Дети всегда правы - де Виган Дельфина. Страница 46

Казалось, Сэмми полегчало, что не придется рассказывать историю с самого начала.

— Проблема в том, что она вышла из-под контроля. — Сэмми умолк. Его взгляд искал, за что зацепиться. Казалось, парень не знал, как продолжить, очевидно, испытывал огромное давление. — Она всем управляла. Долгое время. Теперь все вышло из-под контроля. Теперь всю мою жизнь показывают в прямом эфире, а я понятия не имею, кто и где этим занимается. Скорее всего, речь идет о какой-нибудь платной платформе. Я не знаю, какой именно, понятия не имею, как эти люди общаются с подписчиками. Что бы я ни делал, куда бы ни пошел — всюду меня снимают. Я спрятался здесь, у себя дома, потому что это единственное место, где нет ловушек. Я все проверил: мебель, стены и кое-какие вещи, которые пришлось оставить. Но я не уверен, что меня не снимают прямо в эту минуту, пока я говорю с вами. Может, вы один из них… У всех, с кем я встречался за последнее время, были скрытые камеры. У всех. Я не верю в вашу честность, однако в моей ситуации выбирать не приходится.

Сантьяго подумал, что настал момент прервать молчание.

— Сэмми, вы можете полностью мне доверять. Я не принадлежу ни к одной организации, на мне нет камер и микрофонов, к тому же я связан медицинской тайной. Это вам понятно?

Сэмми просто кивнул.

— По телефону вы говорили о медсестре из больницы Святой Анны, вы с ней общались… Вы встретились в больнице?

— Это все из-за булочной.

— Угу…

— У них тоже повсюду камеры. Якобы для безопасности, но сегодня не существует системы, которую нельзя взломать. То же самое с транспортом и администрацией. Люди думают, что Национальная комиссия по информационным технологиям и свободам защитит их, но это не так. Хакеры давно опередили ее. Если какая-то компания не продает личные данные, их просто воруют… Два месяца назад я спустился купить круассанов. Я не успел войти в булочную, как тут же на меня повернулась камера, а ее объектив раскрылся, будто собирался проглотить. Не знаю, что произошло. Я сорвался. Помню только крики. Думал: «Кто так орет?» Это было невыносимо. А потом выяснилось, что орал я. Приехала скорая и увезла меня в больницу. Я все рассказал медсестре. Она посоветовала ненадолго остаться в больнице, чтобы прийти в себя. Говорила, надо поспать. И была права. Но я отказался. Они могли меня чем-нибудь накачать, а потом продать ролик.

— Думаете, она к этому причастна?

— Она? Нет, не думаю. Она просто из тех людей, которые отказываются верить в то, что происходит. Не хотят думать, зачем все это нужно. Но среди персонала больницы кто угодно мог это сделать. И я вернулся домой. С тех пор я не выходил.

— Она прописала вам лекарства?

— Успокоительное, но я его не принимал. Боюсь, что таблетки усыпят мою бдительность.

— Покажите мне рецепт, и мы все обсудим. — Сантьяго знал, что наступила его очередь включиться в игру, показать, что он способен слышать пациента, но не вестись на его бред. — Сэмми, я бы хотел вернуться к паре тем, если вы не против, чтобы понять, что с вами сейчас происходит. Все детство вас снимали для канала на «Ютьюбе», которым занималась ваша мать. Затем вы завели собственный канал, дела шли хорошо. Кажется, вы тестировали видеоигры и давали советы начинающим инфлюенсерам, так?

— Да-да. И это тоже.

— А потом вы все разом бросили, несколько лет назад.

— Да.

— Не хотите рассказать?

— Когда я учился в коллеже и лицее, все хотели стать ютьюберами. Большинство учеников мечтали о моей жизни, просили сделать селфи, напрашивались в гости… Конечно, были и те, кто издевался. Шуточки — ничего больше. «Ну что, Сэмми, у тебя не закончилась туалетная бумага?», или: «Кто контролирует твою жизнь, Сэмми, мамочка или „Инстаграм“?», или же: «Сегодня за все платит Сэмми, у него куча бабла». Я быстро понял, что никогда не буду одним из них. Такова цена. Однако в соцсетях я столкнулся с настоящей ненавистью. Мне даже угрожали убийством. Знаете, я держался неплохо. И не поэтому все бросил, как говорят некоторые. Люди хотят верить, будто я впал в депрессию из-за хейтеров или же из-за того, что у Мишу больше подписчиков, чем у меня.

— Что же произошло?

— В прошлом году я встретил одну девушку. Она пила кофе по утрам в том же кафе, что и я. Она была так красива, и, кажется, я ей нравился. Мы начали беседовать, сначала у барной стойки, а потом договорились о встрече. Первый раз я кому-то настолько доверился. Она знала, кто я такой, однако, казалось, это не имело никакого значения. В «Инстаграме» я получал много сообщений в личку от фанаток: фотки, признания в любви, предложения сексуального характера. Я никогда не пользовался своим положением, мне хотелось прожить настоящую жизнь. Однажды вечером мы выпили по несколько бокалов пива, и она пригласила меня к себе. — Его голос дрогнул. Сэмми прочистил горло и продолжил: — Она жила в большой студии. Я только зашел, как вдруг увидел кружки — целую коллекцию на полке… Кружки «Веселой переменки», с нашими с Ким фотографиями. Практически за все годы. И фотка моей матери. Еще у нее были ежедневники, постеры, ручки, пеналы — вся коллекция нашего мерча, выставленная, будто в музее.

Под наплывом эмоций Сэмми умолк. Сантьяго выждал паузу и спросил:

— И как вы отреагировали?

— Разрыдался. Я не мог произнести ни слова. Она, конечно, подумала, что я приятно удивлен, что мне нравится на это смотреть. Только я вам скажу: это убило меня. Я ушел оттуда и никогда больше не появлялся в том кафе. И ее тоже не видел. — Сэмми выпрямился на стуле. — Неделю или две я провел в нокауте и просто лежал. Никаких постов в «инете», роликов на «Ютьюбе» или в «Тиктоке». Так все и началось. Уверен. Они подумали, что я все брошу. А мне просто нужен был перерыв. Но они испугались, связались с людьми, стали за мной следить. Через какое-то время я понял, что мои соседи, консьержка и даже некоторые друзья работают на них.

Сантьяго смотрел на юношу и все яснее ощущал его тревогу.

— И тогда вы удалились из всех соцсетей?

— Да. Только на этом все не закончилось. Когда люди хотят на вас смотреть, знать, где вы, что делаете, когда им нужны ваши советы, шуточки, когда тысячи подписчиков зависят от вас, от вашей жизни, вашего настроения и готовы за это платить, у вас просто нет права исчезнуть.

Сэмми прервался, закрыл глаза и попытался восстановить дыхание с помощью специального упражнения: несколько раз он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Сантьяго молчал. Проделав упражнение четыре раза, юноша продолжил как ни в чем не бывало:

— Там еще столько денег можно заработать. И если я сам не занимаюсь этим, есть много других желающих.

— Кто, например?

— Я же сказал: не знаю. Я только знаю, что они отлично организованы и находятся повсюду. Мне негде спрятаться. Вот что я понял в тот день в булочной: они активировали всю сеть, оптические, тактильные и термические датчики, дронов и целую артиллерию прослушки.

— А где теперь ваша сестра?

— Согласно последним новостям, где-то в Париже. Но мы больше не общаемся.

— Вы думаете, она тоже числится… в этой… организации?

— Нет. Уверен, что нет.

— А как вы объясните этот разрыв отношений?

— Она меня не любит.

— А вы ее любите?

Вопрос застал Сэмми врасплох. На глазах мгновенно выступили слезы. Тогда он по-детски спрятал лицо в ладонях.

* * *

Полдня Клара потратила на поиск информации о том, что произошло после закрытия дела Диоре, и о разных его фигурантах. За несколько часов благодаря отзывчивым коллегам она узнала много всего. Клара сделала несколько звонков, отксерокопировала некоторые документы и разложила все по полочкам — получилась целая папка, которая точно заинтересует Кимми.

Каждый вечер, стоило только вернуться домой, как Клара тут же сбрасывала одежду, точно мертвую кожу. Где бы она ни провела свой день — в офисе или еще где-нибудь, — одежда всегда отправлялась в корзину для грязного белья.