Дом яростных крыльев (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 27

— Потому что чистокровный фейри назвал меня шлюхой, — фыркаю я.

Като резко поворачивает ко мне голову, и бросает на меня такой взгляд, который заставляет меня прикрыть рот.

— За такую наглость тебя надо побить, — лает маркиз.

— А вас надо…

Но прежде, чем я успеваю произнести слово «кастрировать», Като выкрикивает моё имя.

Он поворачивается к аристократу, который прищурил глаза и смотрит в мою сторону.

— Чем она вас атаковала, маркиз?

— Своей туфлей, — бормочу я, в то время как Тимеус ревет: — Она использовала своего змея.

Страх вцепляется мне в горло.

— Что? Нет… я…

Если он потребует, чтобы Минимуса умертвили, я найду стальной кинжал и проткну им его чёрное сердце. Обуздав свои эмоции, пока я не нажила ещё больше проблем, я говорю:

— У меня нет домашнего змея.

— Фэллон! — Като произносит моё имя резким тоном, похожим на ветер, который сейчас кусает мою кожу.

— Фэллон. Ну, конечно…

Маркиз приподнимает свой острый подбородок.

— Рыночная крыса, так же известная как заклинательница змеев.

Мои руки сжимаются в кулаки.

— Я вся пропитана солью, Тимеус.

Я специально не называю его титул.

— Я же не могу врать.

Я облизываю губы, чтобы сделать свою ложь ещё более убедительной и, дав понять, что я сейчас проглотила ещё больше правдивого минерала.

— Я сознаюсь в том, что ударила аристократа своей туфлей, потому что он пытался покалечить невинное морское существо. Простите меня за то, что я люблю животных больше, чем людей.

— Паршивая изменница.

Лицо маркиза ещё больше краснеет и становится бордового цвета.

— Воздержитесь от клеветы, маркиз! — рычит Като.

— Она назвала меня…

— Чистокровным фейри.

На напряжённой челюсти Като начинает дёргаться нерв.

— Это едва ли оскорбление.

— Я требую, чтобы о её преступлении немедленно доложили королю!

Като молчит, всё ещё пытаясь подавить свой гнев, заостривший черты его лица. Он очень-очень на меня зол, но его реакция блекнет по сравнению с тем, как отреагирует бабушка, когда узнает о моём полуночном заплыве.

— Клайд! — эльф Тимеуса подпрыгивает. — Отправляйся на Исолакуори и сообщи…

Като разворачивается к мужчине.

— Крылья вашего эльфа будут отрезаны, если он проникнет во дворец без аудиенции.

Эльф отлетает в сторону и издает шипение, которое эхом разносится вдоль канала, напоминая жужжание шмеля.

Тимеус скрещивает руки.

— Моя лодка сильно пострадала. Мои шелковые подушки насквозь пропитаны илистой водой из канала. Я ожидаю, что она покроет все расходы.

На этот раз шипение издаю уже я.

— Я ничего не делала с вашей лодкой.

Тимеус прищуривает глаза.

— У тебя голубые глаза, девочка. Не притворяйся, что ты не использовала магию, чтобы заставить этого змея напасть на меня.

— Я не обладаю магическими способностями.

Я убираю мокрые волосы со своего лица, чтобы он мог разглядеть форму моих ушей.

— Я не чистокровная фейри, как вы, сэр.

— Полукровки обладают магическими способностями.

— Не все.

— Ты всё равно что-то сделала. Я не врезался в берег просто…

— Это именно вы использовали магию.

— Чтобы защититься! Это разрешено. Тем более, как ты уже отметила, я чистокровный фейри, и к тому же маркиз. Нам разрешено пользоваться магией так, как нам заблагорассудится.

Като вздыхает.

— Фэллон…

— Клянусь, я не использовала магию.

— Независимо от того, что ты делала или не делала, скацца, я хочу, чтобы король узнал о том, что ты предпочитаешь какую-то тварь своему соотечественнику. И я требую две золотые монеты за испорченную обивку и корпус лодки.

Я бледнею, потому что у меня нет таких денег. О, Боги, куда же я вляпалась?

Я оглядываю тёмные дома и мощёные улицы в поисках обожжённого лица с молочно-белыми глазами. Пожалуйста, Бронвен, пусть это будет твоих рук дело. Пожалуйста, помоги.

Но помимо Като, который начал торговаться с аристократом по поводу цены за ремонт и которому удалось снизить стоимость до одного золотого, слепая провидица не появляется, чтобы спасти положение.

После того, как они договариваются о цене, Като направляет лодку в мою сторону и жестом приглашает меня сесть в неё.

— Я могу дойти пешком…

— Садись немедленно, Фэллон.

Его челюсть напряжена, словно сделалась каменной, как и тон его голоса.

Тимеус наблюдает за мной, сложив руки на своей дорогой одежде, из-под которой так сильно выглядывает грудь, что он похож на проститута. Я удивлена, что он сейчас не потирает руки.

Когда я стану твоей королевой…

Бросив на него взгляд, который, как я надеюсь, содержит всё моё презрение, я берусь за протянутую руку Като и запрыгиваю в его лодку.

— Куда мы едем? Во дворец или ко мне домой? А знаете что? Поехали во дворец.

Я предпочту встретиться с королём, чем со своей бабушкой.

Один уголок губ Като приподнимается.

— Улыбайтесь-улыбайтесь. Я знаю, что она вас тоже пугает, — бормочу я.

Като фыркает.

Пугает и очаровывает.

Интересно, какой бы была наша жизнь, если бы в доме был мужчина? И не просто мужчина… Като.

«Хорошей», — решаю я.

Жаль, что у Като не хватает смелости пригласить её на свидание, но поскольку он гораздо моложе её по возрасту, а также учитывая его положение, я сомневаюсь в том, что бабушка согласится принять его ухаживания.

Закусив щеку, я начинаю надеяться на то, что она утопила подаренное мне платье в океане. И когда она сорвётся на меня, у меня в рукаве будет козырь. Потому что она сорвётся. Я надеюсь, что её гнев не заставит плети глицинии разрушить стены нашего дома, потому что, хотя я и люблю смотреть на небо, мне так же нравится иметь крышу над головой.

При мысли о разрушенных домах я начинаю думать о Тимеусе, что в свою очередь заставляет меня вспомнить о Катрионе и цене на девственниц.

— Маркиз уточнил, за какой срок я должна выплатить ему мой долг?

— Я взял на себя смелость и выторговал рассрочку с ежемесячной оплатой.

— Которая составляет…

— Десять серебряных монет.

Я округляю глаза.

— Десять серебряных монет в месяц? В таверне я зарабатываю только две.

И одну из них мы тратим на еду. А другая отправляется в горшочек для непредвиденных расходов, которые включают в себя ремонт, одежду и обувь.

К слову об обуви… Я смотрю на свои босые ноги и понимаю, что туфли, которые я потеряла сегодня, были моей единственной парой.

Слова Катрионы проносятся у меня в голове, они звучат заманчиво и одновременно омерзительно. В конце концов, омерзительная мысль о том, что я окрашу красным простыни какого-нибудь незнакомца, уже не делает её слова такими заманчивыми. Я не отказала Антони, чтобы в итоге раздвинуть ноги перед кем-то кроме Данте.

А что если Данте предложит самую высокую цену?

Но вслед за этой мыслью приходит другая, которая меня отрезвляет: а что если самую высокую цену предложит капитан? О, как же он будет рад сделать мне больно и унизить меня.

Я не могу так рисковать. К тому же, я не могу вынести мысль о том, что Данте будет платить мне за секс. Как я могу стать той, что будет достойна статуса королевы, его королевы, если я буду вести себя как шлюха?

Я никогда не планировала воровать, но я не знаю, где мне достать десять серебряных монет в месяц. Наверное, я могу устроиться ещё на одну работу.

— Сколько зарабатывают солдаты? — размышляю я вслух.

— Женщины не могут быть солдатами.

— Верно. Потому что мы так зависимы от наших прихотей.

Като искоса смотрит на моё промокшее платье.

Ладно.

— Я признаюсь, что действовала сегодня немного импульсивно, но, по крайней мере, я действовала. Вы же можете представить, как я использую свою напористость и смелость в бою?

Като пытается сдержать улыбку.

— Мне будет жалко твоего противника.

Я широко улыбаюсь.

— И твоих сослуживцев.