Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения. Страница 72

Молча, без песен, гвардейцы свернули бивак и двинулись следом за графом, оставив обозы позади. Мелко заморосил дождь. Кони выдыхали густой пар спокойно, размеренно, ибо двигались пока медленной рысью. По доспехам их всадников от тряски стекали дождевые капли, мутно блестели подрагивающие копья из ясеня. Филипп поднял руку в латной перчатке — и все триста сорок конников остановились. Вереница подтянулась; все надели шлемы, украшенные смоляными вороньими перьями, поправили все завязки на одеждах, чтобы в нужный момент ничего не мешало, и притихли.

Справа от них расстилались воды Волчьего озера, прозванного так не из-за оборотней, а благодаря еловому Аммовскому лесу, который располагался немного севернее. Некогда там действительно обитало много волков, но в борьбе с людьми они потерпели поражение и ушли дальше — в непроходимые чащи. По левую руку от конницы вздымались холмы с мелкой порослью кустов; листва с кустов уже опала, и они походили на ощерившихся ежей.

Войску предстояло преодолеть цепь холмов, пустошь, некогда бывшую лесом, — и вот она, Райва.

Всадники собрались и выстроились отрядами. Каждый командир эскадрона вместе с помощниками контролировал порядок строя. Едва толкнув в бока своего Луниаласа, Леонард изящно перехватил копье правой рукой, левой держа поводья. На него навалилась странная слабость. Он почувствовал голод, хотя прекрасно понимал, что быть его не должно: он осушил двух узников за пару часов до отъезда из замка. В этом приступе страха ему неожиданно вспомнилась сестра, ее смеющиеся глаза, так напоминающие глаза матери, — и по его губам пробежала теплая улыбка.

Граф взмахнул рукой.

Поначалу кони двинулись мерно, неспешно, но вскоре сменили шаг на рысь. Растянувшись длинной цепью в три шеренги, их всадники вознамерились зайти в поселок одновременно отовсюду, чтобы взять его в кольцо. Теперь лишь один поросший жухлой травой холм отделял их от цели. Райвы еще не было видно, но тянущиеся в небо клубы дыма подсказывали, что она вот-вот покажется. Прозвучал приказ — и кони перешли на медленный галоп. Цепь стала расходиться. Строй разомкнулся, и гвардейцы выстроились в две шеренги. Левое и правое крылья понеслись на быстром галопе, чтобы успеть зайти в поселение с боков в тот момент, когда середина во главе с Филиппом ударит по центру.

Деревня была весьма большой — дворов тридцать — сорок. Дома стояли подле друг друга, обратившись дверями к единственной площади. Но до чего же странная это была деревня! Ни полей, ни садов вокруг — один разоренный топорами пустырь. Здесь не водилось никакой живности: не кричали поутру петухи, не квохтали куры, не ревели ишаки.

Тем не менее в поселении кипела жизнь. Меж домов сновали жители, в своих многократно залатанных одеждах похожие скорее на нищих. На площади гурьбой сидели громкоголосые женщины, занятые разделкой туш: здоровенных лосей, оленей, зайцев, парочки кабанов и одной кобылы. А вокруг них, будто волчата, неистово скакала ребятня. Время от времени кто-нибудь из детей играючи выхватывал кусок мяса из отложенной кучи, чтобы тут же вцепиться в него белыми зубками. На это матери цыкали, ворчали, махали палками, но поделать со своим непоседливым, диким потомством ничего не могли: с утра всем хотелось есть. Да и сами они между делом, видя, что какое-то мясо зазеленело, грязными пальцами заталкивали его себе в рот, чтобы семье достался кус посвежее.

Бруно вышагивал подле женщин. Но сейчас он не походил на того хмурого Бруно, который предстал перед графским троном. Ласково глядя на свою юную жену, которая носила под сердцем его дитя, он улыбался. Нежно, но с некоторой отцовской строгостью он посматривал на своих детей. Мальчишки постарше дрались меж собой, валялись в грязи и, счастливые вне зависимости от исхода, вновь поднимались, чтобы продолжить схватку. Никто из них не обращался в оборотней: превращение занимало время и после него всегда хотелось есть. А с едой у поселения были проблемы.

Пусть вокруг не виднелись ни сады, ни огороды, однако странностей хватало даже без них.

Дверь одного покосившегося дома резко распахнулась. Женщина по имени Молди выволокла наружу мужчину. Тот глядел пустым взором мертвеца в серое, затянутое тучами небо. Молди, в черных косах которой поблескивали седые пряди, тащила его, ухватив за ноги, и всю дорогу ворчала оттого, что ей никто не помогает.

Увидев ее, женщины на площади жадно потянули носами воздух. Молди устроилась рядом и принялась раздевать гонца из Крелиоса, убитого днем ранее на тракте. Достав из кожаной перевязи нож, она отодвинула у мертвеца темную прядь волос, затем ловким движением отрезала ухо, засунула его в рот и принялась счастливо хрустеть. Другие женщины многозначительно подняли брови, отчего Молди лишь пожала плечами и хохотнула. Она бережно сняла с гонца добротный плащ, затем теплые шерстяные шоссы, которые тут же передала своему сыну, пока их не отобрали. Потом стянула плотный жилет, отороченный куцым лисьим мехом, и льняную рубаху. Сын в это время примерил сапоги — они оказались малы, и тогда он в обиженной злобе отшвырнул их подальше. В то же мгновение к сапогам волчатами сбежалась ребятня, принявшаяся перетягивать друг у друга добычу.

Подойдя, Бруно поворчал, потаскал за уши тех, кто безобразничал больше всех, и, забрав сапоги, отдал невысокому юноше, которому они пришлись впору. Затем вожак примостился на корточках около работающих женщин и принялся перед охотой завтракать вне очереди, закидывая в рот свежесрезанные куски мяса и слизывая стекающую кровь.

Это утреннее затишье, когда поселение только начинало оживать, было нарушено. Хорд, старший сын Молди и Бруно, вышел сонным из дома, ибо его привлек далекий неясный гул. Он слыл опытным охотником, способным брать любой след, слышать шелест чащи и различать шорохи каждого зверя. Теперь он настороженно слушал далекие холмы, откуда доносился странный топот, гулкий и приближающийся… Топот усилился, задрожала земля.

Встревоженный Хорд переглянулся со своим отцом.

— Нас атакуют! — закричал Бруно, резко вскочив на ноги.

Но было поздно. Слева, справа, прямо перед поселением из-за холмов показались стремительно приближающиеся всадники, ощерившиеся копьями. За их спинами развевались черные плащи. В одном из передних конников Бруно различил графа, который давеча спокойно отпустил его. Тогда вождь все и понял, ему стала ясна эта принятая им за слабость хитрость противника, за которую ему придется заплатить.

— Все в дом! В дом! — закричал он, и по его телу пробежала мелкая дрожь. — Обращайтесь! Все!

Такая же дрожь прошла и по другим охотникам. Тела их сгорбились, скрючились, со стонами они повалились на землю, впиваясь пальцами в сырую землю, одежда на них трещала, сквозь разорвавшиеся швы пробивалась темная шерсть; руки, ноги с хрустом изгибались, а лица вытягивались.

Матери с надрывными воплями собирали детей, напрочь позабыв о разделанном мясе. Они хватали первых попавшихся и со всех ног бежали к домам. Детвора на их руках недовольно вопила, ничего не понимая, и глядела на приближающихся галопом конников скорее с любопытством, нежели со страхом. Уже в домах женщины падали подле очагов на пол, вопили, визжали от страха, избавлялись от платьев и рубах, чтобы укрыться за звериной шкурой. Им вторили перепуганные юноши, в отличие от еще неразумной детворы понимавшие: незнакомцы пришли не с благими намерениями.

Самые отчаянные помчались сразу прочь. Однако их встретил лес копий — левые и правые фланги уже плотно сжали поселение в тиски. Райва забилась в агонии. Детей, женщин, стариков и не до конца обращенных охотников убивали безжалостно, быстро, понимая, что дорога каждая секунда. Многие не успели сменить человечью шкуру на звериную. То тут, то там слышались крики, стоны, вой, рыдания над убитыми.

Бруно, будучи черным волком с седеющей шерстью, прыгнул на ближайшего коня. Повалив его, он вцепился в кричащего всадника. Зубы его грызли кольчужный воротник, когти скребли по боку визжащей лошади. Испуганный всадник пытался отбиться. Впрочем, попытки оказались короткими, бесполезными — острые клыки кольчугу хоть и не прогрызли, но шею сломали. Бруно отскочил в сторону, бешеный, шатающийся, окропленный кровью, чтобы кинуться снова в бой. Он уже приготовился к прыжку, как его пронзила боль: в покрытое шерстью могучее тело, аккурат меж лопаток, вошло копье, брошенное сэром Жель Рэ. Завыв, оборотень дернулся. И в тот же миг в его бок вонзилось еще одно копье, а затем еще и еще… Несколько всадников окружили его, нанося точные, жестокие удары сверху, пока Бруно катался в луже собственной крови, хрипя и пытаясь вырваться из кольца. Но то тут, то там его ждала лишь смерть…