Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 36

Когда на него оказался направлен арбалет, Энсадум отшатнулся, одновременно с этим делая шаг назад.

— Это один из них, — неожиданно произнёс тот, которого Энсадум называл про себя Юнцом. Именно его он видел за прилавком «магазинчика», — Точно.

— Я вижу — отозвался старший.

— Послушайте, — едва смог выдавить Энсадум.

— Молчать!

Стрела уткнулась Энсадуму в щеку. К счастью, пока не в полёте.

— Стой смирно, — пробурчал старик.

Почувствовав на лице влагу, он смахнул её рукой и обнаружил на пальцах кровь. Все-таки, карлик поранил его острием стрелы. Энсадум взглянул на Белёсого, но тот лишь ухмыльнулся, отчего его уродливые губы ещё больше оттопырились. Энсадум также заметил, что теперь стрела направлена ему не между глаз, а куда-то в центр груди или даже ниже. Незаметно практик начал смещаться вправо, переставлял стопы так, чтобы это не было слышно.

В это время старик, кажется, потерял к нему всякий интерес. Шаркая обутыми в рваные обноски ногами, он подошёл к стеллажам и после недолгого изучения взял один из саквояжей. В следующее мгновение все его содержимое оказалось вывернутым на стол неподалёку. Загрохотали инструменты и многочисленные мензурки, как полные, так и пустые.

От такого обращения у Энсадума сжалось сердце, но что он мог поделать?

Старик выбрал из образовавшейся кучи один их металлических ланцетов, поднёс его остриё к глазам и некоторое время рассматривал. Щёлкнув языком, он отложил инструмент в сторону и взял другой. На этот раз в центре внимания оказался скальпель. Сверкающий и острый. Энсадум как никто другой знал остроту этих инструментов.

На мгновение у него проскользнула мысль, что старик сейчас направится к нему, и в следующие… скажем, полчаса, будет заниматься тем, что проверит остроту инструментов на их владельце…

Хотя, на самом деле, Энсадум сомневался, что это был именно его саквояж. Да, саквояж практика, но не тот, который принадлежал ему. Во-первых — не было блокнота. Во-вторых, кожа, из которой был изготовлен саквояж, отличалась по цвету. Здесь она была более темной и более потёртой. Присмотревшись, Энсадум увидел позеленевшие от времени застёжки.

Покончив с осмотром скальпеля, старик брезгливо отшвырнул его в сторону. Затем перешёл к следующему саквояжу.

Точно так же, не церемонясь, старик распахнул его, заглянул внутрь, хмыкнул, затем запустил тощую руку внутрь.

Точь-в-точь охотник, запускающий всю пятерню глубоко в рану, чтобы извлечь бесполезные внутренности.

Только извлёк он не внутренности, а многочисленные перекрученные трубки. Точно так же, как и скальпель минуту назад, брезгливо отшвырнул всё это в сторону. Энсадум, который знал, сколько труда стоит практикам поддерживать оборудование в порядке, поморщился.

Между тем ему удалось сместиться на добрых четверть шага. Конечно, если присмотреться хорошенько, можно было бы заметить, что что-то изменилось в позе Энсадума. Однако в царившем в помещении полумраке, сделать это было не так просто. К тому же, шорох его подошв хорошо скрывали звуки, издаваемые стариком, когда он потрошил очередной саквояж.

С этого момента Энсадум решил так и именовать всех троих — Стариком, Карликом и Юнцом.

Энсадум прислушался к звукам снаружи. Если бы ему удалось позвать на помощь или каким-то другим способом привлечь внимание.

— Послушайте, я всего лишь…

Ему ответил Карлик.

— Пфф… Не пытайся. Тебя прижали.

— Вы меня с кем-то путаете…

— Нет, — Карлик трахнул головой и вышло это на удивление комично, словно кивнул болванчик.

Но у болванчиков не бывает при себе арбалета, и они не целятся из них в людей.

Всё происходящее напомнило страшный сон.

— Нет, — повторил Карлик, — Никакая это не ошибка.

В этот момент Старик добрался до третьего саквояжа. На этот раз это должен был оказаться именно тот, что принадлежал Энсадуму. Иначе и быть не могло, ведь если подумать: какова вероятность того, что и на этот раз это окажется собственность некого другого практика? Хотя на деле это всего лишь значило бы, что в пустошах напали и ограбили на одного практика больше.

Как и в предыдущий раз, Старик запустил руку внутрь, после чего принялся водить ею, очевидно, обшивая многочисленные отделения. Делал он это не глядя, практически вслепую, перебирая металл и стекло, отчего изготовленные из них предметы мелодично позвякивали.

Сердце Энсадума тревожно сжалось: что могло произойти с блокнотом, если один из реактивов разобьётся или — ещё хуже — это будет пузырёк с кровью?

— Эй, — сказал Карлик, вновь направляя арбалет Энсадуму в лицо, — Стой смирно.

Из саквояжа показались первые инструменты, а также горелка и несколько мензурок. Энсадум пристально наблюдал за тем, что появится следующим.

Наверняка это был именно его саквояж. И в нем — блокнот. Энсадум не мог сказать, что именно в этом блокноте было для него таким дорогим. За свою жизнь он исписал сотни различных записных книжек, блокнотов, тетрадей. Сперва ему приходилось учиться дома, а затем — в стенах Курсора, осваивая азы профессии. Однако именно этот блокнот, куда он переносил все, что находило отклик в его душе, он ценил выше других. А ещё этот блокнот подарил ему отец. Просто вручил в свойственной ему одному манере — без слов, с лёгкой полуулыбкой на лице. Это случилось незадолго… Незадолго до…

Все последующие события произошли одновременно.

Старик отшвырнул раскрытый саквояж. Наружу из него выпал и покатился, переворачиваясь с одного угла на другой словно диковинное четырёхугольное колесо, знакомый блокнот.

Два противоречивых позыва: рвануться к блокноту либо уворачиваться от стрелы Карлика, заставили Энсадума сделать движение, которое вышло слишком неуклюжим. Где-то над ним просвистела стрела, ударившая в балку над головой. Судя по звуку, с которым её металлический наконечник врезался в дерево, сила выстрела была немалая.

Старик кричал что-то о некромантии, когда Энсадум бросился на него и повалил на пол. Из всех троих именно он казался наиболее опасным противником. Ни Карлик, ни Юнец не сравнялись бы с ним в силе, хотя молодость и сила, безусловно, были на их стороне.

Сбив Старика с ног, Энсадум попытался дотянуться до одного из инструментов, что были разбросаны вокруг, однако противник оказался не так прост. В любом случае он не планировал лежать на полу и ничего не делать.

Старик оказался и проворнее и сильнее, чем казалось на первый взгляд. Оттолкнув Энсадума, он перекатился на бок, затем одним движением поднялся на ноги. Значит, Энсадум верно определил сильнейшего. С другой стороны, он ошибся в том, насколько сильным окажется его противник.

В это время Карлик уже достал новый болт и принялся взводить арбалет. Юнец отбросил обе свои склянки и тоже рванулся к Энсадуму.

Бежать или защищаться? Энсадум выбрал второе. Теперь нужно было выбрать, куда отступать. Назад путь был закрыт — Карлик хоть и не закончил возиться с арбалетом, мог в любую минуту использовать тот, как ударное оружие. Впереди был Юнец — и груда стекла на полу. Справа — Старик. Судя по всему, он уже пришёл в себя после падения, и теперь ругался сквозь зубы, постепенно наступая.

— Некромантское отродье, — он сплюнул кровь.

Энсадум продолжал отступать. Старик сунул руку в карман и достал некий предмет размером не больше карманного гребня. Одно неуловимое движение, и в его руке словно по волшебству возникла бритва.

Юнец подошёл и стал с Энсадумом рядом.

— Папа?

— Заткнись, Барка.

Почти механически Энсадум отметил, что Старик и Юнец — отец и сын, и последнего зовут Баркой, хотя сейчас это не имело никакого значения.

Внезапно Энсадуму показалось, что комната вокруг сжалась до размеров ящика. Дышать стало тяжело, словно он погрузился в тёмную мучнистую воду. Теперь эта густая вода затекала ему в горло, наполняла лёгкие… Словно сквозь мутную плёнку на её поверхности он наблюдал, как Старик отпихивает саквояж. От удара ногой тот летит прочь, задевает блокнот и вот уже вдвоём они продолжают лететь, кувыркаясь в воздухе, словно пара бегунов, стремящихся обогнать друг друга. Наконец блокнот падает и раскрывается на случайной странице. Саквояж падает рядом.