Зеркальщик. Счастье из осколков (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна. Страница 29

- А Вы… – Варенька вспомнила, что коньки Всеволод не получал ни разу, и возмутилась. – А почему Вам коньки не вручали? Вы же самый лучший!

- Я Зеркальщик, - дознаватель передёрнул плечами, - господин директор сказал, что таким, как я, привилегии не положены.

- Гад! – припечатала барышня, звучно стукнув ножкой по льду. – Мерзавец!

- Да ну его, - беззаботно махнул рукой Всеволод. – Айда наперегонки?

Девушка кивнула, мысленно уже прикидывая, к кому из мастеров стоит обратиться с просьбой об изготовлении коньков. Синих, блестящих, с острым лезвием.

Всеволод Алёнович проводил Варвару Алексеевну до дома, почтительно поцеловал ручку, от приглашения отужинать любезно отказался и, как только барышня скрылась в доме, достал зеркальце и переместился прямиком в кабинет. Оказавшись в Управлении, Зеркальщик окинул скептическим взглядом свои владения, которые привык считать домом, вздохнул, недовольно покачал головой и направился прямиком в каморку под лестницей. Там вот уже три года обитал молодой лешик Устин, чью семью извёл обезумевший чёрный маг. Всеволод, занимавшийся поимкой колдуна, подобрал лешика и пристроил его в Сыскное Управление посыльным. Устин быстро прижился в Управлении, а Зеркальщика и вовсе стал считать своим главным корнем, буквально расцветая всякий раз, как дознаватель обращался к нему за помощью. Вот и сейчас, едва заслышав шаги Всеволода Алёновича, лешик проворно выскочил из каморки и заблагоухал цветущей липой.

- Привет, Устин, - Всеволод присел на корточки, потрепал лешика по веткам. - Мне помощь твоя нужна.

Из зелёной вихрастой шевелюры выстрелили две пушистые еловые веточки, густо усыпанные шишками.

- Как прикажете, сударь, - Устин лихо тряхнул ветками, вытянулся и подобрал корешки, выпирающие из расшарканных лапотков. – Чаво изволите?

- Подскажи, где у нас самый наилучший мастер живёт, который шары хрустальные мастерит? – спросил Зеркальщик, глядя в крошечные блестящие глазки лешика.

Устин задумчиво кхекнул, зашелестел ветками, скинул лапоточки и запустил корешки в пол. Всеволод Алёнович обхватил колени руками, приготовившись к длительному ожиданию. Летом, когда вся природа цветёт и ликует, лешик быстро связывается со своими сородичами, но зимой растения спят, испуганно поджав корешки, непросто до них дозваться.

- Готово, сударь, - довольно прошелестел Устин, выпуская ещё одну веточку, на этот раз сосновую. – Есть такой мастер. Зовут его Тимофей Матвеич, живёт он в Шебутной слободке, что справа от Крысиного тупика.

Зеркальщик присвистнул. Мастер проживал в откровенно разбойничьем местечке, куда городничие и в светлое время суток соваться не смели.

- Вам туды соваться не след, - лешик испуганно поджал корешки, зябко потряс ветками. – Тамотки дознавателей не любят.

- Через зеркало пройду, - Всеволод хлопнул ладонью по колену. – Благодарю, Устинушка, выручил.

- Да чаво там, да ладно уж, - зашаркал лапотком Устин. – Вам, можа, ишшо чем помочь? Так я с радостью!

- Знаешь, Устинушка, - Зеркальщик задумчиво почесал подбородок, - а можно ли как-то кабинет мой обиходить? Уж больно он мрачно смотрится, барышня в таком зачахнет, как цветок без солнца!

Лешик выбросил пять веточек сирени, от благоухания которой Всеволод даже расчихался и отпрянул в сторону, зажимая нос:

- Как нельзя? Всё сделаю! Для Вас хучь звезду с неба, хучь медведя из берлоги!

- Добрый ты, Устинушка, - хмыкнул Всеволод Алёнович, красочно представив, как убегает от тощего злого шатуна, поднятого среди зимы. – Ладно, пойду я.

- Весеннего солнца, барин, - низко поклонился лешик.

Зеркальщик благодарно кивнул и, достав зеркало, быстро переместился к Тимофею Матвеевичу. Старый мастер, привыкший к тому, что заказчики подчас на него в прямом смысле слова с неба падают, ничуть не удивился, увидев выходящего к нему прямо из зеркала молодого сероглазого мужчину. Лишь сдвинул на лоб круглые очки в тонкой серебристой оправе, пожевал тонкими морщинистыми губами и осторожно спросил:

- Что Вам угодно, сударь?

От такого простого вопроса Всеволод на миг смешался. Что и говорить, игрушки он покупать не привык. В детстве у него просто не было такой возможности, а с годами пропала необходимость.

Мастер понял заминку правильно, его внимательные голубые глаза потеплели, по всему лицу лучиками разбежались крохотные морщинки.

- Может, чаю изволите? У меня сегодня с липовыми почками и летним медком. Самое оно в такую-то стужу.

- Шар мне нужен, Тимофей Матвеевич, - Зеркальщик руками показал размер игрушки. – Хрустальный, чтобы внутри всенепременно пара была. Барышня в венке из остролиста и кавалер. Да ещё чтобы можно было ключик повернуть, и в шаре музыка бы заиграла, снег посыпался, и пара закружилась.

Старик улыбнулся, одобрительно кивнул:

- Как же, знаю я такие шары, моя работа. По молодости, бывало, частенько делал, да всё на заказ али в магазейны, чьи витрины на самых главных улицах красуются.

- А сейчас такой шар сделаете? – Всеволод старался ничем не выдать волнения, но голос всё равно чуть дрогнул.

Тимофей Матвеевич покачал седой головой:

- Не сочтите за грех вопрос: для кого же просите, барин? Для себя али для барышни пригожей? А может, сестрёнку малую побаловать хотите али матушку родимую?

- Нет у меня матушки. И сестрёнки тоже нет. Я сирота, - голос Всеволода Алёновича прозвучал резко, словно ломаемые для растопки щепки.

Мастер опять покачал головой, задумчиво пощипал подбородок, изучая визитёра неожиданно блестящими и яркими голубыми глазами:

- Люди бают, под Новый год можно самое сокровенное желание загадать, и оно всенепременно исполнится.

- Угу, а подарки детям Новогодний дед приносит, - пробурчал под нос Зеркальщик и уже громче спросил:

- Так как, мастер, возьмётесь за работу?

Но Тимофей Матвеевич вопроса словно не услышал, усмехнулся, брови густые белые вскинул вопросительно:

- Вы что же, сударь, в Новогоднего деда не верите?

- Дед, я уже не в том возрасте, когда всяким побасенкам верят, - отрубил Всеволод Алёнович, совсем некстати вспомнив, как мальчишкой каждую новогоднюю ночь загадывал одно-единственное желание: чтобы у него появилась семья. Не та холодно-лицемерная, в которой он рос, пока не попал в воспитательный дом, а настоящая. Где матушка улыбается, и ты не видишь пустоты и злобы за её улыбкой, где звонко лает щенок и мурлыкает котёнок, где весело хохочут дети и от отца веет теплом и заботой.

- Я выполню Ваш заказ, сударь, - выдернул Зеркальщика из воспоминаний голос старого мастера. – Помнится, у меня было что-то похожее. Погодьте-ка, я быстро поищу и вернусь. Кажись, шар у меня на верхней полке стоял.

- Может, помочь его снять?

- Ни-ни-ни, - замахал руками Тимофей Матвеевич, - не утруждайтесь, сударь, я сам. Сам. Осторожненько, по-стариковски. А Вы пока чайку откушайте, внучка моя Вам его сейчас принесёт. Лидка! – оглушительно гаркнул старик. – А ну, подай барину чаю.

В комнату поспешно вбежала крепкая, словно ладно скатанный комок снега, беловолосая девчушка, годочков десяти, не более. Зыркнула на Всеволода блестящими синими глазами, поклонилась в пояс и опять шмыгнула за дверь, прозвенев:

- Чичас, барин. Присядьте пока на лавку-то.

Всеволод Алёнович осторожно покосился на деревянную лавку бледно-голубого цвета, всю в причудливых завитушках, похлопал ладонью, проверяя на прочность, и только после этого сел. Чутьё Зеркальщика шептало, что что-то в доме старого мастера не так, но дознаватель решил не обращать внимания на мелькающие тут и там всполохи магии. Зла они не несут, а чародействовать в Империи не запрещено. Пусть его, может, старый мастер какой забавой волшебной свою внуку тешил.

- Вот, барин, - прозвенела девчушка, гордо внося в комнату запотевший кувшин, - отведайте-ко кваску. Холодный, бодряшший, враз силы вернёт, а то какой-то Вы смурной да вялый, ровно и не рады празднику-та.

Зеркальщик чуть не спросил, о каком празднике идёт речь, да вовремя вспомнил, что новогодние гуляния только начались.