Дети всегда правы - де Виган Дельфина. Страница 6

В кадре полился дождь из разноцветных сердечек.

* * *

У каждой семьи есть своя легенда. Или, по крайней мере, героическая версия событий, которая со временем обрастает деталями, подвигами, совпадениями, удивительными нюансами — откровенно говоря, выдумками. В семье Клары ее родители, бабушки, дедушки, дяди, тети, а позже и двоюродные братья и сестры любили рассказывать о забастовках, митингах, встречах. Короче, о длительной более-менее мирной борьбе, о проигранных и выигранных битвах, которые складывались в долгую сагу об отстаивании прав. Даты подгонялись под события: Режана и Филипп познакомились в июне восемьдесят пятого на площади Согласия во время праздника под громким заголовком „SOS Расизм“. Клару они зачали в вечер митингов против законопроекта Деваке об университетской реформе. Родители поженились, когда Кларе было девять, на следующий день после отклонения законопроектов Жюппе о реформе системы здравоохранения и об особых условиях пенсионных выплат.

Со временем истории обросли романтическими деталями, иногда даже в ущерб хронологии и логике. Ведь, если задуматься, даты совпадали не всегда. Например, как так получилось, что Клара родилась в тысяча девятьсот восемьдесят шестом и при этом была зачата в ноябре того же года?

Тем не менее Клара прекрасно помнила волну забастовок и протестов девяносто пятого. Ее отец был слишком поглощен наблюдением за толпой, стараясь не попасть в гущу конфликта, и не заметил, как отпустил руку дочери. Вместо того чтобы последовать за толпой, девочка отошла в сторону (или же ее оттеснили?) и стала ждать на тротуаре. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла, что потеряла отца из виду и отстала. Из громкоговорителей оглушительно вырывались лозунги, делая ее попытки позвать на помощь бессмысленными. Так что Клара села на тротуар и принялась повторять про себя слова, выкрикиваемые митингующими, которые отчего-то ей очень нравились: „Посеешь нищету — пожнешь гнев! Посеешь нищету — пожнешь гнев!“ Некоторое время спустя перед девочкой промаршировали последние манифестанты, размахивая транспарантами и стуча в кастрюли. Ей не было страшно. Несколько добрых прохожих остановились и поинтересовались, что она тут делает, на что Клара твердо и разумно отвечала, что ждет маму, которая отошла в туалет и вот-вот вернется. На самом деле в тот день Режана отправилась маршировать вместе с коллегами из коллежа Ромена Роллана в центре процессии, оставив девочку на попечение отца. Но Клара знала, что ни под каким предлогом ни в коем случае нельзя уходить с незнакомцами.

Девочка плохо знала Париж, поэтому какое-то время стояла на месте и разглядывала фасады зданий в османском стиле. Она успела замерзнуть, когда вдруг увидела двух полицейских, которые шли ей навстречу. Однако Клара знала, что доверять полиции нельзя, поэтому вскочила и попыталась убежать, но тот, что был помоложе, тут же поймал ее. Клара понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как она потерялась. Поначалу, рассказывая эту историю, говорили о двадцати минутах, потом двадцать минут переросли в тридцать и в конце концов остановились на двух часах томительного ожидания, что было маловероятно, но звучало впечатляюще.

Не вызывало сомнений одно: Клара очутилась в комиссариате Двенадцатого округа. Пока несколько хранителей правопорядка пытались связаться с одним из ее родителей, девочка играла в шахматы с молодым стажером, а похожий на шефа полиции месье с густыми усами угостил ее леденцом.

Именно эту историю вспомнила Клара тем июньским днем, когда ей пришлось объявить родителям, что она блестяще сдала вступительные экзамены в Национальную школу офицеров полиции. Вот уже несколько недель Режана и Филипп, как ни странно, надеялись на провал, но Клара сообщала о своих успехах: когда ее кандидатуру одобрили, оставалось сдать психотехнические письменные тесты, затем пройти испытание, связанное с разыгрыванием конкретной ситуации, потом собеседование с экзаменационной комиссией и, наконец, устный экзамен по английскому. После всех этих испытаний отец Клары все же сумел сдержаться и не спросить, как так получается, что полицейские проходят такой тщательный отбор, но при этом остаются идиотами.

Когда Клара получила письмо о поступлении, она решила лично объявить новость родителям. В глубине души девушка боялась этого разговора, однако ни капли в себе не сомневалась. С одной стороны, мать с отцом переживали, что дочь выросла, но, с другой, всегда уважали ее решения. Разве они не отпустили ее в Лондон сразу после школы вместо того, чтобы заставить дочь тут же поступать в университет? Разве они не отнеслись с юмором и снисхождением к новости о том, что дочь подрабатывает не няней в тихом семейном пригороде, а официанткой в баре по ночам?

Клара толкнула дверь первого подъезда, проследовала через него во двор с маленьким садом. Она вспомнила, как играла тут ребенком, как поджигала петарды и бросала их в кусты, а когда подворачивался случай — в собачьи какашки. Девушка вошла во второй корпус и взлетела по лестнице. Она чувствовала, как в горле встал ком, как постепенно коченеет все тело. Поднявшись на третий этаж, она услышала музыку, что было странно в этот час, по крайней мере для ее родителей. Клара позвонила в дверь, однако никто не открыл. Наверное, мама находилась в дальней комнате. Клара позвонила во второй раз, а затем достала ключ. Едва она вошла, как увидела родителей, дядю Паскаля и его жену Патрисию: все четверо переоделись полицейскими и встали в нестройную шеренгу, уморительно отдавая честь Кларе. Она так и не узнала, где они раздобыли фуражки и свистки, на вид настоящие.

— Предъявите документы! — воскликнул Паскаль.

Все рассмеялись и пропустили ее внутрь. Оказалось, соседка Клары все разболтала Режане и Филиппу. На столе стояло вино и шампанское, пироги, киши и паштеты на любой вкус — так подготовиться могли только ее родители, завсегдатаи вечеринок и общественных пикников, владевшие секретами гостеприимства. Так они показали дочери, что, несмотря на непонимание — а, может быть, в некотором смысле, и предательство, — они готовы отпраздновать успех дочери. Зазвенели бокалы. Кузен Марио и кузина Эльвира устроили танцевальное шоу в наручниках.

Под конец вечера дядя Деде, который присоединился к веселью за ужином, взял гитару Режаны и затянул песню Рено „Шестиугольник“:

Страна ментов, ментов страна —

Такая Франция моя.

О долге чешут небылицы.

Под формой — лишь одни убийцы.

Клара уже собиралась дать отпор, как отец вдруг потащил ее на кухню, усадил, медленно распахнул окно, сел напротив дочери, откашлялся и закурил. Он открыл рот, чтобы что-то сказать — что-то серьезное, наверняка заготовленное заранее: фразу, совет, пожелание, что-то сильное и основательное. Но ничего не вышло: на его глаза навернулись слезы. Отец вздохнул и просто улыбнулся, разведя руками в знак капитуляции.

Эта улыбка надолго запечатлелась в памяти Клары: четкое, ясное воспоминание, перекрывающее все остальные. Ее отец был мастером слова, афоризмов, прекрасно рассуждал о вероисповеданиях и туманных теориях, в основе которых лежали математические формулы — он с легкостью применял их в повседневной жизни. Однако в тот вечер Филипп хотел произнести что-то простое, но не смог. Он хотел сказать: „Будь осторожна“.

Через несколько месяцев он умер.

* * *

Мелани Кло и Клара Руссель впервые встретились через десять лет после того, как первая переехала в Париж, а вторая поступила в Высшую национальную школу полиции. Эти десять лет пролетели, словно сквозняк, словно удар полицейской дубинкой: ты как будто вдруг очнулся от сна, обернулся назад и не понимаешь, что на самом деле произошло. Ни Мелани, ни Клара не смогли бы описать стремительные, решительные годы молодости, если бы кто-нибудь попросил. Они бы лишь ответили: было одновременно и весело и грустно. Очень быстро эти годы превратятся в сгущающийся туман, в глубине которого время от времени будут мелькать символические исторические и дорогие сердцу даты.