Последнее прощение - Келлс Сюзанна. Страница 9

Он обзавелся картой Ирландии, откуда черпал названия городов и деревень, и если бы удержался и ограничился кратким описанием кровавых событий, то наградой ему вполне могла бы стать столь желанная известность. Но краткость была ему неподвластна. Ночь за ночью он лихорадочно строчил, расцвечивая пером возникавшие в голове кошмары. Сцены изнасилования легко возникали в его воображении, но процесс этот чрезвычайно затянулся, и, когда созданный им перечень поруганных протестанток-девственниц попал к лондонским издателям, два других рассказчика уже опубликовали и пустили в продажу свои собственные истории. Преподобный Верный До Гроба Херви упустил момент. Рукопись вернули, не опубликовав.

Помимо того, что мир пребывал в неведении о его способностях, в жизни Верного До Гроба было еще одно горе. Священник с тридцатью фунтами годового дохода не должен бы испытывать недостатка в невестах, но его честолюбие могла удовлетворить лишь одна девушка, которую он считал достойной и подходящей спутницей в своем восхождении к вершинам, способной принести ему земные богатства. Он хотел жениться на Доркас Слайз.

Преподобный Херви тосковал по ней вот уже пять лет, украдкой наблюдал со своей низенькой кафедры, изыскивал всякую возможность наведаться в Уэрлаттон. Отсутствие других поклонников придало ему решимости обратиться к Мэттью Слайзу и предложить себя в качестве жениха, но Мэттью Слайз оскорбил его. Он выразился кратко, грубо и однозначно. Верный До Гроба никогда в жизни больше не должен заикаться об этом. Тем не менее, категорический отказ Слайза не умерил плотских желаний. Он все так же жаждал Доркас.

И вот теперь он сидел в саду и делал заметки для воскресной проповеди, когда ему доложили о Доркас. Девушка, которую в мечтах он видел своей невестой, пожаловала собственной персоной со своим нареченным.

То была горькая как желчь минута, но ничего не оставалось, как изобразить радушие. Он суетился вокруг Сэмьюэла Скэммелла, зная, что этот человек, возможно, будет платить ему жалованье. Делая вид, что обрадован встречей, Херви в глубине души испытывал глубочайшую обиду.

— Чудесная погода, брат Скэммелл.

— Воистину, воистину. То же самое я говорил дорогой Доркас.

Дорогая Доркас уставилась на траву и не произносила ни слова. Херви ей не нравился, никогда не нравился, ей не хотелось видеть его скорбное лицо, длинную шею и подпрыгивающий кадык. Херви нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Вы шли сюда пешком, мисс Слайз?

Ее подмывало ответить, что они прилетели на помеле.

— Да.

— Чудесный день для прогулок.

— Да.

Письмо Мэттью Слайза положили на солнечные часы, а Верный До Гроба засуетился и побежал в дом за скамейкой. Кэмпион присела на лавку, отодвинувшись, чтобы не соприкасаться с жирным бедром Скэммелла, тем временем Херви изучал послание.

— Так значит, читать оглашение?

— Да.

Скэммелл обмахивал лицо своей черной шляпой.

— Хорошо, хорошо.

Хотя за годы религиозных потрясений в Англии «Книга общей молитвы» и была изгнана из многих приходов, свадебные и похоронные ритуалы по-прежнему сохранялись. Требования закона полагалось соблюдать, и оглашение будет читаться в течение трех воскресений, давая прихожанам шанс высказать свои возражения против свадьбы. Кэмпион знала, что никто не возразит. Да и кто бы отважился перечить Слайзу?

Мужчины обсуждали предстоящую свадьбу, выбирали, какие псалмы петь, и решали, В котором часу все это должно произойти. Кэмпион пропускала разговор мимо ушей, как жужжание пчел, трудившихся над цветками в саду Верного До Гроба.

Они задержались на час и ушли после пространного обмена любезностями. Брат Скэммелл и брат Херви преклонили колени для краткой — всего десять минут — молитвы, в которой Верный До Гроба привлек внимание Всевышнего к счастливой паре и попросил его дождем излить благодать.

Верный До Гроба проводил своих гостей взглядом. И пока они шли по деревне, изнемогал от зависти. Его обуревала ненависть. Ненависть к Мэттью Слайзу, который не отдал ему свою дочь, ненависть к Сэмьюэлу Скэммеллу, который ее получил. Но Верный До Гроба сдаваться не собирался. Он верил в силу молитвы и, вернувшись в сад, нашел подходящие слова в книге Второзакония: «Когда выйдешь на войну против врагов твоих, и Господь, Бог твой, предаст их в руки твои, и возьмешь их в плен, и увидишь между пленными женщину, красивую видом, и полюбишь ее, и захочешь взять ее себе в жены, то приведи ее в дом свой».

С лицом, перекошенным от горечи, он молился, чтобы слова стали реальностью, чтобы в один прекрасный день Доркас Слайз оказалась его пленницей. Вот за каким занятием застал его Эбенизер Слайз, который пришел час спустя на свою ежедневную беседу.

— Брат Херви?

— Эбенизер! Дорогой Эбенизер! — Верный До Гроба с трудом поднялся на ноги. — Сражаюсь во славу Господню.

— Аминь, аминь.

Они сощурили глаза от слепящего солнца, а потом уселись каждый с открытой Библией на коленях и сердцем, преисполненным горечи, в груди.

Кэмпион мечтала о побеге, который, как она знала, невозможен. Она думала о рыжеволосом человеке, который смеялся, стоя в ручье, лежал рядом с ней на траве, разговаривал с ней так, будто они старые друзья. Тоби Лэзендер был в Лондоне, и она не знала, вспомнит ли он ее вообще. Она бы с радостью убежала, только куда? Ведь не было ни денег, ни друзей. И даже если в отчаянии она и думала, не написать ли Тоби Лэзендеру, она не представляла никого, кто мог бы доставить весточку от нее в замок Лэзен.

Каждый день вновь и вновь напоминал ей о ее судьбе. Гудвайф Бэггерли одобряла замужество. «Слава Богу, он хороший человек и надежный кормилец. Женщине большего и желать нельзя».

В другой раз, слушая объяснения Гудвайф о том, где что лежит в доме, она выяснила, что еще запланировано для нее в будущей жизни: «Есть хорошие пеленки и колыбелька. Это ваши с Эбенизером, мы сохранили их на случай, если будут еще дети». «Мы» всегда означало для Гудвайф ее самое и мать Кэмпион — двух ожесточившихся женщин, связанных дружбой.

Гудвайф окинула Кэмпион критическим взглядом:

— Ребенок у тебя родится еще до конца следующего года, хотя с твоими бедрами, будь я неладна, неприятностей не оберешься. Ума не приложу, от кого ты их унаследовала. Эбенизер худ, но широк в бедрах. Твоя мать, упокой Господь ее душу, была крупной женщиной, да и отец твой в этом месте не узок. — Она фыркнула. — Да исполнится воля Господня.

Верный До Гроба Херви прочитал оглашение первый, второй, а потом и третий раз. Назначенный день приближался. Она никогда не станет Кэмпион, никогда не познает настоящей любви.

«На ложе своем ночью искала я того, которого любит душа». Каждую ночь Кэмпион металась в своей постели в ожидании кошмара. Скэммелл овладеет ею, как бык телкой? Она ежилась от возникавших в ее воображении картин, слыша его сопение, чувствуя, как нависает над ней его грузное тело. Она воображала прикосновение мясистых губ к своей шее и беспомощно вскрикивала в своей кровати. Чэрити беспокойно ворочалась во сне.

Кэмпион рисовалась собственная смерть при родах — в тот самый момент, когда на свет появлялось что-то бесформенное, скользкое, окровавленное, — она видела, как это бывает у коров. Иногда она думала, что было бы легче умереть до свадьбы.

Отец лишь раз заговорил с ней о бракосочетании. Это случилось за три дня до церемонии. Он наткнулся на нее в буфетной, где она прихлопывала масло, придавая ему форму кубиков. Казалось, он был удивлен, наткнувшись на нее.

— Отец? — Она улыбнулась.

— Ты работаешь?

— Да, отец.

Приподняв муслин, прикрывавший кувшин с маслом, Мэттью Слайз потеребил материю своими большими руками.

— Я воспитал тебя в вере в Господа. Я честно выполнил свой долг.

Она почувствовала, что ему нужна поддержка.

— Да, отец.

— Он хороший человек. Божий человек.

— Да, отец.

— Он будет надежной опорой. Да. Надежной опорой. О тебе хорошо позаботились.