Амалия. Перекроить судьбу (СИ) - Дант Анна. Страница 2

Нелюди! Ладно я, но неужели кроху не жалко? Он ведь только родился!

Прикусив губу до боли, чтобы прийти в себя и не дать слезам волю, я решительно тряхнула головой. Ничего! Скорее всего, эта тётка обычная склочница, которую не любит вся деревня. В другом доме мне обязательно помогут. Но ни во второй, ни в третий меня не пустили. В четвёртом я сказала, что замужем, просто супруг мой ещё не приехал… Но потребовали показать плечо, а после с силой вытолкнули за дверь. Я упала, больно ударившись коленями. Чудом не уронила корзину, уперевшись в землю одной рукой. Подняв голову, заметила, что на крик уже собралась толпа. Кто с любопытством, а кто и с нескрываемым омерзением разглядывал меня. Не выдержав, поднялась с земли и пошла прочь, украдкой вытирая катившиеся слёзы. Звери… Нелюди… Я думала, что на Земле народ чёрствый, но оказалось, что есть ещё хуже. Выйдя из деревни, я свернула с дороги и села возле стога сена, спрятавшись от чужих глаз. Сжимая кулаки в бессильной злобе, я горько плакала, прижав к груди корзину с ребёнком. Может, повитуха была права? Может, надо было оставить малыша? Нет… пусть малыш и не мой, но я его родила, я взяла в руки впервые, я его кормлю грудью. А мамы родной нет, погибла из-за жестокости и несправедливости этого мира.

— Ну, будет тебе слёзы лить, — раздалось сбоку.

Подняв глаза, я увидела невысокого мужчину с пышными усами и лысеющей головой.

— Я сейчас уйду, дайте мне пару минут, — попросила я, привставая.

— И куда пойдёшь? Скоро стемнеет, а до ближайшей деревни часов пять пути. Волков не боишься?

— Боюсь, — тихо призналась я. — Но и здесь мне никто не поможет.

— Почему никто? — удивился мужичок. — Пошли со мной. Дом небольшой, переночевать места хватит. Васил меня зови.

Я только намеревалась встать, как тут же села обратно, хмуро глядя на мужчину.

— Я не предоставляю услуг непристойного характера, — сразу обозначила я и, насупившись, опустила голову.

— Непристойности мне и не нужны, а баб не слушай. Эти курицы только и умеют, что кудахтать да сплетничать, — рассмеялся мужчина. — Стар я уже для непристойных дел. А вот помощь по хозяйству нужна. Давно ужина нормального не было, да и историй интересных не слышал. Идём.

— Я могу заплатить, — вспомнила я о монетах, лежащих в сумке.

— Вот и заплатишь ужином да рассказом, а монеты себе оставь, понадобятся, — отмахнулся Васил, а затем повернулся ко мне и серьёзно, строгим тоном произнёс: — И про монеты не трепись. Быстро оберут.

— Не буду, — испуганно шепнула я, крепче прижимая сумку к себе.

— Не глупая, это хорошо, — себе под нос буркнул Васил. — Идём уже, дел много, а времени мало. Дом Васила находился на краю деревни, к счастью, совсем недалеко от того места, где я сидела. Да и народа вокруг не было, видимо, разошлись по своим делам.

— Заходи давай, — кивнул на дверь Васил, пропуская меня вперёд. Было страшновато. Незнакомый мужчина, да ещё и крупный. В случае чего я себя защитить не смогу, а на помощь здесь никто не придёт. Я замешкалась, уже думая о побеге, но закряхтел малыш. Глубоко вздохнув, сделала шаг вперёд, оказываясь в довольно уютной кухне. Большой стол, покрытый скатертью, стоял посреди комнаты, на стенах висели расписные тарелочки, а сбоку пространство занимала большая печь с лежаком наверху. Почти в углу, прямо за печкой, спряталась дверца, видимо, ведущая в спальню.

— Проходи, не бойся, — по-доброму усмехнулся Васил. — Сейчас дров натаскаю, печь затопим. Дитё помыть не помешает. Спать на печи будешь, авось продрогла, пока по лесу шла.

— А как вы узнали, что я из леса пришла? — не поняла я.

— Так на туфельки свои глянь, в земле да палой листве все. А дорога у нас вся песчаная, — хохотнул мужчина и посмотрел на хнычущего малыша. — Молоко-то есть? Аль коровьего принести?

— Есть, — покраснев, отозвалась я, опуская голову.

— В комнату иди. Корми, а я пока растоплю да воды нагрею, — махнул рукой в сторону двери Васил и вышел из дома. — Ну что же, идём, — тихо шепнула я, беря малыша на руки. Зайдя в комнату, я осмотрелась. Большой сундук за дверью, ещё поменьше возле кровати, стол прямо возле окна, а у стены большая, двуспальная кровать.

Я села сначала за стол, но поняла, что долго не выдержу. Пересев на кровать, с удивлением обнаружила довольно-таки мягкий матрас. Не ожидала такой роскоши в деревне! Распеленав мокрого малыша, я стянула платье по пояс и приложила обнажённое тело к груди. Послышались жадные причмокивания, а я улыбнулась. Всегда хотела детей, но сначала училась, потом копила деньги на собственное ателье, потом болезнь родителей, долги, кредиты… Ни времени, ни желания заводить отношения не было. А время шло… Теперь ни долгов, ни кредитов, зато есть ребёнок и абсолютное непонимание, что делать дальше. То, что оставаться в этой деревне нельзя – понятно даже последней дуре, коей я себя не считала. А куда идти? Амалия не была нигде дальше графства, в котором работала. Родители давно сгинули, подхватив холеру, а больше у девочки никого не было. Вот и не защитил никто, когда графский сын под юбку полез. И на крики никто не пришёл – привыкшие. Да и какой смысл? Слуги только сочувственно головой покачали, когда едва живая Амалия вышла из графских покоев. Но как ни странно, девочка хотела этого ребёнка. Наверное, потому что больше никого не осталось, а родную душу хочется иметь любому человеку. Или сыграли юношеский максимализм и вера, что она сможет воспитать ребёнка. Я залезла в сумку и достала мешочек с монетами. Высыпав их на кровать, я принялась считать золотые кругляши. А немало за молчание! Пятьдесят золотых – при зарплате горничной в две серебрушки. Неужели родители Генри всё же чувствовали свою вину и понимали, какое чудовище их сын? Только вот он единственный ребёнок в семье, наследник… Собрав монеты в кошель, я спрятала их поглубже в сумку и посмотрела на крошку.

— Как же тебя назвать, милый? — тихо прошептала я, разглядывая тёмные волосики мальчика. — Может, Итан? А ты знаешь, что это имя означает “сильный, крепкий”? Когда-то верили в силу имени, что оно дарует особую защиту своему носителю.

Малыш оторвался от груди и смотрел на меня внимательным взглядом, словно понимал, что я ему говорю.

— Накушался, маленький? — проворковала я, целуя кроху в макушку, пахнущую молоком. — Тогда давай оденемся. Но одеть малыша я не успела, раздался стук в дверь. Натянув платье и зашнуровав его на груди, я распахнула дверь, за которой стоял Васил.

— Вода согрелась, искупай мальца, — тихо сказал мужчина, кивая на Итана. — Тряпки, переодеть его, дам.

— Спасибо, — поблагодарила мужчину, положила Итана в корзину и, забрав вещи, вышла из комнаты. На столе уже стояла небольшая ванна, наполненная чистой водой. Я подвернула рукав и коснулась воды локтем. Вода оказалась комфортной, тёпленькой. Взяв из корзины влажную пелёночку, завернула Итана и аккуратно опустила в воду, стараясь не делать резких движений, чтобы не напугать малыша. Итан сморщил носик, но не расплакался, лишь засопел и завозился на руках.

Так как для крохи это первое купание, я только обмыла его и вытащила буквально через несколько минут. Этого времени вполне хватило Василу, чтобы достать тёпленькую пелёнку из странного материала и положить на стол.

— Кутай, не простая это пелёнка, — пояснил Васил. — Очищается сама. Для детей маленьких самое то.

— Она, наверное, ужасно дорогая, — тихо сказала я, покосившись на это чудо. — Я верну её завтра.

— Не надо возвращать, ни к чему она мне, — махнул рукой Васил, отворачиваясь. — Укладывай мальца, да выполняй свою часть уговора, приготовь ужин. Снедь в сенях найдёшь, я пока дров нарублю и овощей с огорода принесу.

Мужчина ушёл, явно чем-то расстроенный. Подумав, что обязательно спрошу об этом позже, я запеленала Итана и принялась укачивать, напевая единственную колыбельную, которую знала:

Люли, люли люленьки

Прилетели гуленьки,

Сели гули на кровать,

Стали гули ворковать,