Боевые репетиции (СИ) - Переяславцев Алексей. Страница 54

Казалось, Берия только и ждал этих слов.

— Уже, Сергей Васильевич! Профессор Берг уже освобожден из-под стражи и полностью восстановлен в правах.

— Тогда придется к нему заехать. От него к месту должны поехать наладчики и монтажники. И его же люди будут обучать армейских операторов.

— Это понятно, — как-то легко согласился нарком. — А нет ли в ваших планах места для этих замечательных домиков там, вблизи предполагаемой зоны конфликта?

— За такую лестную оценку спасибо, Лаврентий Павлович, — без малейшей запинки ответил посетитель, — но ведь они, эти домики, для своего полноценного функционирования требуют подвода к ним электричества, воды, канализации. Я тут могу кое-что сделать, но фактор времени!

— Согласитесь, однако, что коль скоро вы организуете доставку нужных материалов и вооружений, то вы там будете как бы не особо нужны. И тогда можно подумать о жилище для командного состава.

— Все верно, но примите во внимание: этот конфликт продлится не так уж долго. Не уверен, что огород стоит городить. Между тем есть задача куда объемней. Подготовка воинской части к войне с Финляндией. И тут, напоминаю, понадобится назначить командира этой части. Кто бы он ни был — его необходимо ввести в курс дела. Он будет учиться одновременно со своими подчиненными. Ну, примерно, как комбриг Рычагов.

— Вот кстати, — воодушевился Берия, — как вы оцениваете прогресс товарища комбрига?

Хозяин кабинета спросил так, как будто им двигало исключительно любопытство. Однако Рославлев решил, что этот вопрос ключевой.

Ответ был взвешенным:

— Моя оценка будет не совсем полна. Есть объективные данные, что подразделение стало значительно лучше. И тем не менее данный авиаполк должен доказать качество обучения в реальном бою. То же относится и к его командиру, будь то майор Глазыкин или комбриг Рычагов. Однако должен отметить, что товарищ комбриг вполне грамотно проводил обучение летного состава — сюда же отношу, разумеется, разборы полетов. Другими словами, он обрел навыки управления людьми; это считаю одним из главных свойств хорошего командира. Особо подчеркиваю: полагаю полностью выходящим за пределы моей компетенции вопрос о назначении товарища Рычагова на какую-либо должность в авиагруппе, которой предстоит участвовать в боях, будь то на Халхинг-Голе или Финляндии. Хотя честно сознаюсь: предпочел бы его видеть на Халхин-Голе хотя бы в качестве консультанта.

— А кого вы видите в качестве командующего авиагруппой?

— Мне кажется, что Смушкевич для этого подходит.

— Наше мнение такое же.

Рославлев подумал, что вопрос наркома точно воняет большой политикой и поспешил добавить:

— Мне доложили, что товарищ Смушкевич очень хотел бы ознакомиться как с методами обучения летного состава двадцать второго истребительного авиаполка, так и с тактическими наработками. Я, само собой разумеется, не имел и не имею ничего против. Скажу больше: твердейше убежден, что командующий авиагруппой, кем бы он ни был, просто по должности обязан быть полностью осведомлен о возможностях всех авиаподразделений под своим началом. Товарищ комкор предполагал посетить полк через два дня.

— Понимаю, — благодушно кивнул Берия.

— Должен вас предупредить, Лаврентий Павлович: вы начнете в скором времени получать целый поток жалоб на меня.

Все это было высказано с любезнейшей улыбкой. Нарком не счел за труд вернуть улыбку с процентами.

— Отчего вы так полагаете, Сергей Васильевич?

— Мои ученики будут нарушать летный устав направо и налево. Начать хотя бы с неуставных построений в воздухе. Чего далеко ходить: звенья, летающие парами, а не тройками. Всех, кто попытается внедрить положения устава, буду посылать далеко и надолго. Жалобы посыплются, будьте уверены, и доносы тоже. Буду весьма удивлен, если меня не обвинят в шпионаже в пользу Японии.

Нарком, разумеется, весело рассмеялся.

— И еще, Лаврентий Павлович. По окончании боев на Халхин-Голе понадобится территория по созданию той самой бригады. Условия вы и сами представляете. С моей стороны самым важным полагаю снижение возможности деятельности любых разведок; да и своих посторонних граждан тоже без надобности туда пускать не следует. Но такую территорию надо готовить заранее.

— Вы хотите, чтобы товарищ Серов этим занялся?

— И он тоже, но боюсь, что без помощи военных не обойдемся.

— А почему вас готовая воинская часть не устраивает?

— Устроила бы, только без людей. Хочу сказать: вся инфраструктура, но без тех, кто бы мог обратить внимание на нашу технику, уж не говорю о наших учениях. И еще — но это по согласованию с товарищем Сталиным — хотелось бы, чтобы это была бригада ОСНАЗ.

Лицо наркома изобразило работу мысли.

— Это надо обсуждать.

— Вот я и хотел, чтобы обсудили.

— Думаю, этот вопрос будет решен еще до вашего возвращения.

И Берия встал, показывая, что аудиенция закончена.

Учеба техников не шла ни в какое сравнение по интенсивности с занятиями на тренажере. Но в подходе явно просматривалось сходство. Так, по крайней мере, утверждали те, которые видели то и другое, а потому могли сравнить.

Зануда-коринженер стоял с секундомером и фиксировал длительность каждой операции: сколько идет на заправку, сколько — на замену масла… и так далее вплоть до полной разборки двигателя.

Звучали команды вроде:

— Замена левого элерона вместе с тягами. Старт!

А по выполнении придира с ромбами лично проверял затяжки гаек, зазоры клапанов и прочие места, где была бы возможна халтура. Каждый замеченный дефект приводил к стандартному наказанию: результат не засчитывался, а упражнение полагалось выполнить заново.

Решительно все техники отметили, что при всей гнусной въедливости у товарища коринженера были и положительные стороны: на время выполнения задания он выдавал великолепного качества инструменты, а также очень полезные приспособления вроде перчаток с резиновыми напалечниками и налобных ярчайших фонариков. Правда, по окончании учебы все отбиралось.

— Как прилетим на место — эти штуки получите в полное свое распоряжение, — так Александров объяснил свои действия.

Комкора Смушкевича со своим (уже!) хозяйством знакомил лично Рычагов. Правда, по дипломатическим соображениям комбриг решил не следовать примеру коринженера, и летное задание Смушкевич получил едва ли не простое: "коробочка" над аэродромом, десять фигур высшего пилотажа и посадка. Не стоит удивляться, что опытнейший летчик выполнил задание безукоризненно. Правда, сам Павел Васильевич про себя подумал, что уж Александров наверняка нашел бы повод для придирки, но эту мысль оставил без выхода наружу.

Разумеется, комкор пожелал лично видеть полеты курсантов сначала на тренажере, а потом и в небе. Рычагов постарался произвести наивыгоднейшее впечатление — и ему это удалось. Для начала он решительно предоставил визитеру возможность самому подбирать любую эскадрилью для проверки, тем самым не давая повода заподозрить себя в выдвижении наилучших в экзаменуемые.

— Интересное построение, — бормотал Смушкевич, глядя на экраны, — и ведь разумно, когда противник… а вот и они… хорошо стреляют, мерзавцы…

Не стоит удивляться, что почти сразу же прославленный герой испанского неба немедленно предложил учебный поединок. И опять была возможность выбрать. Комкор ткнул пальцем в первого попавшегося лейтенанта.

Разумеется, летеха продул. Но, к удивлению и тайному неудовольствию Смушкевича, не всухую. Курсант был условно сбит пять раз, Смушкевич — один. Попытка оспорить результат потерпела крах: тренажер имел возможность замедленного воспроизведения.

Вечером два старших командира совещались с глазу на глаз. При этом наливали не воду и не в наперстки.

— Да кто ж он такой?! — горячился Смушкевич.

— Не летчик, — отвечал Рычагов. Это была чистая правда.

— Сам догадываюсь! — кипел горячий еврейский парень. — В курилке говорили: ему за шестьдесят!

— В паспорт не глядел, — дипломатично отреагировал комбриг и тем самым снова выдал правдивую информацию.