Последнее прощение - Келлс Сюзанна. Страница 23

— И угля не хватает, дорогая. Ужасно!

Лондон обогревался углем, который на кораблях доставляли из Ньюкасла, а Ньюкасл удерживал король, так что лондонцев ждала холодная зима.

— Разве вы не можете уехать? — спросила Кэмпион.

— Господи, Боже мой, конечно нет! Я же лондонка, дорогая. Уехать! Подумать только! — Миссис Свон впилась глазами в вышивание. — Очень красиво, неважно, что это я сама себя хвалю. Нет, дорогая. Я надеюсь, к зиме вернется король Карл, а тогда все будет в порядке.

Она передвинулась поближе к окну, к свету.

— Почитай мне что-нибудь еще, дорогая. Что-нибудь, что бы меня развеселило.

Веселого в газете почти ничего не было. Кэмпион начала читать ругательную статью, в которой перечислялись находившиеся в Лондоне члены палаты общин, которые до сих пор не подписали новую клятву Верности, что обязаны были сделать еще в июне. Не подписало-то ее всего несколько человек, и анонимный автор заявлял, что «хотя причиной уклонения называют недомогание, это скорее недомогание духа, чем тела».

— А чего-нибудь поинтереснее нет, дорогая? — спросила миссис Свон, прежде чем перекусить нитку зубами.

Кэмпион не ответила; сдвинув брови, она так пристально вглядывалась в плохо отпечатанный листок, что в миссис Свон проснулось любопытство.

— Что там такое, дорогая?

— Ничего особенного.

Такой ответ был вызовом для миссис Свон, которая умела из «ничего» извлечь достаточно материала, чтобы счастливо сплетничать три утра кряду. Она настаивала, но даже ее удивило, что Кэмпион заинтересовалась всего-навсего тем, что сэр Джордж Лэзендер был одним из членов парламента, не подписавших новую клятву. А потом ей в голову пришла догадка:

— Ты знаешь сэра Джорджа, дорогая?

— Я раз встречала его сына.

Вышивание легло на колени.

— Да неужели?

Кэмпион выдержала безжалостный допрос, признав факт единственной встречи, но, утаив подробности, и закончила намеком на то, что ей хотелось бы вновь увидеть Тоби.

— Почему бы и нет, дорогая? Обязательно. Лэзендер, Лэзендер. Состоятельные люди, да?

— Думаю, да.

Как минимум, миссис Свон учуяла клиента и в последнем предвечернем свете, пока не зажгли свечи, уговорила Кэмпион одолжить у Жака Моро бумагу, перо и чернила. Кэмпион написала незамысловатую записку, просто сообщив, что она в Лондоне, остановилась у миссис Свон «добропорядочной женщины», добавила она по настоянию миссис Свон, которая велела показать ей каждое слово букву за буквой в доме с синей дверью в Булл-Инн-Корт [1], где Тоби всегда будут рады видеть. Секунду она колебалась, не зная, как подписаться, гадая, вспомнит ли он, как назвал ее у ручья, но потом обнаружила, что просто не в состоянии вывести свое подлинное уродливое имя. Она подписалась «Кэмпион». На следующее утро обе они пошли в Вестминстер. Протолкнувшись сквозь ряды книготорговцев в Вестминстер-Холле, толпы людей у контор адвокатов, миссис Свон провела ее туда, где располагался: собственно парламент, и оставила записку для сэра Джорджа у клерка спикера. А дальше Кэмпион предстояло ждать в еще большем волнении, чем прежде, когда она беспокоилась по поводу сэра Гренвилла Кони и таинственной печати святого Матфея.

Даже всевозможные лондонские развлечения не могли отвлечь девушку от ее мыслей. Миссис Свон настаивала на том, чтобы показать город, но ведь в часы прогулки в Булл Инн Корт мог заглянуть Тоби и разминуться с ней.

На второй день после отсылки письма они отправились к Жаку Моро, где три семьи собрались вместе послушать музыку. Француз-портной играл на виоле, его жена — на флейте, и вечер был бы чудесным, если бы Кэмпион не терзала неизвестность. А вдруг Тоби появится и не застанет ее? Затем она усомнилась, да будет ли он вообще заходить. Может, он ее и не вспомнит, а если и вспомнит, то с пренебрежением отшвырнет письмо. Может быть, она вообще зря написала ему.

Слушая музыку, Кэмпион внушала себе, что Тоби не придет и что она вовсе и не хочет встречи. Да и понравится ли он ей. Все может оказаться страшной ошибкой. И она вновь пыталась убедить себя, что его реакция ей безразлична. И все же всякий раз, как на улице раздавались шаги, она нетерпеливо выглядывала из окна.

А может быть, думала она, его нет в Лондоне. Кэмпион изобретала сотни причин, способных помешать ему появиться, но по-прежнему ждала шагов: она надеялась, боялась и ждала.

Она встретилась с ним раз, один лишь раз, но той единственной встречи хватило, чтобы на Тоби сосредоточились все ее надежды, мечты, ее понимание слова «любовь». Она знала, что это глупо, но ничего не могла сделать, а теперь боялась, что вот он придет и окажется совершенно заурядным. Просто еще один мужчина, который станет разглядывать ее, как другие лондонские гуляки.

На следующее утро надежды совсем испарились. Казалось, минула уже целая вечность с тех пор, как письмо передали клерку в Вестминстере, было просто нелепо все так же ждать, бояться и волноваться.

На крохотной кухоньке Кэмпион помогала служанке миссис Свон готовить двух купленных утром тощих цыплят. Короткими, резкими движениями она ощипывала одного, а служанка потрошила другого, погрузив руку по самое запястье во внутренности.

Раздался стук в дверь. Служанка пошла ополоснуть руку в ведре, но миссис Свон крикнула, что она у двери и сама откроет.

Сердце у Кэмпион бешено колотилось. Возможно, это просто покупатель, который зашел забрать накидку на подушечку или занавеску. Глупо надеяться, он не придет, старательно внушала она себе. Из передней доносился разговор, но слов нельзя было разобрать.

Голос миссис Свон зазвучал громче и яснее. Она говорила про купленных утром цыплят:

— Ну и цены! Вы не поверите! Помню, было время, когда на пять шиллингов можно было целую неделю кормить семью из восьми человек, и хорошо кормить, а теперь и на одного толком еду не приготовишь. Ой, что у меня с волосами! Если бы я знала, что у нас будет гость, надела бы шляпку.

— Ох, дорогая миссис Свон, почему это красавицы льнут одна к другой?

Это он! Голос прозвучал так неожиданно знакомо, что, казалось, забыть его было невозможно. Это Тоби, она слышала его смех, слышала, как миссис Свон предлагает ему лучшее место и что-нибудь выпить, но почти не слышала его ответов. Она выдергивала из цыпленка последние, никак не желавшие поддаваться перья, и весь фартук у нее был в пуху. Она сняла чепец. Волосы свободно упали на плечи. Она знала, что краснеет, яростно стряхивала маленькие перышки, попробовала подколоть волосы, но только обсыпала перьями голову. И тут в дверях появилась тень. Он. Тоби улыбался ей, потом улыбка переросла в смех, и в эту самую секунду она поняла, что все в порядке. Она не ошиблась в нем и больше уже никогда не ошибется.

Она удивлялась, как могла она забыть его лицо, непринужденную улыбку, рыжие кудри, по обе стороны обрамлявшие четкую линию щек и подбородка. Он осмотрел ее с ног до головы:

— Маленький мой пернатый ангел!

Она чуть не запустила в него цыпленком. Она была влюблена.

Глава 8

В течение двух дней они только и делали, что разговаривали. Миссис Свон оказалась понятливой компаньонкой, в любой момент готовой удалиться, «предоставив молодых самим себе», но когда на горизонте было что-то интересное, она настойчиво их сопровождала. На второй вечер они вместе отправились смотреть пьесу. Пуритане запретили театр, но в некоторых больших домах пьесы попрежнему разыгрывали, и новые впечатления потрясли Кэмпион. Пьеса называлась «Варфоломеевская ярмарка», дополнительную же пикантность ситуации придавала возможность ареста за то, что они просто смотрят на актеров.

Кэмпион никогда прежде не видела спектаклей и не знала, чего ждать. Отец внушал, что все это — порождение дьявола, и во время представления она не раз чувствовала себя нарушительницей запретов. И все же радостные впечатления захлестывали ее. Зрители, не симпатизировавшие новым хозяевам Лондона, наслаждались сатирой Бена Джонсона на пуритан. Кэмпион не знала, что на свете существует сатира, что кто-то презирает и ненавидит людей, подобных Слайзу, но даже она не могла не заметить, что персонаж Деловое Земное Рвение и похож на многих, и смешон. Зрители ревом выразили одобрение, когда Деловое Земное Рвение наконец-то был посажен в колодки, и Кэмпион даже ужаснулась, ощутив вокруг себя ненависть. А потом актер, игравший Деловое Земное Рвение, скорчил такую уморительную рожу, напомнившую ей угрюмое выражение лица ее отца, что она громко расхохоталась. Тоби, тонко улавливавший ее настроение, успокоился.