Случайная связь - Доронина Слава. Страница 8

– Стой тут, – приказывает, ускоряя шаг, когда парня валят на землю и начинают избивать ногами.

Бьют с какой-то звериной жестокостью, и мне больно на это смотреть. Могут ведь забить до смерти! Павел приближается к хулиганам и прикрикивает, чтобы остановили беспредел. На мгновение издевательства над лежащим на земле мальчишкой прекращаются, и трое парней переключают внимание на Измайлова.

– Дядь, тебе чего? – скалится один из них.

– Ну-ка рассосались, я сказал.

Павел разговаривает тихим, спокойным голосом, пытается мирно договориться, пока парень, лежащий на земле, приходит в себя, поднимается на колени и ползёт в сторону выхода из парка.

В руке одного из подонков я замечаю нож и на автомате достаю телефон из сумочки, собираясь позвонить в полицию и скорую. Затем нащупываю газовый баллончик, и на ватных ногах иду в сторону потасовки, понимая, что всё может закончиться очень и очень плачевно. Какой бы комплекции ни был Измайлов, но их трое и у них оружие, а он один.

Последующие события происходят очень быстро, и я едва успеваю понять, что случилось: отморозок с ножом в руке кидается на Измайлова, но Павел уворачивается и, выбив оружие из его рук, валит с ног, вжимая лицом в асфальт. Я вскрикиваю от неожиданности, чем привлекаю к себе внимание Измайлова. Он задерживает на мне неодобрительный взгляд и сильно сжимает челюсти. Двое других тут же поворачивают головы в мою сторону, и один из них, который ближе ко мне, поднимает с земли нож, хватает меня за запястье и прижимает к себе. Приставляет острое лезвие к горлу, и паника взрывает мой мозг.

– Твоя тёлка, да, дядь? А хочешь, личико ей подпорчу? Если нет, то отпусти моего друга и отойди в сторону, – кивает он на парня, лежащего на земле.

К жуткой картинке из прошлого, когда я впервые увидела изуродованное в аварии тело девушки, кажется, сейчас прибавится ещё одна. Не хочу думать, что будет, если этот отморозок полоснёт меня острым лезвием по горлу или лицу.

8 глава

Мысли бьются в голове, словно испуганные птицы. Мне страшно. Очень. Я сжимаю в руках газовый баллончик. Измайлов не сводит с меня напряжённого взгляда, опускает его вниз, заметив движение моих рук. Отрицательно качает головой и шепчет губами: «Не двигайся». Наверное, ему со стороны виднее, что мне сейчас ничего не поможет. Ну почему я не осталась ждать в стороне? Только хуже сделала!

– Если девушке причинишь вред, перегрызу тебе сонную артерию зубами, и мне ничего не будет за эту нелепую смерть. Я столько бабла имею, что в полиции ещё руку пожмут и награду дадут за то, что я избавил мир от такой грязи, как ты, – угрожающе произносит Измайлов.

– Да пошёл ты, дядь! – Парень дрожит, может быть, ему страшно, как и мне, но я всё ещё в его руках.

– Вы напали на беззащитного. Втроём. Это хулиганство, статья двести тринадцатая Уголовного кодекса, – продолжает Измайлов, отпуская парня, лежащего на земле.

Я боюсь пошевелиться. Нервы сдают, я зажмуриваю глаза, и зря, потому что не проходит и нескольких секунд, как я оказываюсь в руках Павла, и он тут же загораживает меня своей широкой спиной.

Парень, приставивший нож к моему горлу, лежит на земле и корчится от боли. Что же я такая трусиха? А ещё врач называется! Всё самое интересное пропустила.

– Быстро собрал свою гопоту и бегом отсюда. Иначе на ремни порежу.

Измайлов подбирает нож с земли и кидает его со всего размаху в дерево позади парней. Тот вонзается острым лезвием в ствол.

Я понимаю, что они ушли, лишь когда Измайлов поворачивается ко мне и с беспокойством разглядывает лицо и шею. Меня всё ещё трясёт от пережитого ужаса. Адреналин гонит кровь по венам.

– Ты как? – спрашивает Паша, и его голос приобретает тёплые оттенки. – Ничего бы они тебе не сделали. – Он забирает у меня газовый баллончик и прячет к себе в карман. – Я же просил стоять в стороне. Или ты думала, что я с ними не справлюсь, лапуль? Прибежала на помощь со своим баллончиком? Испугалась за меня?

– Да, испугалась. И за тебя, и потом за себя. – Трогаю ладонью шею и опускаю взгляд на алое пятно на его рубашке. Это его кровь? Его всё же задели? – Ты… У тебя кровь… – лепечу я.

Никак не могу прийти в себя.

– Ты точно врач, Софья? – смеётся Измайлов, поднимает руку, чтобы обнять меня, но вдруг морщится и прикрывает глаза. – Да. Есть немного. Любимую рубашку исполосовали. Отморозки! Надо было и впрямь на ремни порезать, а не отпускать.

– Тебе нужно в больницу.

Так сразу и непонятно, глубоко его задели ножом или нет и какую часть тела.

– Никуда я не поеду. Идём, – уверенно говорит Измайлов и берёт меня за руку.

Ведёт за собой, но спустя несколько минут мы останавливаемся. Павел прикрывает глаза и снова морщится. Крови на рубашке очень много. Ему нужно обработать и перевязать рану, посмотреть, не задеты ли жизненно важные органы. Вдруг артерию повредили?

Он ловит мой беспокойный взгляд:

– Ты водишь? – спрашивает побелевшими губами.

Быстро киваю в ответ.

– Отлично. Подъедь ближе, – просит он, протягивая мне ключ.

– Паша, давай я лучше вызову скорую. К чему это геройство?

– Лапуль, тебе же прекрасно известно, что при ножевом сообщают в полицию, а мне вся эта канитель не нужна. Отлежусь у себя. Ты же медсестричка. Окажешь первую помощь. Разве не заслужил? Отлично будешь смотреться в коротком халатике у меня дома.

Если бы не его бледный вид, залепила бы звонкую пощёчину. Хотя за что? По сути, он ни в чём не виноват. Это я не выполнила его приказ, пошла за ним, и он пострадал, спасая меня. Да даже если и не из-за меня, то не остался равнодушным к чужой беде. Я такое уважаю.

– Стой тут и никуда не уходи, – велю я.

– А ты шутница, лапуль. – Измайлов держится за плечо и снова прикрывает глаза, закусив губу.

Всё же плечо? Надеюсь, что неглубоко. Сейчас подгоню машину, усажу его и попрошу показать мне рану.

Я подхожу к его огромному танку, забираюсь на водительское место и теряюсь. Требуется несколько минут, чтобы разобраться, что нажать, и ещё немного времени – выехать с парковки ресторана, никого не задев. Неужели нельзя было купить что-то попроще? К чему эти понты?

Паркуюсь у входа в парк. Измайлов стоит, опершись об изгородь и всё так же держится за плечо, прикрыв глаза. Ему нехорошо. Это видно невооружённым взглядом. По идее, сдать бы тех придурков куда следует. Жаль, что не успела позвонить в дежурную часть. И странно, что Паша не хочет обращаться в полицию. Но один раз я его не послушала, и ни к чему хорошему это не привело.

Открываю Измайлову дверь, помогаю сесть на пассажирское сиденье. Откинувшись на спинку, он судорожно выдыхает.

– Расстёгивай рубашку.

– Прямо сейчас? – произносит слабым голосом.

– Прямо сейчас. Или я сама это сделаю.

– Лапуль, давай чуть позже? – устало просит он. – Я сейчас не в состоянии сделать тебе приятно.

– Я тебе сейчас ещё больнее сделаю, если ты не покажешь мне рану.

Павел тянется пальцами к пуговицам, и спустя несколько секунд я вижу, что просто обработкой и перевязкой не обойтись. Длинная, на десять сантиметров, полоска рядом с ключицей кровит. Рана на первый взгляд глубокая. Возможно, придётся зашивать. А швы у меня получаются ужасные.

– Даже не думай, я сказал. Никакой полиции и скорой, – говорит он, когда я тянусь к телефону. – Сама разве не справишься?

– Ты отпустил их и не хочешь связываться с полицией, потому что…

– Потому что сам виноват. Не нужно было ввязываться, но не смог остаться в стороне из-за дебильного характера. Обострённое чувство справедливости.

– Паша, тебе нужно в больницу, – настаиваю я.

– Давай без суеты и истерик, лапуль. Сказал же, что мне эти лишние проволочки, допросы, больничные листы и прочие радости жизни не нужны. Со мной и похуже вещи случались. Поехали. Время лишь зря теряешь.

Я снимаю плащ и прикладываю к его плечу. Показываю, где прижать, и его лицо снова кривится. Боже, какие мы нежные! А с виду прям несокрушимый гладиатор.