Охота на Джека-потрошителя - Манискалко Керри. Страница 6

Дядя внезапно отпрянул назад и чихнул. В моей голове тут же возникли мысли о заражении болезнями, передающимися по воздуху. Целую минуту я старалась взять себя в руки. Страхи отца не станут моими страхами и не помешают мне делать то, что необходимо.

Дядя щелкнул пальцами и указал на один из четырех хирургических ножей, лежащих на металлическом подносе. Я хватала и подавала ему эти инструменты, а потом брала их у него и погружала в спирт после того, как он мне их возвращал. Когда настал момент удалять органы, я подготовила отдельные подносы и банки для образцов еще до того, как дядя их потребовал.

Я хорошо знала свое дело.

Он что-то проворчал, выражая одобрение, затем взвесил по очереди обе почки.

– Левая почка весит примерно сто тридцать семь граммов, – Томас записал эти сведения и быстро сосредоточился на дальнейших высказываниях дяди. Он молчал, когда был поглощен работой, и совершенно не замечал моего присутствия, словно я была предметом мебели, пока во мне не нуждались. – Правая несколько маловата, она весит около ста девятнадцати граммов.

Дядя отделил маленькую частицу каждого органа и положил в чашки Петри для дальнейшего изучения. То же он проделал с сердцем, печенью, кишками и мозгом. Чистый белый фартук дяди постепенно покрывался пятнами крови, но он методично мыл руки после каждого среза, чтобы не загрязнить улики.

Нет доказательств того, что такое загрязнение может произойти, но у дяди на этот счет свои собственные теории.

– Будь проклято это консервативное общество! – орал он. – Я знаю то, что я знаю.

По внешнему виду он не сильно отличался от мясника. Полагаю, даже умершие люди были для него всего лишь животными, которых разделывают во имя науки, а не ради пропитания.

Все выглядит одинаково, если снять верхние слои.

Я чуть не рассмеялась вслух своим абсурдным мыслям. Два раза в год тетушка Амелия и кузина Лиза гостили у нас. Целью их визита – отчасти – было ввести меня в общество девушек моего возраста, для чего они устраивали пышные чаепития. Тетушка Амелия надеялась, что потом я буду продолжать посещать их уже без нее, но я положила этому конец. Девушки, которые приходили на чай, не понимали моих мыслей, и именно поэтому я отклоняла их приглашения в последние несколько месяцев. Я ненавидела жалость в их глазах и не представляла себе, как объяснить им мои вечерние занятия.

Некоторые из них считали непристойным погружать нож от масла в лимонный крем. Как бы они ужаснулись, если бы увидели, как мой скальпель исчезает в окровавленной ткани!

Что-то холодное и мокрое просочилось сквозь мои подошвы. Я не заметила лужу крови, в которой стояла. Я быстро принесла мешок опилок и рассыпала их по полу; они напоминали тонкий слой желто-коричневого снега. Мне надо будет избавиться от своих туфель до того, как я вернусь домой – незачем пугать мою совсем недавно появившуюся камеристку больше, чем обычно, когда я прихожу домой после дневной работы в брызгах крови.

Дядя щелкнул пальцами, возвращая меня к насущным задачам.

После того как я продезинфицировала пилу для костей, которой дядя вскрывал череп, и положила ее обратно на полку, вскрытие было закончено. Дядя Джонатан сшил тело, как ловкий портной, только он работал с плотью вместо ткани. Я наблюдала, как V-образный разрез, который он сделал, превращается из темно-красной линии в черный шов.

Краем глаза я увидела, как Томас поспешно рисует труп в его окончательном виде. Его карандаш сновал по бумаге то быстрее, то медленнее. Мне пришлось нехотя признать, что его рисунок действительно очень хорош. Те подробности, которые он уловил, помогут нам в расследовании, когда тело увезут обратно в морг.

– Ты узнаешь покойницу, Одри Роуз?

Мое внимание резко переключилось на дядю. Он снимал свой фартук и смотрел мне прямо в глаза. Я прикусила губу, всматриваясь в изуродованное лицо женщины. Мне чудилось в нем что-то знакомое, но я все равно не узнавала ее. Я медленно покачала головой, сдаваясь.

– Она служила у вас в доме. Очень недолго.

Чувство вины вонзило в меня когти – я все еще не узнавала эту бедную женщину. Что за безобразие – не обратила внимания на человека из собственного дома. Мэри Энн заслуживала лучшего отношения и с моей стороны, и со стороны всего мира. Я почувствовала себя очень виноватой. Дядя повернулся к раковине.

– Должно быть, ты в то время болела.

Томас тут же насторожился, всматриваясь в меня в поисках признаков остатков болезни. Как будто ему не все равно. Наверное, он встревожился, что это может представлять какую-то потенциальную опасность для него самого. Лицо мое горело, и я занялась образцами.

– Что каждый из вас узнал из нашего небольшого сегодняшнего опыта? – прервал мои мысли дядя Джонатан, намыливая руки и предплечья куском карболового мыла. – Появились какие-нибудь интересные гипотезы?

Я ухватилась за возможность высказать свое мнение сейчас, когда нас не окружают студенты. Отчасти я радовалась случаю изложить свои теории в присутствии Томаса. Я хотела, чтобы он увидел, что не у него одного есть интересные мысли.

– Тот, кто виновен в этом убийстве, наверное, получил какое-то образование в области медицины, – сказала я. – Возможно даже, он изучал патологическую анатомию. Или, по крайней мере, он учился хирургии.

Дядя кивнул:

– Хорошо. Говори дальше.

Вдохновленная одобрением дяди, я обошла вокруг трупа.

– Возможно, ее схватили за лицо, потом нанесли удар, от которого она лишилась чувств, – я вспомнила о разрезах и о тех местах на теле, где имелись раны. – И еще, возможно, ее перенесли в другое место. Нашему убийце нужно было время, чтобы провести свою операцию без помех.

Когда я представила себе, как нашу бывшую служанку избили, затем оттащили в какой-то заброшенный подвал или в другое сырое, темное место, у меня по всему телу побежали мурашки, словно кладбищенские черви. Хоть я ее и не помнила, сама мысль о том, что она жила, дышала, работала в моем доме, заставляла меня чувствовать себя в каком-то смысле ответственной за нее. Я хотела помочь ей теперь, после смерти, раз уж не смогла помочь при жизни. Может быть, она до сих пор была бы жива и имела достойную работу, если бы у меня хватило смелости сопротивляться хронической потребности отца менять слуг каждые несколько недель.

Мои опущенные руки сжались в кулаки. Я отказывалась, решительно отказывалась позволить продолжать так жестоко относиться к женщине. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы раскрыть это убийство, ради мисс Николс. И ради всех других лишенных права голоса девушек и женщин, которых игнорирует общество.

Мама поступила бы так же.

Все другие мысли вытеснила из моей головы та ужасная реальность, с которой мы столкнулись.

– Наверное, он перерезал ей горло в таком месте, где большое количество крови не привлекло бы внимания. Возможно, он отнес ее на бойню и сделал это там.

Томас фыркнул, стоя рядом с трупом. Я резко обернулась, чтобы наградить его заслуженно гневным взглядом, одновременно развязывая тесемки фартука со всей злостью, какую сумела вложить в это действие, а потом швырнула фартук в бак для грязного белья. Я чувствовала, что мое лицо снова покраснело, но надеялась, что он не поймет истинной причины этого румянца.

– Что в этом смешного, мистер?..

Он сделал серьезное лицо и встал.

– Мистер Томас Кресуэлл, к вашим услугам, мисс Уодсворт, – слегка согнувшись в шутливом поклоне, он выпрямился во весь свой высокий рост и улыбнулся. – Я нахожу это смешным, потому что для нашего убийцы это слишком большая работа. Тащить ее на бойню после того, как он позаботился одним ударом лишить ее чувств… – он поцокал языком. – Это кажется совершенно лишним.

– Простите, но вы не…

Томас закрыл журнал, в котором делал зарисовки, и обошел вокруг трупа, грубо перебив меня:

– Особенно если он мог легко расчленить ее у реки, и все улики смыло бы, ему даже не пришлось бы пачкать руки. Не говоря уже о грязи, – он указал на ее испачканные ботинки, – которая засохла на ее каблуках.