Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович. Страница 17
После польского восстания 1830–1831 годов, а именно в 1833 году, появилось секретное повеление Николая I, чтобы командиры воинских частей «не позволяли нижним чинам из поляков самим отдавать письма на почту и проезжающим лицам, но требовали оные к себе и ежели, по рассмотрении не окажется в них ничего противного порядку, то отправляли бы их по принадлежности». Вновь это повеление было восстановлено в декабре 1863 года в связи с новым восстанием в Польше и Литве[196].
Положение об устройстве почтовой части, высочайше утвержденное 22 октября 1830 года, разрешало почтовым служащим «при подозрении о недозволенном вложении в письмо денег или вещей требовать от посылателя вскрыть его». Если подозрение подтверждалось, должна была следовать конфискация этих денег и вещей при передаче одной четвертой части недозволенного вложения открывателю и трех четвертых частей — в казну. Также предусматривалось, что не полученные в срок рестовые (отправленные до востребования) письма через месяц вскрываются для обнаружения адреса отправителя[197]. Циркуляр Почтового департамента от 13 сентября 1834 года извещал о соглашении главноначальствующего над Почтовым департаментом князя А.Н. Голицына и министра юстиции Д.В. Дашкова в том, что получение арестантами писем, денег и посылок будет производиться через прокурорский надзор[198]. По сути, возможность нарушения неприкосновенности тайны частной переписки предусматривалась статьей 369‐й Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года: «Не почитается превышением власти: 1) когда министр или другой государственный сановник отступит в своих действиях от обыкновенных правил по особенному на сей случай или вообще на случай сего рода данному от верховной власти уполномочию»[199].
Александр II 26 апреля 1863 года утвердил положение Комитета министров «О надзоре за лицами, обнаружившими вредные политические стремления». Во исполнение этого документа МВД издало инструкцию полиции. В параграфе 7 указывалось, что почтовая переписка лиц, «обнаруживших вредные политические стремления», «оставаясь неприкосновенною, должна обращать на себя внимание начальника полиции, по отношению к лицам, с которыми производится, и к местностям, куда направляется». Поэтому почтовые конторы должны были «по требованию полиции, словесно или письменно сообщать, кому и куда посылаются письма от отданного под надзор лица, если это имя известно и, во всяком случае, должны извещать о том, из каких местностей получаются адресованные на его имя письма»[200]. 2 января 1864 года император утвердил доклад министра внутренних дел П.А. Валуева «О подчинении наблюдению лиц, сосланных в разные губернии» — о просмотре корреспонденции лиц, высланных из Царства Польского и Западного края Российской империи во внутренние губернии[201]. Дальнейшим шагом стал секретный циркуляр Валуева губернаторам от 5 февраля 1865 года, предписывавший уже письма всех политических ссыльных иностранным дипломатам и за границу направлять в III Отделение[202]. В том же году был поднят вопрос о праве «политических преступников» переписываться между собой. Александр II утвердил мнение о праве их на переписку и о необходимости просмотра этих писем начальниками губерний Западной и Восточной Сибири. Но одновременно делалась многозначительная оговорка: «Переписку их [политических ссыльных] следует допускать в известном ограниченном размере»[203].
Именным указом по докладу министра внутренних дел А.Е. Тимашева 24 февраля 1868 года Александр II дал согласие, чтобы «в видах содействия возможно большему раскрытию преступных деяний» судебные учреждения, «в случаях особой важности», обращались с требованиями сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции в Министерство юстиции и получали через министерство эти сведения[204]. В июне 1872 года последовал циркуляр Тимашева о «надлежащем просмотре» переписки всех без исключения «поднадзорных <…> по политической неблагонадежности, а равно и осужденных по приговорам судов политических преступников» и объявлении им об этом[205]. 27 апреля 1873 года Александр II повелел «просмотр почтовой и телеграфной корреспонденции высланных по политическим причинам из Западного края и Царства Польского поляков, находящихся ныне под надзором полиции в Европейской России, прекратить». Но на запрос ярославского губернатора И.С. Унковского, касается ли это бывшего варшавского архиепископа Сигизмунда-Феликса Фелинского, последовал ответ из Министерства внутренних дел, что циркуляр «ни в каком случае на Фелинского и его свиту не распространяется» и вообще не распространяется на лиц, высланных «особым Высочайшим повелением» или «о надзоре за коими имеется особая переписка с Министерством». Касается же циркуляр «лишь общей массы… высланных за политическую неблагонадежность». В результате олонецкий губернатор Г.Г. Григорьев сообщал в МВД, что, по его мнению, в губернии имеется лишь один ссыльный поляк, переписка которого может быть освобождена от просмотра[206].
В декабре 1875 года начальник III Отделения и шеф Корпуса жандармов А.Л. Потапов обратился к министру внутренних дел Тимашеву (почтовое ведомство в это время входило в состав МВД), указывая «на крайнюю необходимость в быстром и своевременном задержании на почте корреспонденции лиц, привлекаемых к делам политического характера, так как эта корреспонденция часто служит единственным вещественным доказательством преступных замыслов ее авторов и указывает их соучастников». Потапов просил, чтобы «изъятие из правил о неприкосновенности частной корреспонденции, допущенное для Министерства юстиции», допустить также и для начальника III Отделения.
А.Е. Тимашев учел аргументацию Потапова при подготовке доклада императору, и 3 января 1876 года такое право шефу жандармов и начальнику III Отделения было предоставлено. В соответствии с утвержденным положением процедура получения сведений оказалась весьма долгой и предполагала существенные ограничения. Губернские жандармские управления (ГЖУ), чтобы «иметь сведения о чьей‐либо политически преступной корреспонденции, должны были обращаться к Шефу жандармов. Последний запрашивал министра внутренних дел. Министр, в свою очередь, должен был секретно предписать управляющим почтовой частью в губерниях словесно сообщать местным начальникам жандармских управлений те сведения, которые им необходимы относительно корреспонденции лиц, указанных Шефом жандармов, не касаясь ее содержания, долженствующего оставаться неприкосновенным». Задержка же корреспонденции и ее выдача начальникам ГЖУ допускались «лишь относительно тех лиц, которые арестованы и то с соблюдением общих почтовых правил о выдаче корреспонденции ценной и заказной, за которую материально ответствует почтовая казна». Телеграммы должны были доставляться арестованным в места их заключения через «лиц, которым поручено иметь за ними надзор»[207].
В 1874–1875 годах при Министерстве юстиции работала комиссия из представителей министерств внутренних дел, юстиции, военного, морского, а также II Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии, почтового и телеграфного ведомства «для разработки вопроса о неприкосновенности частной переписки» и внесения его в Государственный совет в законодательном порядке. В конечном счете Государственный совет принял закон «Об осмотре и выемке корреспонденции лиц, против которых возбуждено уголовное преследование». Он был утвержден Александром II 30 октября 1878 года. В соответствии с ним судебные следователи могли требовать предоставления им сведений о корреспонденции лиц, привлеченных к уголовной ответственности. Но осмотр и выемка такой корреспонденции могли производиться лишь по постановлению окружных судов. Для просмотра корреспонденции лиц, заподозренных «по преступлениям государственным и по делам о противозаконных сообществах», чинам Корпуса жандармов достаточно было предъявить на почте запрос шефа жандармов, согласованный с министерствами внутренних дел и юстиции. Члены Судебной палаты, производившие следствие по таким делам, имели право осмотра и выемки корреспонденции без запроса окружных судов[208]. Высочайшим повелением 19 июня 1880 года данный порядок был распространен на военных следователей Военного и Морского министерств с обращением их в военно-окружные суды[209].