Коплан попадает в пекло - Кенни Поль. Страница 7
— Мне поручено поговорить с тобой о Людвиге Кельберге, — призналась она.
Он удивленно застыл, глядя на нее с немым вопросом, затем спросил:
— Кто это — Людвиг Кельберг?
— Ты не знаешь его?
— Нет.
— Рассказывай другим, — сказала она недоверчиво.
— А почему я должен его знать?
— Это агент СВДКР!
— Впервые слышу о нем.
— Ты шутишь?
— Я говорю серьезно.
Она была разочарована. Он проворчал:
— Я знаю кое-кого в СВДКР, но не знаю всех сотрудников. Если ты утверждаешь, что этот Людвиг Кельберг — коллега, я охотно тебе верю. Так что же ты хотела мне о нем поведать?
— А вот что: ты спросишь у директора, хочет ли он узнать последние новости, касающиеся Кельберга, из первых рук. При положительном ответе я передам тебе сверхсекретную информацию по этому делу.
— А при отрицательном?
— Ты забудешь о моих словах, и мы не будем больше возвращаться к этой теме.
— К чему такие тайны? Не могла бы ты просто объяснить мне, о чем идет речь?
— Я не люблю говорить впустую... Завтра, если эта тема заинтересует твоего директора, мы продолжим беседу.
— Хорошо, — сказал он. — Не буду настаивать. В конце концов, меня лично эта история не касается.
Он отвернулся, чтобы загасить окурок о хрустальную пепельницу, стоящую на бежевом паласе, возле дивана.
Сильвия снова обняла его и стала провоцировать прямой, дерзкой и весьма красноречивой лаской.
Еще в Вене он убедился в том, что она была неутомимой партнершей, не имела никаких комплексов в любви и свободно брала инициативу в свои руки, когда речь шла об удовольствии. В любви она напоминала птицу-феникс, возрождающуюся из собственного пепла, воспламеняющую и испепеляющую.
Впрочем, Коплан не испытывал ни малейшего желания увернуться.
Здесь, в этой прослушиваемой квартире, его очень устраивало, что Сильвия, достигая высшей точки блаженства, оставалась молчаливой. С помутневшим взглядом и открытым ртом, она не издавала ни единого звука. Коплан очень ценил эту сдержанность, так как знал, что записывающее устройство все время работало и что завтра утром пленку прослушает Старик.
Вопреки всему, Старик слушал без привычных язвительных комментариев диалог Коплана и Сильвии Роммер. После прослушивания Коплан спросил:
— Что вы скажете об информации, касающейся Людвига Кельберга? Это не утка?
— Нет, — пробурчал Старик. — В действительности Кельберг не агент СВДКР, а корреспондент. Хочу подчеркнуть, что на сегодняшний день это — моя лучшая антенна, улавливающая все, что происходит в Балканском секторе.
— Где его резиденция?
— В Бухаресте.
— Другими словами, вы принимаете предложение Сильвии?
— Секунду! — пробрюзжал Старик.
Он нажал на одну из клавиш своего переговорного устройства и обратился к шефу административного отдела:
— Руссо? Вы меня слышите?
— Да, я вас слушаю, господин директор.
— Есть какие-нибудь новости о Людвиге Кельберге?
— Нет, господин директор. Я бы вас немедленно проинформировал.
— Вы связались с ZB-11?
— Да, но ответ пока отрицательный.
— Ко мне поступила конфиденциальная информация через Вену.
— Кельберг в Вене?
— Я еще не обсуждал этого вопроса, но буду держать вас в курсе.
— Я обрываю связь с ZB-11?
— Да, до нового приказа. Ждите моих дальнейших инструкций.
— Хорошо, господин директор.
Старик встал и подошел к сейфу. Взял одну из папок и вернулся к письменному столу. Открывая папку, он пробурчал:
— Людвиг Кельберг исчез ровно неделю назад. Бесследно.
Глава 5
Поскольку замечание Старика оставило Коплана равнодушным, Старик сказал:
— Я объясню мою проблему...
Он склонил голову над папкой, пробежал глазами несколько листков, заглянул в карточку.
— Людвиг Кельберг — чиновник Боннского правительства, — начал он, поднимая глаза на Франсиса. — Он является членом комиссии по внешней торговле и сотрудничает в странах Восточной Европы в качестве эксперта по развитию промышленных связей. Как вам известно, Западная Германия располагает десятками тысяч подобных миссионеров, которые рассеяны по всей планете и являются истинными творцами ее современного процветания... Вам также известно, что Бонн, вопреки своей твердой антикоммунистической позиции, ежегодно увеличивает объем торговых сделок со странами — сателлитами СССР и самим СССР. Короче, Людвиг Кельберг имеет многочисленные и интересные контакты за «железным занавесом» и уже в течение десяти месяцев представляет мне сведения первостепенной важности. Я не знаю его источники, но, судя по качеству поставляемого им товара, они подобраны очень удачно.
Старик захлопнул папку и продолжал:
— Кельберг регулярно, раз в две недели, составлял для меня отчеты, содержание которых высоко оценивали многие из наших ведомств. Однако в последний раз, вопреки ожиданию, я не получил от него сообщения в установленный срок. По истечении сорока восьми часов я отдал распоряжение об установлении связи с нашим агентом в Бухаресте ZB-11... Вы слышали ответ Руссо: никаких известий о Кельберге.
— Когда вы ожидали его отчет?
— Двадцать восьмого октября, то есть неделю назад.
— Я не вижу ничего особенно трагического в недельной задержке информации от корреспондента, — заметил Коплан. — Может быть, ему нечего было передавать?
— Это абсолютно исключено. Во-первых, Кельберг — сама пунктуальность. Во-вторых, в тех случаях, когда у него нет новостей, он сообщал мне об этом в закодированной телеграмме именно для того, чтобы я знал, что связь не прервана.
— В таком случае вы, пожалуй, правы, — признал Коплан и, немного помолчав, спросил: — А если предположить внезапное изменение курса, так сказать, вираж?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, Кельберг мог сменить хозяев. В конце концов, он всего лишь простой корреспондент СВДКР и не связан с нами договором.
— Это так, — признал Старик. — Кельберг свободен в выборе хозяев и клиентов, если получит более заманчивое предложение. Однако меня бы это очень удивило.
— Он доказал свою лояльность?
— Я имею в виду другое. Меня бы вовсе не удивило, если бы он работал на нескольких хозяев. Но я уверен, что он предупредил бы об этом. Это человек принципиальный. Если бы он решил положить конец нашим отношениям, он бы мне об этом сообщил.
— Сколько ему лет?
— Сорок два года... Это пруссак классического образца: высокий, выносливый, предприимчивый, властный, несговорчивый.
— Вы с ним лично знакомы?
— Я встречался с ним один раз, в Ганновере. Год тому назад.
— Как вы его завербовали?
— Посредством старых связей... Кельберг был одним из тех молокососов, которых нацисты мобилизовали в конце войны для защиты казематов от союзных войск. Раненный в плечо в момент высадки союзников, он был спасен двумя юными француженками примерно его же возраста. Они спрятали его в амбаре — дело происходило на юге Нормандии — и выходили. Они не только лечили и кормили его, но и отказались выдать американцам! Самое любопытное, что их отец был одним из лидеров местного Сопротивления... Война знает немало таких странных историй... Кельберг остался в Нормандии и работал на бретонской ферме. Ему было тогда восемнадцать лет, и он навсегда сохранил в сердце неугасимую любовь к Франции и французам.
— Да, у жизни бывают странные повороты, — задумчиво произнес Коплан.
— Каждый день моей жизни убеждает меня в том, что добро всегда воздается. И я по своему опыту знаю это лучше других.
— И что дальше? — спросил Франсис.
— А дальше в игру входите вы, Коплан, — заключил Старик. — Я сгораю от нетерпения узнать, что известно вашей подруге Сильвии Роммер о Кельберге.
— Я полагаю, вы скоро это узнаете.
Из здания СВДКР Коплан вернулся на улицу Рэнуар, где его ждала Сильвия.
Все утро она, не торопясь, занималась собой, а теперь читала иллюстрированный журнал, который нашла в квартире.