Крах атамана - Петров Олег Георгиевич. Страница 11

С удовольствием прихлебывая ложками кислое молочко, милиционеры слушали новости, которые щебетала хозяйка. А потом и самовар поспел. К столу степенно присел и хозяин, вставлял слово-другое.

За чаем с калачами Бойцов и Платов узнали в основном от говорливой Маланьи, что милицейская застава, выставленная на постоялом дворе от Кенонского, то есть 5-го участка милиции – сплошная «хвикция», как выразилась хозяйка. Милиционеры нередко шушукаются с какими-то подозрительными личностями, явно бандитами по обличью, а потом кого-нибудь из тех, кто заночевал на постоялом, а утром в путь тронулся, неподалеку грабили. Особенно в последнее время. Только за вторую половину февраля таких ограблений хозяйка насчитала с десяток.

– Кажный раз однем и тем же шаблоном грабют, – сделала большие глаза Маланья. – Посредь бела дня выскакивают из укромного места прям на подкарауленные подводы! Сами – с оружьем и в черных масках! Кричат: «Не шевелись! Руки кверх!». И всех по одному заставляют с подвод слазить, обшаривают карманы, кушаки, за пазухой, завязывают глаза тряпками, а веревками привязывают за руки к задним колесам телеги, а ежели забирают все с телегой, то к дереву или к жердям поскотины примотают страдальцев, да так и бросют…

Хозяйка не преувеличивала. Когда Бойцов позже опрашивал ограбленного бандитами лесничего Сараева, то тот показал, что фактически его грабили дважды по дороге из Читы домой, в Куку. Вначале обыскали милиционеры на постоялом дворе, забрав кое-что из продуктов, а потом перестрели на дороге бандиты. И ограбление сотворили как раз тем способом, о котором хозяйка заежки рассказывала. «А Маланья-то, ишь, – искренне удивился про себя Бойцов, – прямо-таки, как по совету Дмитрия Ивановича, бандитский почерк уловила! Наблюдательная бабенка…»

Дальнейшая поездка сотрудников уездного угрозыска подтвердила наихудшие опасения. Опрашивая в деревнях крестьян, Бойцов и Платов узнавали новые и новые факты разнузданных действий бандитов на трактах. Причем об этом, как правило, заявляли им не сами потерпевшие, а их соседи, родственники. Когда же сотрудники угро встречались с потерпевшими, те нередко отнекивались, боясь отвечать на любые расспросы: «Вам-то чо, приехали да уехали, а нам за наши рассказы головы не сносить. Грабители-то – ушлые, вкруг везде своих людишек имеют. Те имя донесут – и амба! Вещей и продуктишек жалко, но и жизни лишиться не хочется…»

Тем не менее из бесед с сельчанами выплыло примечательное. Выясняя, как советовал Фоменко, все до мельчайших подробностей, Бойцов и Платов пришли к полной уверенности, что на Ингодинском тракте разбойничают не отдельные бандитские группы, а одна шайка, разбившаяся на пятерки, шестерки налетчиков. Все данные указывали на то, что речь идет о шайке Ленкова, который в ряде налетов участвовал самолично.

В течение трех дней Иван и его помощник объехали практически все села по Ингодинской долине до Куки, где осторожно расспросили людей о главаре шайки. Скупыми оказались рассказы односельчан Ленкова, хотя его знали здесь все. Украдкой показали дом, в котором живут его мать, жена с малолетним сыном. Удалось достать групповую фотографию, где красовался в числе прочих и сам Ленков.

– Видел я, по-моему, его зимой в городе. В январе. В военной форме вышагивал, – вглядываясь в мутную фотокарточку, сказал Платов. – Представительный, при шашке и револьвере… Точно он!

– Он! – уверенно подтвердил Бойцов. – Дважды он мне попадался…

– И уходил?

– В том-то и дело! Задерживали, сажали в кутузку, а он оттуда – фьюить! Мда…

– Нешто он и впрямь такой ловкий?

– Ловкий… Помнишь разговор на постоялом дворе?

– Да ты што! Спроворили, думашь, побег ему наши?

– Не наши они, Николай! Предатели! Чую, есть в пятом Кенонском участке оборотни. Связанные с бандитами милиционеры. Для шайки куда как удобно – наводку дадут, от облавы, предупредив, спасут… Но зазря обвинениями кидаться нельзя. Проверим все это…

Бойцов и Платов еще не знали, что район действий ленковцев не ограничивается Ингодинской долиной. Не знали они и того, что идут буквально следом за бандитами, с разницей в несколько дней.

Заканчивался четвертый день поездки Бойцова и Платова. В густых сумерках они возвращались в Читу, но путь не близкий. Завернули на ночлег к знакомому Ивана на Черновских Копях.

Но на милицейском посту ожидала неприятная новость: в полуказарме 913-й версты железной дороги убит путевой обходчик Лосицкий. Квартира ограблена. По слухам, действовала целая шайка.

Наутро, еще в потемках, сотрудники угрозыска выехали на означенный полустанок, где, как сообщили вчера Бойцову, уже вели дознание работники железнодорожной милиции.

Её на квартире Лосицких представлял в единственном числе невысокий молодой парень в аккуратной гимнастерке, который, шумно сопя, собирал в брезентовый, видавший виды портфель бумаги со стола.

У стены на обшарпанном стуле, зябко кутаясь в платок, сидела смуглая женщина средних лет. Опухшие от слез глаза невидяще скользнули по вошедшим.

– Кто такие? – настороженно спросил парень с портфелем, вытягивая из него револьвер.

Бойцов и Платов представились. Важно сообщил о себе и парень: Козлов, агент железнодорожного угрозыска. Иван Иванович попросил его поделиться выясненными обстоятельствами случившегося, поподробнее рассказать, что и как произошло. Но агент из «железки» повел себя неожиданно.

– Разберемся без вас. Сами с усами! – заявил он небрежно и категорично. – Тут наше дело, дорожное, не по вашей принадлежности.

И, закончив складывать бумаги, хозяин портфеля важно прошествовал за порог. Иван Иванович едва успел притормозить за рукав рванувшегося следом Платова. Покачал отрицательно головой, присел к столу, молча посмотрел на безучастную женщину. Кивком головы усадил на лавку у порога Платова. Через несколько минут негромко кашлянул.

– Давайте знакомиться, хозяйка. Из милиции мы, по розыску. Фамилия моя Бойцов, зовут Иван Иванович, а это мой товарищ – Николай Платов.

После Козлова разговорить Лосицкую было трудно. Но Иван Иванович был терпелив. Как не понять горе, обрушившееся на семью: погиб муж, отец, кормилец…

Скорее всего, видя и ощущая это неподдельное сочувствие чужих людей, Сабина Ильинична Лосицкая, беззвучно плача сухими глазами, рассказала то, что чрезвычайно насторожило Бойцова.

…За день до трагедии, 5 марта, в квартиру Лосицких постучали трое. Дело было уже около десяти вечера. Открывай, дескать, из Госполитохраны мы с обыском насчет незаконного хранения оружия. У Лосицкого оружия сроду не водилось, о чем он через двери и заявил, а впустить отказался.

Первым настораживающим обстоятельством было уже то, что «господа из ГПО» в ответ на такой категорический отказ ничего не предприняли, а подались прочь. Бойцову хорошо была известна настырность истинных госполитохрановцев в подобных ситуациях. Те – не отступали, а добивались своего в любом случае.

Второй штришок – не менее настораживающий. От квартиры путевого обходчика незнакомцы подались к соседу – Кондратию Жулевичу. А немного погодя Жулевич постучал к Лосицким. Так и так, мол, сосед, требуют тебя в качестве понятого ко мне, будут обыск делать.

«Что-то новенькое, – подумалось Бойцову, – подозреваемый сам для себя понятых собирает…»

Настораживали и впечатления, которыми по возвращении от Жулевичей поделился с женой Василий Лосицкий.

Обыск-де не обыск, а одна проформа. Показали эти типы какую-то бумажку, мол, ордер. Порыскали для отвода глаз по углам, а потом… сели чай пить с хозяином! На чай и четвертый с улицы ввалился. И все с Жулевичем – запросто. Никакой протокол не писали, сказали Лосицкому, что его подпись не требуется. С тем и отпустили.

– А сами, Вася подметил, на власть-то и не похожи, – передала впечатления мужа Сабина Ильинична. – Говорил, грязные, мол, прямо задрипанные какие-то, нечесанные… О-о-ох… говорила я Васе – больно подозрительно все это! И с Жулевичами почему-то обошлись благосклонно, хотя он – проныра еще тот…