Звезды сделаны из нас - Ру Тори. Страница 26

Я думаю о Нелли всю поездку. Так проще коротать тягостное время. У нас на даче, на соседней улице, есть маленькая девочка Неля. Весёлая и баловная. Отчего-то представляю, что Нелли в детстве была такой же, и становится вдруг интересно узнать её получше. Какая она настоящая? Как живёт? Чем увлекается?

Что-то есть в ней непривычное и особенное. Живое что ли?

Впрочем, кого я обманываю? Я, наверное, уже раз сто пересмотрел тот видос, где она падает, разглядывая так, как не стоило бы. Я же Святоша и должен оставаться им. Мама тут ни при чём. Я так решил сам, ещё в девятом, когда думал, что влюбился в Кузину, а она, узнав об этом, начала прилюдно провоцировать: заигрывать и кокетничать, чтобы посмеяться и выставить меня перед всеми придурком. Только я, может, и чудак, но не идиот. Поэтому объявил ей прямо в столовой, так чтобы все слышали, что, мол, извини, Женя, хоть мне твоё внимание и лестно, однако по религиозным соображениям я — монах и намерен соблюдать монашеский образ жизни до конца своих дней. Все, понятное дело, смеялись. И над ней, и надо мной тоже. Но над ней больше, а если бы я купился на её подкаты, досталось бы одному мне. В принципе, то был довольно весёлый ход, и некоторое время я даже получал с него бонусы в виде повышенного женского внимания, потому что всем школьным красавицам приспичило опробовать на мне свои чары. Правда, длилось это недолго. К нелепому челленджу подключилась тогдашняя подружка Макарова, и меня заловили, побили, а Макаров ещё сильнее озлобился.

Но с тех пор я стал Святошей и, как назвал это словарь синонимов русского языка, «упорствующим индивидом». Что, впрочем, не распространялось на дачу, где этим летом у меня даже случилось нечто похожее на влюблённость, по крайней мере я так думал, пока не выяснилось, что эта девушка просто коллекционирует парней и я был у неё четырнадцатым. По идее, узнав об этом, я должен был начать убиваться и страдать, но почувствовал лишь облегчение, из чего сделал вывод, что мне это было не нужно.

Возвратившись от Мишки, первым делом открываю ноут и, хотя Неля ещё не прочла мои ночные извинения, пишу ей длинное сообщение, в котором рассказываю про брата.

Отчего-то мне кажется, что это удачный момент. Написать всё, пока я ещё чувствую больничный запах, вижу Мишкину безразличную улыбку, слышу мамины убийственные вздохи. Именно написать, а не наговорить. Взвесить каждое слово и не ляпнуть лишнего, чтобы она не подумала, будто жалуюсь. Раньше я никогда и ни с кем не разговаривал ни о брате, ни о маме. Я и допустить не мог, что чужие люди станут делать из этого собственные выводы или обсуждать нас с другими. Сейчас они думают, что я послушный и примерный сын: хожу по магазинам, ношу сумки, хорошо учусь и всегда здороваюсь со старшими, у меня нет сомнительных друзей, я не курю и по вечерам всегда дома. В этом, безусловно, была мамина заслуга. И я всячески старался делать так, чтобы они продолжали так думать. Ведь это заставляло их забывать о том, что второй мамин сын наркоман и относиться к ней с уважением.

Но иногда по субботам, после таких поездок, мне хотелось просто убиться. Я очень боялся, что так будет всегда, до конца моей жизни, и что в ней никогда ничего интересного и яркого не произойдёт.

Именно об этом, ярком и интересном, я и хотел написать Нелли, но выразить скопившиеся за столько лет мысли не так уж и легко, и на деле получается короткий рассказ про наши субботы, поездки, маму и Мишку. Довольно сухо и лаконично, потому что лишние эмоции я тщательно поудалял, а когда отправил, засомневался нужно ли ей вообще это. Может, она поймёт всё неправильно и снова сочтёт меня душным.

Но пока раздумываю удалить сообщение или нет, Неля появляется в сети и открывает моё послание.

Немного нервничаю, потому иду за чаем. Долго вожусь, нарочно оттягивая время, но вернувшись, никакого ответа не нахожу. Однако она по-прежнему в сети и записывает голосовое.

Теперь мне уже любопытно.

Наконец, приходит пятиминутная голосовая запись. С замиранием сердца запускаю её, сначала вслушиваюсь в голос: настроение, тембр, интонацию, и только потом начинаю различать смысл слов.

— Я тебе рассказывала, что занимаюсь куклами? Реставрирую их — нахожу по объявлениям редких, очень старых, в ужасном состоянии, и возвращаю в божеский вид. Исправляю лицо, тело, причёски, одежду. Ты не представляешь, как это интересно! Когда я это делаю, то чувствую себя немножко богом, ведь я отдаю им кусочек своей души. Потом оживляю и подыскиваю для них дом. Они уезжают в разные города и я думаю, что вместе с ними часть меня тоже попадает в те места. Однажды на географии учительница начала рассказывать про город Оренбург, реку Урал, разделяющую Европу и Азию, про их заводы и фабрики, про то, что местные жители называют его «степной столицей» и всякое другое интересное, я слушала, слушала, а потом взяла и прямо с места сказала: «Я там была». Хотя на самом деле не была, а всего лишь отправляла туда куклу. И так, каждый раз, с каждым новым городом. Я, конечно, хочу сама когда-нибудь побывать в этих местах, но… Знаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? Просто, чтобы ты знал, что если заниматься чем-то, что тебе очень нравится и вкладывать в это занятие душу, то мир становится совершенно другим. Потому что он состоит не только из того, что нас окружает: школы, одноклассников, родителей, однообразия и скукоты. Он ещё и наполняет нас изнутри, и если присмотреться к нему получше, то можно найти кучу всего увлекательного. И только так можно выживать, когда совсем тошно.

Поначалу я теряюсь. Немного странно слышать от Нели подобное. До этого момента она или отпускала колкости, или подшучивала, или просто преподносила ту или иную информацию, как факт. Теперь же в её словах звучит нечто совершенно для меня новое. Свежее и ободряющее. Когда я отправлял ей сообщение, то понятия не имел, что хочу услышать в ответ, но получив его, сразу же почувствовал, что это именно то, что мне нужно.

Глава 16. Нелли

За окном разошелся дождь — стучит по крышам, шумит в водосточных трубах, скребется в окно. Одолевает вселенская грусть, и я не могу объяснить ее природу.

Наверное, дело в том, что Боря болеет: вчера днем у него опять поднялась температура. Но вызванный на дом педиатр успокоил паникующую Алину: оказывается, такое бывает, когда режутся зубы.

Боря лежал в кроватке — слабый и сонный, а я держала горячую пухлую ручку в своей и ревела навзрыд: в душе словно вскрылся давно зреющий нарыв из напрасных ожиданий и горькой обиды, и освободилось место для по-настоящему важных и ценных вещей. Стало пофиг, что в автобусе Артем сел далеко впереди, с компанией придурков из нашего класса сошел на одну остановку раньше, не попрощался, не написал мне и не извинился.

А еще я так и не сумела собраться и ответить Глебу — нарочно не выходила в сеть, чтобы избежать общения и не выдать растерянности. Во-первых, хвастаться было нечем. Во-вторых... Я всегда сторонилась таких парней, как он — улыбчивых, загадочных, красивых и немного сумасшедших, и попросту не умею с ними разговаривать.

Но необходимость посмотреть домашку в электронном дневнике все же вынудила залезть в телефон, и от Глеба тут же пришло сообщение.

Он как ни в чем не бывало рассказал, что опять забыл надеть траурную рубашку, под давлением училки навестил директора и сбросил мне отчет. Так что пришедшее от него фото — всего лишь отчет. Не знаю, чего в моей реакции на эту новость было больше: разочарования или облегчения. Только Глеб умеет одновременно вызывать желание убить его и рассмеяться в голос, и я рассмеялась.

В конце концов, Глеб остался прежним и не догадывается, что нарушил мое равновесие.

Я втянулась в диалог, и два часа пролетели как один миг: мы болтали про любимые сериалы, делились наблюдениями о жизни, и бесславные посиделки в ТРЦ неожиданно стали выглядеть как успешное мероприятие. Воистину, не каждый день гуляешь с самым крутым парнем школы и делишь столик с ее величеством Миланой Орловой.