Детектив и политика - Устинов Питер. Страница 7

Негр-носильщик торопливо поставил на землю оба чемодана Малько и устремился к выходу, чтобы посмотреть на агонизирующую в луже крови собаку. В маленьком аэровокзале Порт-о-Пренса наступило некоторое затишье. Несколько гаитян окружили собаку. Один из них злобно плюнул на нее. С автоматом наперевес, словно приближаясь к вооруженному врагу, солдат-постовой раздвинул зевак и в упор разрядил магазин в лежащую собаку, превратив ее в кровавое месиво.

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота от этой бессмысленной жестокости, Малько повернулся к высокому гаитянину, вместе с которым летел из Нью-Йорка на «Боинге-707» авиакомпании «Америкэн Эрлайнз»:

— Какая гнусность! Почему он это сделал?

Тот не успел ответить — вмешался подоспевший полицейский:

— Это больное животное. Очень опасное. Оно могло покусать людей!

Малько не стал спорить. Гаитянам, как он только что убедился, удалось найти весьма эффективный способ борьбы против бешенства. Институт Пастера мог только позавидовать такому простому решению…

Когда полицейский отошел, попутчик Малько наклонился к нему и прошептал:

— Он сказал неправду. Это «папа Док» приказал убивать всех черных собак!

— Всех черных собак? Почему?

Гаитянин серьезно ответил:

— Говорят, что государственный изменник Габриэль Жакмель может превращаться в черную собаку. Именно так ему удалось спастись от полиции…

Солдат тем временем схватил мертвую собаку за хвост и поволок ее в сторону. К возмущению, вызванному у Малько и самой это сценой, и породившим ее нелепейшим предрассудком, примешивалась глубокая тревога. Ведь именно Габриэля Жакмеля ему и надо было разыскать — и отнюдь не в обличье собаки…

Жизнь аэровокзала вернулась в нормальное русло. Малько вытер лоб шелковым платком: в лишенном кондиционеров помещении ему пришлось простоять четверть часа в очереди только для того, чтобы поставить штамп в паспорте. Настроение у него испортилось еще на подлете к Порт-о-Пренсу, когда, взглянув в иллюминатор, он увидел стиснутый между побережьем и зелеными холмами город, свинцовое море и стоящие в дальнем конце аэродрома, рядом с двухмоторным самолетом «Пайпер Команч», принадлежавшим покойному Франсуа Дювалье, три старых, прогнивших «Мустанга П-51» и один «Б-25».

Носильщик поставил багаж Малько перед таможенником, который рылся в чемодане пассажира, прибывшего тем же рейсом. Достав из чемодана связку писем, таможенник нахмурился, развернул одно из них и принялся его изучать, держа вверх ногами.

Малько с трудом сдержал приступ смеха. Владелец писем был очень напряжен. Стоявший рядом с Малько пассажир шепнул ему:

— Он проверяет, не от эмигрантов ли это!

Продемонстрировав свою власть, таможенник брезгливо положил письма на место.

Сидя на скамейке за его спиной, двое крепкого телосложения негров в черных куртках и темных очках наблюдали за происходящим. Один из них полез во внутренний карман своей куртки за сигаретами: Малько заметил деревянную рукоятку пистолета. Это были тонтон-макуты — свирепые гвардейцы дювальеристского режима. Сердце у Малько забилось быстрее. Он снова погружался в странный, полный опасностей мир…

Придвинувшись к таможеннику, попутчик Малько с детской непосредственностью засунул ему в нагрудный карман сложенную купюру. Тот сразу же начертил мелом крестик на его чемодане, а заодно и на чемоданах Малько, в одном из которых было оборудовано двойное дно, где лежал специальный ультраплоский пистолет. Малько даже не успел поблагодарить своего спасителя: тот уже шагал к помятому серому «форду». У выхода из аэровокзала-Малько толкнул какой-то негр в коротких клетчатых брюках. Это был престранный, по-обезьяньи гримасничающий, необыкновенно худой субъект с наголо бритой, как у Юла Бриннера, головой. В руке он держал трость с серебряным набалдашником, совершенно неуместную у такого персонажа. Он очень долго извинялся, мешая французские и английские слова, потом подпрыгивающей походкой вошел в здание аэровокзала.

Носильщик положил чемоданы в багажник покрытого пылью «пежо», и Малько устроился на грязном продавленном сиденье.

— Мне нужно в «Эль-Ранчо», — сказал он по-французски.

Окружающий городской пейзаж очень напоминал африканские трущобы. Из-за опущенных стекол воздух в машине был горячим и влажным.

Шофер ловко маневрировал между маршрутными такси и «тап-тапами» — грузовиками, выполняющими функции автобусов и покрытыми наивными рисунками и лозунгами религиозного и политического характера. Несколько минут машина Малько следовала за «тап-тапом», украшенным надписью: «Папа Док на всю жизнь!», потом развернулась на большой круглой площади и покатила по широкому, поднимающемуся к холмам бульвару, по обеим сторонам которого росли деревья, покрытые удивительными ярко-красными цветами. Малько заметил вдалеке огромный экран «драйв-ина», совершенно неожиданного в этих местах.

На взятой напрокат «мазде» Малько проехал мимо гигантского транспаранта, на котором гирляндами красных электрических лампочек было выложено: «Да здравствует пожизненный президент Жан-Клод Дювалье!». После смерти «папы Дока» достаточно было заменить имя… Утомленный тряской на неровной дороге, Малько сбавил скорость и взглянул на одиноко стоящий в центре Марсова поля «Пале Насьональ» с его пустынной эспланадой. Это было небольшое белое трехэтажное здание длиной метров в пятьдесят, расположенное на красивой лужайке и окруженное высокой железной оградой и плотной изгородью кустарников. Поглощенный, этим зрелищем, Малько лишь в самый последний момент заметил «кирпич» и едва успел затормозить. Подъезд ко дворцу был запрещен, дабы у кого-нибудь не возникло искушение бросить гранату в его левое крыло, где обитала семья Дювалье. Позади дворца находились казармы «Дессалин», где были расквартированы отборные части гаитянской армии, а перед ним — приземистое здание казарм «Франсуа Дювалье», в которых размещалось Управление полиции, также охранявшее покой семьи диктатора.

Малько повернул налево, в сторону памятника Неизвестному беглому рабу. Хотя его «мазда» была совершенно новой и обладала отменными ходовыми качествами, он чувствовал себя измочаленным от этой автопрогулки: дорога из Петьонвиля в Порт-о-Пренс была вся в ухабах. Да к тому же требовались крепкие нервы, чтобы постоянно лавировать между пешеходами и «тап-тапами», которые вдруг резко тормозили или совершали крутые виражи. Кругом царила ужасающая нищета. Большинство гаитян ходили босые, по обеим сторонам дороги были дощатые хижины с крышами из жести. Под беспощадно палящим солнцем рикши перевозили тяжелые грузы. Виллы состоятельных людей находились далеко от этого узкого, петляющего шоссе — к ним вели каменистые дороги, по которым почти невозможно было проехать.

У кинотеатра «Рекс» он, как его и проинструктировали, повернул налево. Центр Порт-о-Пренса был выстроен по американскому стандарту: улицы пересекались под прямым углом. Если бы не автомобили, можно было подумать, что находишься на Диком Западе конца прошлого века, видя эти обшарпанные дома с большими деревянными балконами, незаасфальтированные улицы и торговцев, разложивших свой нехитрый товар прямо на тротуаре.

Малько въехал на изрытую ухабами улицу Паве, вдоль которой тянулись лавчонки с незастекленными витринами, проехал три квартала и пересек бульвар Жан-Жак Дессалин — главную артерию Порт-о-Пренса, идущую параллельно морскому берегу. Множество разноцветных «тап-тапов» двигались в сторону рынка. «Мазда» запрыгала на неровном покрытии. Улица Паве кончилась. Малько увидел желтый фасад и надпись «Канадский королевский банк». Напротив находилось большое складское помещение — обитель профессионального доносчика Жюльена Лало. Подробная информация Рекса Стоуна позволила Малько избежать компрометирующих контактов с работниками американского посольства — и прежде всего со вторым советником и резидентом ЦРУ в Порт-о-Пренсе Фрэнком Гилпртриком.

Выйдя из машины и едва не задохнувшись в раскаленном, влажном воздухе, который, казалось, можно было разрезать ножом, Малько открыл дверь в помещение склада. Узкая деревянная лестница вела на второй этаж, к застекленным кабинетам. Малько увидел какого-то негра и обратился к нему: