Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 97

Энсадум побежал.

Холодный воздух щекотал гортань, колол лёгкие. Почему-то вдруг показалось важным достичь места падения неизвестного объекта как можно скорее. По пути Энсадум дважды упал на острые камни. Случилось это потому, что смотрел не под ноги, а вверх. Вверх — на стремительно падающую крохотную точку.

С того самого мгновения, как он впервые заметил промелькнувшую в небе тень, он был уверен, что станет свидетелем чего-то важного. Всё это напоминало ему о детстве. О времени, проведённом с подзорной трубой. О том, как он разглядывал Небесные острова и проплывающие мимо облака.

Иногда Энса думал, что жить под Небесными островами всё равно, что жить неподалёку от леса или возле пруда. На первый взгляд лес и водоём совершенно обычные, к их виду привыкаешь. Однако стоит войти под сень деревьев или нырнуть в воду — и понимаешь, что и тот, и другой населены свой неповторимой фауной. В тёмной чаще или на дне озера нет ничего обычного — или привычного. Так и с Островами. Многие привыкли к их присутствию, но ещё большее число людей их просто не замечали, как не стали бы замечать гору вдали. Есть ли в этой горе пещеры и населены ли они — кому какая разница? Похоже, об Островах заговорили только тогда, когда они исчезли, но и эти разговоры быстро сошли на нет: случилось то, что назвали Разрушением.

Воспоминания проникали в него, словно яд: проплывающие над головой Острова, заходящий на посадку дирижабль, огонь в небе. А ещё: скрип вёсел в уключинах, лицо шивана, тихий плеск воды.

Как будто все это уже происходило, но не с ним, а с кем-то другим. Словно он смотрел чужими глазами, находясь в чужом теле, но по-прежнему осознавая, кто он и что происходит…

Чтобы разубедиться в этом, нужно было в очередной раз упасть на острые камни.

Вспышка боли, фонтан крови, брызнувший из раны на ладони. На мгновение Энсадум задерживается. Внутри раны — мышцы и кость. В воздухе разносится острый запах крови, от которого делается дурно. Странное дело, практик столько лет имел дело со смертью, кровью и прочими жидкостями, выделяемыми человеческим телом; видел огромные бутыли с содержимым, предназначенным для перегонки в эссенцию, а кроме того — Курсор с его бесконечными запасами. И всё же вид собственной крови был для него по-прежнему невыносим.

Перед глазами помутилось. Энсадума зашатало — от усталости, от шока, от непрерывно хлещущей крови, которая заливала уже все вокруг — острые камни, грязный снег, ткань штанов. И всё же, несмотря на все это, практику удалось разглядеть объект, падавший с неба вслед за огромной глыбой.

Человек. Это был человек.

И тут же Энсадум исправил себя: нет, не человек. Ангел.

Практик видел, как крылатый пытается совладать с направлением движения. Несколько раз он делал попытку расправить крылья и выровнять полёт, но тщетно.

От земли в том месте, куда упал первый объект, ещё поднимался столб пыли. Ангел вошёл в его центр словно пловец, нырнувший в омут. Энсадум находился достаточно близко, чтобы рассмотреть: к ноге крылатого привязана верёвка, соединяющая его…. С чем? С землёй? Наверняка сейчас так и было, но некоторое время назад… Что именно это была за земля?

Возможно, рухнувшая сверху глыба — часть острова. Безразличный лес, с которым Энсадум недавно сравнивал остров, решил выпростать корни и проникнуть в человеческое жилище.

И похоже, ему удалось.

С НОГ НА ГОЛОВУ

Удар был чудовищным. В последний момент ангелу удалось сгруппировать тело. Раскрытые крылья немного замедлили скорость падения, однако в ногах что-то хрустнуло, что-то сдвинулось в левом бедре и ощутимо заболело в груди. Свет вокруг померк, дыхание перехватило. Так, будто невидимая рука придавила сверху всё его тело, вколачивая, вбивая в землю. Раз и ещё раз. Тело ангела ударилось о земную твердь, подпрыгнуло и рухнуло в пыль и грязь.

Это был удар, от которого непросто оправится. Крылья оказались сломаны в нескольких местах. Кроме этого, на коже алело с полудюжины синяков и кровоточащих ран. Грубая бечева глубоко врезалась в плоть, вошла в неё словно нож и осталась там, опутывая кость прочным арканом. Все до единой раны нестерпимо болели, но хуже всего было то, что Тисонга до сих пор не мог дышать. Он попытался втянуть воздух, но вместо этого закашлялся и выплюнул фонтан темной крови.

Он лежал навзничь в неглубоком кратере, оставленным куском Острова при падении. В какой-то мере ангелу повезло: грунт под ним оказался достаточно мягким. Неподалёку от него в пыли покоились остатки лебёдки. От неё к его ноге по-прежнему тянулась верёвка.

Небо над его головой было лазурного оттенка. На самом деле сейчас это было единственным, что занимало его: подобного Тисонга никогда не видел. Высоко в небесах встречались вариации серого, но никак не голубой. Каким прекрасным было это небо! Удивительно, как там, в вышине могли находиться летающие острова. Что думали о них люди Нижнего мира? Или здесь тоже врали, что никакой земли вверху нет? Возможно, то, что ангелы отгородились от обитателей нижнего мира, было не только их решением? Как должны были относиться люди к тем, кто пытался уничтожить их самих?

Повернуть голову на враз окаменевшей шее ангел был не в состоянии, но при этом мог различать все, что находилось на периферии зрения. Словно неким образом его тело не разрушилось от столкновения с землёй, не разбилось на части, а наоборот, превратилось в монолит.

Даже из такого положения он мог разглядеть каменистую пустошь, монотонный вид которой был лишь кое-где разбавлен редким кустарником и островками снега, казавшиеся причудливыми вкраплениями драгоценностей на грубой холстине. Как будто кто-то окрасил землю палитрой из серебра и стали. Пошёл снег. Крупные снежинки кружились в холодном воздухе, подлетали к лицу ангела и таяли, не успев опуститься на кожу. Собственное дыхание казалось Тисонге гейзером пара.

Снега до этого он тоже не видел. Небесные города располагались над облаками, и там никогда не выпадали осадки. Сама возможность существования чего-то подобного показалась ангелу невероятной. Хотя что в последнее время могло быть невероятным?

Снежинки падали в распахнутые глаза, застилали зрение. Однако Тисонга не стал закрывать их, пытаясь разглядеть Небесные острова. Они наверняка находились там, в высоте, тёмные киты на фоне более светлого неба, но увидеть их было невозможно.

Кто-то приближался. Скосив глаза, Тисонга попытался разглядеть хоть что-нибудь. Тёмная тень скользнула на периферии зрения. Если это был человек, то он явно не обрадуется появлению ангела. Проклятье, ведь он не может двигаться! Стоило ли сопротивляться, если все равно он превратился в корягу, валяющуюся в грязи? Возможно, лучше было бы отдаться на волю ветра и земного притяжения, а ещё лучше прекратить всякое сопротивление, сложить крылья? Если бы только мог умереть …

А затем рядом с ним остановились чьи-то ноги, обутые в пыльные сапоги, и Тисонга подумал, что смерть, возможно, не самое неприятное, что может произойти.

В ТЕМНОТЕ ВСЁ ВИДИТСЯ ИНАЧЕ

Если солдаты и удивились приказу срочно покинуть лавку, то не подали виду. Глядя им в спины, Дагал проследил, чтобы они убрались прочь, не захватив с собой ничего лишнего. Затем, закрыв и заперев дверь, начальник тайной службы облокотился на неё спиной и некоторое время стоял, прислушиваясь к звукам снаружи.

Кажется, солдат-выскочка остался недоволен таким поворотом дел. Он был разочарован тем, что ему не удалось попасть в подвал вслед за Дагалом. Вдобавок их всех выдворили, а дверь захлопнули прямо перед носом. По его словам, Дагал остался внутри абсолютно один, и это было ещё более странным. Ни один из солдат не поддержал говорившего вслух, но было слышно недовольное бурчание, за которым стояло нечто большее, чем одобрение выскочки. Очевидно, солдаты признавали в нем авторитета.

Однако Оша мало заботили тонкости человеческих взаимоотношений. Куда интереснее была неожиданная находка. Нечто отдалённо похожее на кокон, которым окружают себя личинки, прежде чем перейти в стадию куколки. Или те коконы, в которые свивают свои жертвы пауки.