Ты не кипятись, Павел, – остановил Шелестов оперативника. – Люби кого хочешь, если твое сердце так хочет. Ты, главное, о деле думай постоянно, о работе своей. Ты чекист, а это долг превыше всех остальных. Не должно тебя ничто останавливать, если придется схватить врага или пособника врага за руку. Главное, чтобы у тебя любовь к Родине была сильнее, была на первом месте и ничто бы ей не мешало.

– Вы мне не верите?

– Не верил бы, сейчас не разговаривал бы, а просто отстранил бы от работы, – спокойно заметил Шелестов. – И майор Карев тебе верит. Он рекомендовал с тобой говорить открыто. С капитаном Морозом открытого разговора не будет. Как оперативный работник, он нам сейчас помочь не может. Квалификация у него довольно низкая и низкая обучаемость. Тужится он, старается, но толку от этого мало. Еще и тебя с твоими идеями тормозит. Ну и хватит об этом. Мороза пока трогать не будем, иначе враг заметит перестановки и о многом догадается. А нам сейчас надо, чтобы враг успокоился, не сомневался и не опасался. Итак, давай еще раз, какие факты могут говорить о том, что инженер Викулов вредитель или предатель? Думай!

– Хорошо, – согласился Филонов и задумался. – Если Викулов был заинтересован в том, чтобы сорвать работы по двигателю с новыми усовершенствованиями и деталями, то он мог что-то нарушить в работе двигателя только в последний момент перед самым его запуском на испытательном стенде. Раньше постороннее вмешательство могли заметить конструкторы и инженеры-сборщики.

– Хорошо, дальше!

– Почему произошел взрыв так рано, что он не успел уйти за защитные экраны? – Лейтенант снова задумался на какое-то время. – Тоже можно объяснить. Не успел учесть возможных последствий с необходимой точностью. Он же инженер-энергетик, а не двигателист, не механик по двигателям внутреннего сгорания.

– Логично. Но ты забыл про ответ на самый главный, первый вопрос. Зачем ему это было нужно, даже если он враг? Что дает эта диверсия?

– Я слышал, как отзывались об этой трагедии конструкторы. Ведь повторить конструкцию они могут без труда, но теперь им не повторять нужно, не собирать новый двигатель с данными изменениями и дополнениями. Им теперь надо разобраться в причинах аварии. Если произошел взрыв и не ясны его причины, то такой двигатель пускать в производство нельзя. Это же очевидно. Значит, будут разбираться, изучать остатки двигателя после взрыва. А все это затормозит планы по вводу новых систем, затормозит выполнение задания Государственного комитета обороны. Уничтожение опытного образца всегда приводит к незапланированным потерям времени и сил. Что авария с двигателем на стенде, что с опытным образцом самолета во время первых вылетов.

– Убедил, давай дальше, – кивнул Шелестов. – Про подозрения насчет Алины Викуловой я тебя не спрашиваю. Тут личные отношения. По всем нашим правилам, ты не имеешь права ее обсуждать и оценивать. Теперь скажи, кто еще мог приложить руку к аварии и кто может копировать чертежи и передавать их немецкому шпиону?

– Копировать с помощью техники из лаборатории копирования, где Алина работает, не может никто, кроме лаборантов.

– Это я знаю. От этих запахов не избавиться. И эти запахи вызовут здоровое любопытство у каждого начальника, если подчиненный не должен был заниматься копированием. Но дело в том, что чертежи узлов и новых инженерных решений скопированы другим способом. С помощью фотоаппарата специального устройства именно для микросъемки. У нас с тобой, Павел, должен сформироваться иной круг людей, которые имеют возможность копировать чертежи. Давай думать…