Я знаю точно: не было войны (СИ) - Тарханов Влад. Страница 8
— Это уже за мной.
— А говорил, что еще есть время.
-Ребята оперативно обернулись. Письмо давай.
— И такое бывает. — Рустем дал письмо, Аркадий расписался в получении, потом они обнялись, так, как обнимаются старые друзья, хотя были знакомы всего ничего, каких-то полтора месяца.
Глава пятая. Планы на будущее
Глава пятая
Планы на будущее
18 августа 1939 г.
Они шли по узкой улочке, ведущей прямо в гору. Так выбраться к дороге, ведущей на аэродром было намного проще, чем если идти по улицам, совершая прогулку по своеобразному серпантину: дорога тут строилась почти по горным принципам. По этому подъему, прозванному «ослиной тропой» выбраться наверх было просто, и быстро. Строились тут только люди, которые ничего не боялись. Конечно, если бы погода была дождливой, то тропа эта становилась сразу же непроходимой, но… сейчас пройти было можно. Тропинка вильнула еще разочек, на этот раз вправо, и веселая компания выбралась на небольшую площадку.
Ривка любила это место, но не за его крутость или скорость восхождения, отнюдь, больше всего ей нравился вид на город, который открывался отсюда. И все их приграничное местечко оказывалось как на ладони. Там — железнодорожный мост, правда, по нему можно пройти на ту сторону реки и пешим порядком, а почти в центре города — паромная переправа, а вот видны купола — это армянская церковь, а чуть левее, ближе к реке, — православная, тут — синагога, а на территории военной части — бывшая полковая церковь, только закрытая. В самом центре города — базар. Городок тонул в зелени скверов, садов, виноградников. Отсюда был замечательный вид, их домик только угадывался краешком крыши, это было место, где она родилась, выросла, счастливо жила.
Отец был человеком небогатым, но и не очень-то бедным. Раньше он шел по коммерческой части, был приказчиком у довольно известного купчика. А вот женился по любви, не на состоянии, что в его среде было не принято, обычно заключались браки по расчету. Выбрал красавицу Лейзе, сироту, которая была в приживалках у Рувимы, жены Генриха Келлера, владельца и основателя чугунолитейного завода, который теперь был главным предприятием города. Девушка умела прекрасно шить, была послушной, честной, так что хозяйка в ней души не чаяла. А когда к ее воспитаннице, круглой сироте, посватался представительный приказчик Абрахам, Рувима выдала Лейзе приданное, причем такое, что его хватило на покупку того самого домика с сараем почти в центре города, недалеко от базара, в котором и жила вся их семья до сих пор. В сарайчике хранилось главное — топливо на холодную зиму: и дрова, и уголь, а еще большая куча очищенных от зерна кукурузных початков. Все это добро выписывал отец в совхозе. Стоило оно недорого, а польза была двоякая, что хорошо ощущалось в голодные годы: сухая кукуруза быстро горела и давала легкий жар, на ней особенно хорошо было растапливать печку и готовить, вторым, несомненным, достоинством было то, что после обмолота на початках оставались кукурузные зерна. Они тщательно собирались, перемалывались, и из них делали кукурузную кашу, которую соседи-молдаване называли мамалыгой. Лейза или Лея (как ее называл дедушка) была хорошей швеей, как говорится «от Бога», она никогда не обмеряла клиента, который приходил заказать к ней наряд. Мама Ривки просто прикладывала отрез к человеку, а потом раскраивала его точно по фигуре. Это было ее основным видом заработка. Ее знали. К ней приходили. Но кроме того, что мама Лея была прекрасной швеей, она еще была и великолепным кулинаром. Дело не в том, что она могла вкусно приготовить, когда продукты были в достаточном количестве, ее главным умением было приготовить вкусную пищу тогда, когда почти никаких продуктов в семье не было. Тогда в пищу шла и кукурузная крупа, собранная своими силами, да и какой-то кусочек свеклы, или морковь, или листья какой-то съедобной травы, но в семье прекрасно знали, что всегда будут вкусно накормлены, а еще их семью от голода спасало то, что отец работал в совхозе. Абрахам пошел туда работать из-за дочерей. Он хотел дать всем девочкам приличное образование, а какое образование будет у них, если в анкете будет значиться их почти что буржуйское происхождение. Вот поэтому Абрахам и устроился в совхоз. Зато в их анкетах появилась запись «из колхозников».
Еська Луферман, учитель музыки, был организатором бригады синеблузников. Он был невысоким полноватым, вечно смешливым человечком, самым «старым» из их компании. Ему вот-вот должен был исполнится тридцатник, а он как пацан лежал в траве и курил трубочку. Еська покупал дешевый самосад, на базаре этого товара было навалом, а посему купить его можно было всегда. Обычный учитель музыки не мог позволить себе табак получше. Не мог он позволить себе и обзавестись семьей. И на это было несколько причин, одна из которых тщательно Еськой скрывалась. Это произошло в декабре семнадцатого, когда в Могилев вошли польские отряды корпуса Довбор-Мусницкого. Поляки (вспомнив, скорее всего, традиции других войн на земле Украины) устроили в городе еврейский погром. Еська пытался бежать, да получил прикладом по голове. Жолнеж решил, что мальчонка мертв и оставил его в покое. Взять с нищего паренька было нечего. Ночь на морозе не прошла для Еськи даром. От воспаления легких ему удалось вылечиться, а вот другая беда настигла его неотвратимо и грубо. Так что ни жениться, ни детей заводить никак учителю Луферману не светило. Правда, сейчас, в честь праздника, Есик курил контрабандный табак, который в городе достать было не проблема. Стоил он дороже махорки, но аромат его был тоньше. В их здоровом коллективе Еська был единственным курильщиком.
При виде прибывшей команды Еська радостно заулыбался. — Ну что, неразлучная четверка? Как дела? Что так бурно обсуждали? Пока поднимались сюда — ваш дикий крик машины заглушал! — На прыщавом лице их худрука расползлась довольно редкая улыбка. Казалось, что Есик старается быть еще более искренним, чем обычно, а обычно он искренен на все сто процентов. И за это его любили все, кто с ним постоянно работал и сталкивался.
— Еська! Котяра базарный! Как ты сюда успел взобраться? — И не дожидаясь ответа Моська, темпераментно продолжил. — У меня такая идея! Сейчас все расскажу! — он почти не запыхавшись после крутого подъема, впился в Еську со всей своей энергией и стало ясно, что он не отпустит худрука пока не выложит все идеи, одну за другой. Но если дать Моське слово, то про день авиации можно будет забыть. Решение пришло как-то само собой.
— Моисей… (так Еська называл Моську в самых серьезных случаях, что сразу настраивало на деловой лад). У меня тоже есть важная новость: двадцать шестого выступаем перед железнодорожниками. Вчера договорился. И еще, если хотим успеть на праздник, то предложение Моси обсудим по дороге.
— Так мы уже все слышали, Есик, а выслушивать тоже еще два раза будет выше наших сил, — подала голос Ривка.
— Почему это два раза? — обиделась за Моську Сонечка Пришвина.
— Потому что на середине наш гений, несомненно, собьется, а вместо того, чтобы просто продолжить, начнет все сначала. — Ребекка умела красиво и вовремя кольнуть шуткой, как шпилькой, иногда достаточно болезненно, но ребята не обижались, знали, что ее шутки не со зла, что на Ривку всегда можно будет положиться, что она никого и никогда не подведет.
Валик в общую дискуссию не вступал. Там, где надо было говорить, молодой человек легко сбивался, стушевывался. Но его молчаливую поддержку или неодобрение чувствовали сразу: как-то само собой получалось, что позой, выражением лица, какими-то четкими скупыми жестами парень говорил намного точнее и лаконичнее, чем многие болтуны.
Рядом по дороге проехала машина с рабочими — они ехали на праздник. Радостные лица. Машина порядком потертая, а какую еще можно найти на заводе, но все довольны тем, что едут, а не идут.
У синеблузников под руками машины не было, а те пару километров, которые предстояло пройти до летного поля, как раз удобно было скоротать за беседой. Дорога, обсаженная старыми липами и пирамидальными тополями, выбравшись за холмы, шла почти что по ровной местности. Иногда их обгоняли одинокие машины, небольшие компании празднующих шли в том же, что и они, направлении, но это уже мало волновало ребят, намного интереснее было то, что предлагал их товарищ.