Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 24

Нападавшие спускались с насыпей, оставляя за собой цепочки глубоких следов.

Несмотря на малый рост, на нелепые наряды и отсутствие у нападавших оружия, Энсадум ощутил укол страха. Тем временем один из карликов, первым добравшийся до повозок, потянулся к идущему впереди гхуру — и внезапно получил от него удар.

Копыто зверя угодило карлику в грудь с оглушительным хрустом. Удар отбросил несчастного на добрых три сажени.

В это время с противоположной стороны объявился второй нападавший. Его рука потянулась к верёвке, стягивающей несколько тюков, на которых расположился Энсадум. Недолго думая, практик ударил по этой руке. Гхуры продолжали идти, караван двигался вперёд, и второй нападавший остался позади.

Впереди ещё один карлик вскарабкался на тюки. Сделав это, он принялся танцевать, махать руками и подпрыгивать в радостном исступлении.

Ещё один карлик попытался взобраться по левую сторону от Энсадума, но сорвался и рухнул прямо под колёса повозки. Остальным нападавшим похоже, не было никакого дела до того, что случилось с их товарищами. В то время как танцующий карлик очевидно отвлекал своими телодвижениями внимание Энсадума, другие принялись за верёвки и узлы.

Только сейчас Энсадум понял, что целью нападавших был груз. Очевидно, подобные грабежи случались регулярно, и этот маршрут давно стал частью «охотничьих угодий» грабителей. Запрыгнув на повозку с тюками и захватив столько товара, сколько могло поместиться в руках, нападавшие спрыгивали с повозки и тут же исчезали за песчаной грядой. Все это напоминало начало атаки, пущенное в обратную сторону.

Разбойники ретировались даже быстрее, чем появились. Исчезла не только часть товара, но и цепочки следов, ведущих вниз — их накрыло стремительно оседающим песком. Исчезло также тело несчастного, которому не повезло угодить под колёса. Энсадум был уверен, что сам он уйти не мог, поэтому наверняка бездыханный труп забрали товарищи.

Всё прекратилось, но ещё некоторое время Энсадуму не давало покоя бешено стучащее сердце и дрожь в конечностях.

ГЛАЗА БЕЗ ЛИЦА

Жизнь в Завораше была устроена просто и вместе с тем эффективно. Сын наследовал род занятий отца так же, как другие наследуют вещи. Конечно, последнее касалось не всех, а лишь крестьян, ремесленников и мелких лавочников. Богатые сами выбирали занятие по душе, нисколько не задумываясь о том, как заработать на жизнь. Впоследствии Ноктавидант не раз задумывался об иллюзорности такого выбора. У богатых было так же мало альтернатив, как и у тех, кто родился в нищете. Или даже так: у них альтернатив было ещё меньше.

Первое, что запомнилось Ноктавиданту из самого раннего детства — это лес человеческих ног: затянутых в штаны, в бриджи, одетые в широкие шаровары всех возможных цветов и их оттенков; скрытые юбками — по щиколотку, по голень; голые ноги носильщиков и рабов; загорелые до черноты лодыжки рыбаков; покрытые ссадинами и коркой запёкшейся крови коленки других посыльных.

Со временем Ноктавидант обрёл парадоксальное, но, как казалось, важное качество: ему достаточно было посмотреть на ноги человека, чтобы понять, кто перед ним. Так можно было определить богатый человек или бедный, к какому сословию принадлежит и имеет ли лишние деньги на ежедневную чистку обуви. Например, он сумел бы отличить монаха от служки, ещё не принявшего постриг только по наличию грязи на сандалиях: всем неофитам полагалось принимать участие в ежедневной чистке принадлежащего церкви хлева. Или вот ещё: однажды он распознал в богато одетом купце самозванца. Выдало его то, как он ставил ногу: пусть даже обутый в сапоги, он делал это неуклюже, словно всю жизнь был вынужден ходить в грубой обуви простолюдина. Кроме того, у Ноктавиданта была поразительная память на всё, что касалось одежды и обуви. Однажды он заприметил человека в ярко-красном сабо. Днём тот прогуливался по рынку, изображая покупателя, в обед отдыхал в тени деревьев у рыночных складов вместе с другими рабочими, а по вечерам в одежде торговца сидел на открытой террасе местного постоялого двора и потягивал вино. Позже несколько складов ограбили. Воров поймали, и среди них оказался тот самый человек в сабо.

Однажды на глаза ему попалась не совсем обычная пара ног.

Поначалу Ноктавиданту показалось, будто их обладатель поистине огромного роста, настоящий гигант. Его тень накрывала сразу несколько соседних прилавков. Ноги незнакомца до щиколоток скрывал свободный наряд наподобие хитона. Снизу ткань была оторочена красной лентой с узорами в виде переплетающихся линий: именно этот рисунок, а точнее блеск золотой нити, которой он был вышит, и привлёк внимание мальчика.

Незнакомец стоял посреди дороги, а толпа обтекала его с обеих сторон, как речная вода обтекает валун.

Наконец Нокта поднял взгляд.

Одежда незнакомца ниспадала многочисленными складками, аккуратно подогнанными и тщательно отутюженными. У горла они скреплялись застёжкой с перламутровым камнем. Мальчик попытался заглянуть незнакомцу в лицо, но как раз в этот момент солнце оказалось у того за плечами. Короткий ёжик его волос вспыхнул малиновым светом, а за спиной человека раскрылась пара огненных крыльев. Напуганный, Нокта развернулся и бросился бежать, но неким непостижимым образом рука незнакомца всё же дотянулась до него, взяла за плечо и развернула одним мягким движением.

Перед ним был священник Храма Всевоплощённого. Не рядовой служитель, а именно священник — до этого Нокта видел их всего пару раз. Вот почему одежда незнакомца показалась ему странной и незнакомой: примархи Храма никогда не ходили на рынок и в прочие места сами, для этого у них имелась целая армия послушников, а набитые золотом сундуки, если верить сплетням, никогда не пустели.

Священник сказал: «Ты пойдёшь со мной», и, не дожидаясь ответа, зашагал дальше.

Позже выяснилось, что примарх уже договорился обо всём с человеком, у которого Нокта работал. И хотя формально мальчик тому не принадлежал, хитрый делец знал, что идти щенку все равно некуда. Так почему бы не «освободить» его от тяжёлой работы, попутно не выручив несколько монет (на самом деле торговец хотел, чтобы вдобавок к деньгам примарх сжёг для него несколько молельных свитков, но получил в ответ такой взгляд, что пожалел о своей просьбе).

Те немногочисленные пожитки, что Нокта мог считать своими, так и остались лежать в тёмном углу за корзинами. За свою короткую жизнь он не обзавёлся сколько-нибудь значимыми вещами, даже одежда — и та почти вся была на нем, за исключением нескольких лоскутов ткани, которыми мальчик обматывал ступни, когда боль от стёртых в кровь мозолей становилась нестерпимой.

Сейчас они очень бы ему пригодились. Священник уходил все дальше, и Нокта, решивший, что последовать за ним — не такая уж плохая идея, поспешил следом.

Вскоре мальчик нагнал уже знакомую фигуру у границ храмового квартала. Как он и предполагал, незнакомец направлялся к Храму Всевоплощённого.

За все это время священник ни разу не обернулся и не посмотрел, следует ли за ним мальчик. У самой границы квартала Нокта вновь остановился, чтобы полюбоваться на окружающие его здания.

К каждому вели украшенные цветами аллеи, в фонтанчиках журчала вода, в бассейнах плавали рыбки — алые, золотистые — с первого взгляда их трудно было заметить на фоне блеска устилавших дно водоёмов мелких монеток — медных, бронзовых.

Дующий с моря ветер уносил все прочие запахи, кроме аромата благовоний. Тонкие завитки дыма тянулись от многочисленных курильниц, сплетались, змеились друг за другом, смешиваясь и продолжали путешествие как некий третий, доселе неведомый аромат. Вот пахнет корицей, имбирём, гвоздикой, а мгновение спустя — сыростью, плесенью и тем, в чём позже Нокта опознает запах старых книг. Так могло пахнуть в склепе.

Внутри храм действительно напоминал гробницу. Шагнув за порог, Нокта оказался в мире переменчивых теней, шорохов и целой круговерти запахов: цветов, дерева, камня, сырости и невообразимой старости.