Она любит плохих парней (СИ) - Хилл Алекс. Страница 25
— Послушай... — сбивчиво шепчу я. — Мне жаль, правда. Я была не в себе из-за расставания, и все вышло очень глупо. Я признаю вину, прошу прощения и обещаю, что никому и ничего не скажу. Давай постараемся все забыть, ладно?
— А как же спор? Проиграешь ведь.
Резко втягиваю воздух через нос, не на шутку разозлившись. Что он несет? Почему продолжает вести себя так, словно ничего особенного не случилось?!
— Я знаю, что победила. Этого достаточно.
— Нет, Катюш, — нежно отвечает Дарий. — Это я победил.
Вспыхиваю, точно спичка, и цежу сквозь зубы:
— Да пошел ты.
— Поехал, — насмешливо поправляет он. — Хорошего тебе дня. Беги, а то на пару опоздаешь.
«Он нас сделал», — подсказывает внутренний редактор.
Неприятно, конечно, но… стоит признать, я под большим впечатлением. Что-то здесь нечисто, Дарий ведет себя чересчур странно, но времени выяснять отношения уже нет. Сил, кстати, тоже. Хватаюсь за ручку двери и распахиваю ее, бросая напоследок едкое:
— Спасибо, что подвез.
— Всегда пожалуйста, Катюш.
С силой толкаю дверь и шагаю к учебному корпусу, ощущая жжение между лопаток. Интересно, кто из нас двоих ведет себя более странно? Он или я?
В просторном медицинском кабинете слышится тиканье часов и шуршание листов. Пожилая женщина сидит за белоснежным столом и перебирает рентгеновские снимки, внимательно их изучая, а Дарий скучающе смотрит в окно, устроившись в мягком кресле пациента. Сквозь прозрачные стекла льется солнечный свет, пахнет чистотой и сладкой ванилью, благодаря ежечасной уборке и аромадиффузору, что стоит на высоком стеллаже.
— Что ж, мои поздравления, Дарий Викторович, — сдержанно произносит женщина. — Ваше восстановление прошло более чем успешно. Смещения устранены, трещины затянулись, никаких патологий не выявлено.
— Отлично, — кивает Дарий и порывается встать.
— Задержитесь еще на пару минут.
— Конечно, — вежливо улыбается он, нехотя возвращаясь на место. — Я внимательно вас слушаю, Надежда Константиновна.
— Дар, давай сменим тон. Я хочу поговорить с тобой не как доктор, а как…
— Ну что еще, теть Надь? Я сделал все, что ты просила. Прошел полный курс реабилитации, хотя мне было бы достаточно месяца постельного режима и пары упаковок таблеток.
— Это не шутки, Дар, — строго заявляет Надежда Константиновна. — Ты уже не маленький мальчик, на котором переломы заживали, как на собаке.
— Ты же знаешь, что это была случайность.
— У тебя всегда виноваты случайности. Случайно сорвался с дерева, потом со скалы, чуть не утонул, прыгнув с водопада. А сколько твоих сломанных носов и выбитых пальцев я вправляла?! Каждый раз, когда ночью звонит рабочий телефон, я пью сердечные капли, потому что боюсь услышать, что ты погиб из-за очередной сумасбродной выходки! Хочешь адреналина - заведи себе детей! Обещаю нервный срыв каждую неделю!
— Я не твой сын, и ты не обязана опекать меня, — ласково говорит Дарий. — Перестань следить за мной и спи спокойно.
— Да, ты не мой сын, но…
— Сколько раз я должен повторить, что ты ничего мне не должна? Теть Надь, ты была хорошей сестрой, а вот моя мать — плохой. Прекрати нести уже этот крест, ты не могла ее спасти.
В глазах Надежды Константиновны блестят слезы, морщинистая шея напрягается из-за задержки дыхания. Дарий поднимается на ноги и обходит стол, останавливается рядом с креслом тети и разворачивает его, присаживаясь на корточки, ровно так, как делал в детстве, если видел ее печаль. Он берет теплые и мягкие кисти рук в свои и запрокидывает голову:
— Мне жаль. Я не хотел заставлять тебя волноваться.
Надежда Константиновна выдыхает огорчение и крепче сжимает теплые длинные пальцы племянника. Она прекрасно знает, что его извинения едва ли искренние, он всего лишь говорит то, что она хочет услышать. А также она знает, что эти слова не дают никаких гарантий на то, что подобное не повторится.
— Ты понимаешь, что это было настоящее чудо? Если бы ты не приземлился в эту чертову яму на обочине, а покатился дальше, мы бы тебя не собрали.
— Значит, мне повезло, что моя тетя лучший хирург-травматолог нашего города, — радостно отвечает Дарий.
— Повезло, что ты вовремя отпустил байк, а не вцепился в него. Три месяца реабилитации — цветочки, по сравнению с тем, что могло бы ждать тебя. Дар, я прошу, прекрати испытывать судьбу.
— Это она меня испытывает, — весело подмечает он.
Надежда Константиновна еще крепче стискивает его ладони, любуясь улыбкой, что так похожа на улыбку ее сестры в те времена, когда она еще не стала жертвой зависимости.
— Глупо просить тебя об обещании не садиться больше на мотоцикл?
— Глупо думать, что это единственная опасность в жизни.
— А ты у меня, значит, бесстрашный?
— Может быть, — хитро прищуривается Дарий. — К спорту я хоть могу уже вернуться?
— Прописываю тебе велотренажер до конца дней, — строго говорит она.
— Тогда я умру со скуки уже через пару недель.
— Дар, ну зачем тебе весь этот экстрим? Что дальше? Научишься управлять истребителем? Отправишься в поход через Амазонку?
— Я думал об этом, — серьезно кивает Дарий.
— Господь всемогущий! — вскрикивает Надежда Константиновна. — Сделай это после моей смерти, пожалуйста!
— Не говори глупостей. Ты еще меня переживешь.
— Этого я и боюсь.
Дарий поднимается, не отпуская рук тети, и смотрит на нее сверху вниз, отмечая, как сильно она постарела за последние несколько лет. Надежда Константиновна — единственный родной человек, с которым Дарий мало-мальски поддерживает связь, но это больше ее заслуга, чем его.
— Приходи на ужин в субботу, — неуверенно предлагает она. — Женька с детьми и мужем приедет. Познакомишься, наконец-то, с племянниками, да и сестра будет рада...
— Не могу, у меня дела.
— Дар…
— Хватит, — на острие нежности и строгости перебивает он. — Не старайся.
— Тогда приходи в воскресенье. Устроим семейный вечер в узком кругу: ты, я и Боська. Неужели не хочешь увидеть, как вырос мопс, которого ты подарил?
— Не я, — натянуто улыбается Дарий и отступает, разжимая пальцы.
— Вы все-таки расстались, да? Поэтому ты?..
— Всего доброго, Надежда Константиновна, — он учтиво опускает голову и торопливо покидает кабинет.
Коридор медицинского центра погружен в мирное спокойствие, но Дарий этого не чувствует. Он проходит мимо немногочисленных пациентов, ожидающих приема, выход в холл уже за поворотом, но вдруг навстречу выходит молодая светловолосая женщина.
— Дарий! — воодушевленно произносит она, придерживая открытую дверь кабинета.
— Здравствуй, Анжелина.
— Добрый день. Проходи, я тебя уже заждалась.
Дарий оглядывается: в противоположном конце коридора стоит Надежда Константиновна и смотрит прямо на него.
— Ты ведь не собирался снова сбежать, верно? — напевом тянет Анжелина. — Два сеанса уже пропустил.
— Конечно нет, — вежливо отвечает Дарий. — Как раз шел к тебе.
— Вот и прекрасно!
Кабинет Анжелины залит ярким солнечным светом, что играет блестящими вспышками на поверхности прозрачного чайника, из носика которого идет пар. Дарий опускается в мягкое кресло, Анжелина разливает чай по чашкам, ставит их на столик и занимает кресло напротив. Она закидывает ногу на ногу и кладет сцепленные в замок руки на колено. Неспешный разговор, состоящий из стандартных вопросов, начинает сессию. Как самочувствие? Настроение? Хорошо ли спится? Посещают ли тревожности или навязчивые мысли? Дарий спокойно потягивает чай и отвечает ровно и четко, не пытаясь увиливать.
— Что нового произошло за последний месяц? — задает следующий вопрос Анжелина.
Дарий задумчиво улыбается, а Анжелина, не смея давить, тянется к чайнику, чтобы наполнить опустевшие чашки.
— Не хочешь отвечать? — с осторожностью интересуется она.
— Нет.
— Ты же помнишь, что все наши разговоры строго конфиденциальны?