Расчудесный Хуливуд - Кемпбелл Роберт. Страница 26

– Погоди! Я этого не говорил. Мы с Шарон обсудили все это после того, как я сделал ей предложение. Верность в условия нашего контракта не входит.

– Что ж, тем лучше для нее, если она это всерьез, – криво усмехнувшись, сказала Ева. – Ледяная Дева хочет внести свою лепту во всеобщие беды. Может быть, в ближайшее время и у нас с нею что-нибудь получится…

– Мне бы этого не хотелось, – быстро вставил Хобби.

– … как бывало раньше.

– Какого черта ты несешь?

– Поразмысли над этим.

И Ева вновь таинственно улыбнулась.

Хобби уже давным-давно разгадал секрет той власти над людьми, которою обладала Ева. Она выпрядала паутину выдумок, обещаний, намеков и оговорок – все это было беспочвенно, маловероятно, а порой и просто неслыханно. Люди сходили с ума, пытаясь отыскать крупицы истины в ее таинственных откровениях, – и они терпели ее, общались с нею, порою даже обожали ее в надежде на то, что она когда-нибудь снабдит их полновесными доказательствами и уликами. Доказательствами и уликами, которых на самом деле, скорее всего, просто не было. Но все это оказывало на людей магическое воздействие. Любопытство способно погубить кого угодно.

Но любопытство со всею неизбежностью влечет за собой и кое-что другое. Пьянство, дебоши, наркотики, идиотские церемониалы, из чисто фантастических мало-помалу становящиеся сугубо реальными.

– Уж не хочешь ли ты сказать, будто вы с Шарон уже успели разок-другой побаловаться?

Она отставила стакан, покачала головой, сняла шляпку.

– Нет-нет. Ни разу.

Внезапно всегдашняя уклончивость ей надоела.

– Это правда? Ты действительно говоришь мне правду?

– Правда.

– Почему это ты впервые за все годы нашего знакомства решила сказать мне правду?

Она поднялась с места, подошла к огню. Размотала шарф, сняла его.

– Я чувствую, что над нами нависла опасность.

– Что еще за чушь? – спросил он, но без особой уверенности.

– Ты газеты читаешь? Смотрел по ящику шестичасовой вечерний выпуск? Ты вообще-то следишь за происходящим в мире – или тебе дела нет ни до чего, кроме того говна, которое ты сейчас снимаешь?

– Я читаю газеты. И телевизор тоже смотрю. – Тогда тебе известно, что Янгера выпустили.

– Ну и что? Он тогда ни хера не понял и сейчас не поймет.

– У него было пятнадцать лет на то, чтобы поразмыслить над случившимся.

– Но с какой стати он вообще задумался бы?

– Потому что ты посетил его в тюрьме. И постарался выдать себя за его друга.

– Мне надо было выяснить, не догадывается ли он о чем-нибудь.

Она отвернулась от огня и посмотрела на Хобби.

– Ни за что тебе не следует браться в одиночку.

– Но это ты втравила его во всю эту историю.

– А зарезать козленка пригласил его на пляж ты.

– Ради Бога, не надо ничего бояться. Все кончено.

И он осушил фужер.

Вздохнув, она внезапно показалась усталой и старой.

– Хочешь прямо сейчас получить от меня подарок?

– Господи, – выдохнул он, не расслышав ни слова. – Как ты меня напугала.

Она окончательно распахнула пальто. На ней ничего не было, кроме сапог по середину бедра. Ее кожа, оттененная черным пальто, казалась голубовато-белой. Ее лоно выглядело бледным и тонким, словно оно истрепалось от чрезмерного использования.

До сих пор он не понимал, насколько она сухопара, насколько нескладна, насколько некрасива. Ей всегда удавалось скрывать свои изъяны. Это было составной частью ее волшебства, составной частью ее умения манипулировать реальностью, превращая ее в ослепительную иллюзию. До сих пор он не понимал, сколько ей на самом деле лет. А теперь понял, что она уже практически старуха. И в его глазах она увидела то, что он это понял.

– Лучше бы тебе запахнуться, пока не простудилась, – сказал Хобби. – Отправляйся-ка ты домой и ложись спать.

Она словно бы не поверила собственным ушам.

– Мне кажется, тебе пора.

Она подошла к нему в расстегнутом пальто, по-прежнему не пряча от него свою наготу.

– Из бездны вырвался дьявол, – сказала она.

– Я не хочу больше ничего слушать про дьяволов.

– Тут уж ты бессилен. – Она опустилась на колени и положила руку ему на бедро. Раздвинула ему ноги. – Я ведь тебе сказала, что держу твою поганую душу вот так!

Глава двадцать четвертая

Котлета, свесив голову, сидел на крыше и внушал себе, будто чует запах океана, хотя до океана на самом деле было много миль. Может быть, завтра он голоснет на дороге в Санта-Монику. Предварительно украв из какой-нибудь лавчонки пару плавок.

И вдруг его одолел страшный голод. Заехал в живот ударом кулака – и слабость сразу же разлилась по всему телу. На него обрушились запахи мяса и рыбы, жареной картошки и бананов – с такой остротой, словно все это выложили перед ним на стол. И сразу же в голове у него зазвучали голоса. Один из них (и он знал это) был отцовским. Отец велел ему положить себе побольше жаркого, побольше бобов, побольше зелени и картошки.

Закрыв глаза, он представил себе отца. Он узнал бы его с первого взгляда. Он узнал бы его даже с первого слова, хотя на самом деле ни разу в жизни не слышал его голоса.

– У тебя есть мелочь? – спросили у него, отвлекая его от воображаемого пиршества.

Слабость уже прошла, однако голод остался. Он открыл один глаз и искоса посмотрел на Хогана, воздвигшегося над ним. Хоган стоял босой, в джинсах и в расстегнутой рубахе, его белокурые волосы казались просто белыми, а кожа была цвета хлеба с маслом.

– У меня нет денег. Ни гроша.

– А хочешь раздобыть?

– Не хочу возиться с каким-нибудь педиком. И вообще, это становится слишком опасно.

– В каком смысле опасно?

– Можно подцепить какую-нибудь заразу. Заболеешь, а чего доброго и умрешь.

– Это если будешь путаться с ниггером или с наркоманом.

– Достаточно и того, что он лидер. И хочет оттянуть тебя в жопу. О Господи, какой ты дурак.

– Так, может, спиздим у кого-нибудь из квартиры телик? Или вытащим из кармана бумажник?

Котлета закрыл глаз и вновь погрузился в свои мечтания.

Хоган пнул его.

– Да ты никак спишь?

– Отвали. Я думаю.

– О чем ты думаешь? – удивился Хоган, подсаживаясь на не обвалившийся участок парапета.

Думаю, что, может, мне стоит свалить куда-нибудь из этого города.

– Свалить из города? Ладно. Как насчет того, чтобы перебраться в Сан-Франциско? Там наверняка найдется, чем заняться. Как насчет Нью-Йорка? Или Майами? В Майами лучше всего. Там красиво и тепло.

– А как насчет того, чтобы ты пошел, куда тебе хочется, и я тоже пойду, куда мне хочется?

Хоган ничуть не обиделся.

– А куда тебе хочется?

– В какой-нибудь городок вроде того, в котором я вырос.

– Опять баки заливаешь?

– Ну, а это-то ты, говно, про что?

– Не хочу, чтобы ты мне баки заливал. Я просто спросил. Я ведь и сам порою баки заливаю.

– Ладно… – Котлета обрадовался тому, что Хоган никак не отреагировал на невольно вырвавшееся у него «говно». Это означает, что верзила начал уважать его. Иначе он накинулся бы на Котлету, а может, и отделал как следует. Но тут он подумал о том, что Хоган накидывается на него только на людях. Особенно – в присутствии девочек. Возможно, они смогли бы и подружиться, поговорив с глазу на глаз.

– Ты не видел Сисси? – спросил Котлета.

– Понятия не имею, где она.

– А что Мими и Му?

– Да на хер их обеих. Я им не мамаша. Хочешь быть им мамашей – валяй, только меня в это не впутывай.

Значит, даже поговорив, им все равно не подружиться, подумал Котлета. Он достал сигарету из пачки, лежащей в нагрудном кармане, достал спички из бокового кармана джинсов. Закурил, сделал глубокую затяжку, подчеркнуто не предложил ни сигарету, ни затяжку Хогану. Спрятал коробок вместе с сигаретами в нагрудный карман. Уселся поудобней, достал из заднего карману книгу в мягкой обложке. Книга была зачитана и уже начала рассыпаться. Он демонстративно отыскал место, на котором отвлекся от чтения, подался вперед, целиком и полностью переключился на книгу, делая вид, будто и при таком слабом свете может читать.