Теотль Сухоруков (СИ) - Кленин Василий. Страница 26
— Неужели? — изумился я… чересчур сильно для такого незначительного факта.
— Воистину! — обрадовался Тлатольчи. — А как иначе, если сам бог указывал ему, что и как следует делать.
— Ведь жрецы ему всё говорили…
— А вот и нет! — старик аж прихлопнул в ладони. — Дикие отоми сберегли древнего бога, но почитали его на свой лад. А Се Акатль обрел истинную суть: он заявил, что жрецам Кетцалькоатля следует измениться. Пред богом дОлжно быть чистым. Он запретил им спать с женщинами, определил еду пристойную и нечистую. Повелел не дурманить голову ничем: ни пойлом хмельным, ни травами, усыпляющими дух. А еще он сказал, что богу неугодны человеческие жертвы!
Вот тут я по-настоящему очнулся. Какой-то древний жрец пытался здесь запретить поить богов людской кровью? В мире, где все с ума сходят от желания подкормить красненьким любого бога или духа? И на это повелись?
— Чего? — удивленно переспросил Тлатольчи. Кажется, я последний вопрос вслух задал.
— Жители Горбатых Холмов приняли это? — перефразировал я свое удивление.
— Это было странно, — согласился со мной жрец. — И многие сомневались. Кто-то даже выступал против. Но что сделаешь, когда за поступками Се Акатля следовала воля самого бога! Кетцалькоатль был известен среди многих племен, но именно тогда его слава стала расти повсеместно. Из разных мест почитатели бога стали приходить — и все мечтали узреть мудрого жреца…
Присутствие бога одновременно мучительно и сладостно. Ибо бог так велик, что невольно разрывает плоть, разрывает разум человека. Однако, любую боль можно стерпеть ради вкуса истины. Ибо бог есть истина. Которая слаще меда, сочнее свежей оленины, прохладней родниковой воды. Се Акатль валялся в корчах, встречая бога на пороге своего духа, но каждый раз блаженная улыбка озаряла его лицо, ибо всё его естество пронизала радость истины.
Только сегодня было иначе. Не было колибри, который впархивал в привычное «гнездо». И сладость изрядно горчила. Зато боль! Боль была почти нестерпимой. Поскольку и бог оказался совсем другим.
«Посмотрите, как он доволен собой! — истекал желчью бог, усмехаясь над скукожившимся человечком. Он был такой странный, весь клубящийся, будто сгусток дыма или хмурый горный ветер заперли в прозрачном сосуде, имеющем человекоподобную форму. — Человек возомнил себя равным богу! Человек говорит прочим, чего хочет бог».
«Я лишь делюсь с людьми тем, что узнаю от моего бога» — сквозь зубы процедил Один Тростник.
«Украл у бога! — рявкнул его собеседник, сотрясая своды сознания. — Кто тебе сказал, что ты имеешь право на эти тайны? Или ты думаешь, что несешь людям добро?»
Се Акатль так и думал. Слова Дымчатого смутили его, но он сжал кулаки.
«Разве истина может быть чем-то кроме добра?»
«Конечно, нет, — улыбнулся Дымчатый. — Истина есть добро. И ты своевольно касаешься добра. Только, кажется, ты забыл кто ты! Лишь в божественных руках истина такова, какова она есть. Но ты искажаешь ее. Первым же своим грубым касанием ты извращаешь ее — и уже такой несешь людям».
«Неправда! — закричал Се Акатль. — Ни словом не солгал я. Всё, что способен осмыслить — я в чистом виде доношу людям!»
«Вот! — довольно потер руки бог. — Ты сам сказал главное. Всё, что способен осмыслить. А что ты способен? Взгляни на себя!»
В руках бога появился щит. Удивительный щит, покрытый ровнейшей пленкой воды. Волшебным образом он отражал всё четко и ясно. Се Акатль вгляделся в него и увидел себя.
«Смотри! — ликовал Дымчатый. — Вот ты кто! Безволосая обезьяна. Беспёрая индейка. Ягуар без когтей. Ты тварь, живущая только благодаря пузу, полному воды и маиса… Ты считаешь, что можешь владеть и делиться истиной? Ты говоришь ее людям, а люди видят не бога! Они видят вот это! — он снова потряс щитом. — Видят жалкое лицо человека и начинают думать, что и бог — это подобие человека! Искажение прорастает из вас неистребимо. Истина не для таких, как ты».
Се Акатль в ужасе закрыл лицо ладонями.
«Ты умер, Один Тростник, — уже мягче бросил бог. — Умер маленьким мальчиком и только поэтому смог присосаться пиявкой к высшему миру. Но это не твой мир. Убирайся прочь!»
Я в ужасе поднял голову и открыл глаза. Жрецы меня уже толком не замечали, Тлатольчи продолжал свою мантру, Тлакатль с Шихтли ритмично раскачивались под речитатив старика.
— Се Акатль скрыл свое лицо под густыми волосами, а также начал носить белую маску…
— Почему? — я беспардонно оборвал Тлатольчи, но его слова так удачно ложились на мои видения.
— Что? — вздрогнул жрец.
— Зачем он стал носить маску?
— Говорят Се Акатль был некрасив. И однажды увидел свое лицо в щите Тескатлипоки.
Я молчал, так что старик решил, что всё объяснил и вернулся к рассказу.
— В расцвете славы своей Се Акатль, которого все уже звали не иначе, как Кетцалькоатль, прибыл в свой родной город, дабы вернуть принадлежащее ему по праву…
Старейшины родов Кулуакана хмуро смотрели на прибывших. Се Акатль в маске гордо стоял посреди площади. За ним выстроились яркоукрашенные жрецы бога, а чуть сзади — несколько сотен воинов ноновальков — родичей материнского рода. Последние стояли среди тольтеков настороженно, но копья сжимали твердо.
«Кто ты?» — спросил один из старейшин.
«Ты прекрасно знаешь, кто я, — жестко ответил Кетцалькоатль. — Перед тобой сын твоего законного правителя Мишкоатля. Подло убитого людьми Иуитималя».
«Мишкоатль давно мертв, — ответил тот же тольтек. — Он не растил тебя, не срезал твоих прядей, не подносил тебя к нашим алтарям. Тебя воспитывали дикие ноновальки, ты молился Пернатому Змею. Вот поэтому я тебя и спрашиваю, кто ты? Кто пришел к нам. Тольтек? Или ноновальк? Или еще не пойми кто?»
«Я — носитель тольтекойотля, — расправив плечи, ответил Один Тростник. — Во мне находится дух тольтека, что важнее любой крови. Каждый, кто принимает в себя тольтекойотль — становится моим братом и соратником. И именно за этими людьми будущее».
«И что же такое дух тольтека?» — спросил другой старейшина.
«Тольтекойотль — это путь к величию! — Се Акатль Кетцалькоатль возвысил голос, ибо теперь он говорил для всех. — Это братство и взаимопомощь, независимо от рода и крови. Любой человек имеет две руки, две ноги, два глаза. Все мы способны одинаково трудиться. Способны постигать новое. Именно это нам и следует делать! Учиться, трудиться, помогать друг другу! Древние оставили нам мудрость, Кетцалькоатль донес ее до нас — воспримем же ее! Отринем всё, что губит нас! Каждый способен обрести счастье, если начнет возвышать себя! И каждый может сказать о себе — я тольтекойотль!»
«Я тольтекойотль!» — в голос выкрикнули жрецы Пернатого Змея, среди которых имелось немало отоми.
«Я тольтекойотль!» — на плохом науатле прогудел предводитель ноновальков, а вслед ему стали повторять и его воины.
«Я тольтекойотль!» — начало раздаваться и среди тольтеков.
«А еще мы должны почитать твоего Пернатого Змея?» — уточнил тот же старейшина.
«А его не надо почитать, — улыбнулся Се Акатль. — Бог — любой! — могуч и всесилен. Ему не требуются жертвы… По крайней мере, его точно не нужно кормить, как домашнюю индейку. Он выше этого».
Все в ужасе замерли. Сравнить богов с индюками?
«Ты предлагаешь забыть богов?»
«О нет! Помнить их, уважать их надо. Ведь Пернатый Змей и иные боги — дают нам силу, дают нам мудрость. Но почитать их нужно иначе: следуя заветам божьим, не совершая недостойных поступков. Очищая себя от нечистого. Читая мудрые молитвы. Ну, иной раз можно взойти на алтарь и подарить богу несколько перьев».
Се Акатль каждый миг своей речи видел перед собой Дымчатого. Да, он прав: человек неспособен не искажать истину. Ну и пусть! Даже кривое отражение истины — уже лучше, чем тьма невежества! Это только начало пути, но потом… может быть, когда-нибудь потом люди доберутся и до подлинной истины.