Крах атамана - Петров Олег Георгиевич. Страница 15
«П Р О Т О К О Л О Б Ы С К А.
1922 г. марта 7 дня. Я, старший агент Уголовного розыска Читинской уездной милиции Бойцов, прибыв в дом Поздняковых по Новой улице, угол Мысовской в присутствии понятых гр. гр. Тимофея Степановича Миронова, проживающего в доме собственном по Новой улице, и Василия Михайловича Онищенко, проживающего в собственном доме по Мысовской улице, и в присутствии хозяина квартиры Матвея Андреевича Позднякова, произвел обыск, по которому ничего относящегося у убийству бурята на Угдане и к убийству в полуказарме 913-й версты не обнаружено, кроме лошади гнедой масти, среднего роста, опознанной за принадлежавшую убитому Гомбоеву.
Ст. АУР Чит. у. нар. мил. Бойцов.
Понятые: Миронов, Онищенко.
Милиционер 5-го участка Вдольянов.
При производстве обыска присутствовал в доме Позднякова и обнаруженную во дворе его лошадь гнедой масти получил милиционер 1-го участка хорнармилиции по Хоацайскому хошуну Романов».
– Вот, что, тезка, – обратился Бойцов к Романову. – Есть у меня одна зацепка, проверить не грех. Но вдвоем у нас силенок может не хватить, подкрепление надо. Поехали, брат, к нам в уездную милицию.
Вернувшись поздним вечером в уездное управление, Бойцов уже никого, кроме дежурного, не застал. Но тот позвонил на квартиру жившему неподалеку начальнику.
Бородин вскоре подошел, внимательно выслушал доклад о командировке и последних событиях. Особо выделил информацию о подозрительном доме Захара Жежко.
На следующий день уголовным розыском и милиционерами пятого участка уездной милиции у Жежко был произведен обыск.
Обнаружили шапку, нож и две пары унтов, принадлежавшие убитому Гомбоеву. Их описание было в списке вещей, который составили Романову родственники Гомбоева. Унты он вез с собой, скорее всего, для продажи.
Квартирантов Жежко, Михайлова и Хобсова, арестовали. Памятуя о длинной руке Кости Ленкова, они Захарку выгораживали, в голос заявляя, что все эти вещи купили у бойца карбата Федора Липина.
По настоянию Бойцова, получившего разрешение начальника уездной милиции, назавтра обыск был проведен вторично. В присутствии начальника 5-го участка Лукьянова, его помощника Пиджакова и приехавших родственников Гомбоева.
Были обнаружены остатки его рубашки, распоротой и выстиранной, спрятанные в ящике, в сенях – две разобранные телеги на железном ходу и свежевыкрашенная дуга, несколько старых ватных пиджаков, 18 порожних новых кулей, полный мешок ярицы, 5 пар валенок. И винтовка с «наганом», от которых исходил дух нестарого нагара.
На этот раз арестовали и Захара. Но он от всего открещивался.
Лукьянова и Пиджакова разобранные телеги не заинтересовали, а вот Бойцов их из внимания не выпустил. Вечером сравнил их описание с описаниями телег, которые в последнее время граждане заявили в розыск. Одна из повозок полностью совпадала по приметам с телегой, отнятой у крестьянина Дидина!
Всю ночь Бойцов вел допросы Жежко, Михайлова и Хобсова.
Абдулка раскололся первым. Наверное, потому, что каторжный опыт имел, пообщался в свое время со следствием, тяжесть обнаруженных улик взвесил точно. И понял, что только чистосердечное признание может спасти ему жизнь.
– Тэлэги обои с налетов по Ингодинскому и Московскому трактам. Одну нэ помню, у кого отобрали, а вторая – старикан ехал. Лошад савсэм у нэго дохлая, от усталости троих в гору нэ тянула, мы с тэлеги сбросили на обочину два мешка муки и кадушку пустую… Э-э, нэ ехалы – палзли! В тры часа ночи приехали на квартыру Захарки. Лошад, тэлегу, упряжь-мупряжь продали хозяину за шестдэсят рублэй сэрэбра, но от нэго так ни копейки и нэ получили… Камандыр паршивый! Да, сам Лэнков ему прыказал!.. Вэсы и брэзэнт продали на базаре за двэнацат рублэй…Падэлили их и продукты мэж собой с Гришкой Михайловым… А этого бурята на хрэбте… Так это мы втроем. Пэрвым Захарка пальнул из винторэза, потом я… два раза из «нагана»…
Бойцов с ненавистью посмотрел на бандита.
– А ты знаешь, кого вы убили, сволочи?
– Вах, зачэм знать! Бурат да бурат. Канэшна, маладой…
– Он на учителя ехал в Читу учиться, чтобы потом ребятишкам грамоту давать…
– Нэ рэж душу, началник! На бурате это нэ напысано, да и я нэграмотный, хы-хы-хы-хы…
– Нашел чем гордиться! Не скалься, гаденыш, рассказывай все обстоятельно, а то жизнь твоя вонючая на волоске висит!
Хобсов подробно, монотонным голосом рассказал всю историю их похода на Романовский тракт и совершенного ограбления с убийством.
Признание Абдулки подтвердил и Михайлов. Долго изворачивался, врал, то и дело менял показания. Бойцов был терпелив, хотя ему очень хотелось расквасить бандиту наглую физиономию. В конце концов Михайлов долгим и неумным враньем сам себя загнал в угол, завыл по-волчьи, заистерил, кося под юродивого, но вскоре как оцепенел, монотонно стал отвечать на вопросы. Уже не врал.
Оказалось, что третьего марта, в то же самое, по иронии судьбы, время, когда Бойцов и Платов направлялись к Кадалинскому постоялому двору, трое ленковских субчиков, взяв с собой винтовку, появились в кустах у подножия Яблонового хребта, обсматривая пустынный Витимский тракт.
Это были девятнадцатилетний Захар Жежко (именно ему накануне дал на сохранение для будущей поездки с Ленковым на Черновские Копи трехлинейную винтовку боец карбата при правительстве ДВР Федор Липин, уже снабжавший ленковцев оружием), Григорий Михайлов и Абдул Хобсов, которых два месяца назад выпустила из тюрьмы комиссия по разгрузке.
Захар жил с матерью Екатериной Романовной и пятилетним братом на окраине пригородного поселка Читы-первой, или, как говорили по-другому, в выселке Дальнего вокзала, по Верхне-Больничной улице в собственном доме. До начала 1922 года работал чернорабочим в Читинских железнодорожных ремонтных мастерских. Здесь его и присмотрел, тоже работавший в мастерских, Василий Попиков. И… познакомил с Ленковым. Тот поначалу в дело Захара не брал, но изредка Попиков на сходки его приводил: присматривался атаман к новичку. После попросил приютить на первое время, за плату, конечно, освобожденных из тюрьмы Михайлова и Хобсова.
Екатерина Романовна возмутилась, увидев, что за квартирантов привел сын. Грязные, в рваных обносках!
– Мамаша, не лезьте не в свое дело! – прошипел в кухне ей Захар. – Сами увидите, что за их постой оплата будет добрая! Только рот держите, мамаша, на крючке…
Вскоре в доме появились деньги и продукты, что Екатерину Романовну вполне удовлетворило. Больше она не кривилась и никаких вопросов не задавала, хотя отлично понимала, чем занимаются постояльцы, а с ними и ее сын. Молчала, когда они, напившись, что происходило все чаще, нестройно орали песни, пересыпали свою болтовню густым матом. В сытости ей беспокоиться и думать тревожные думки не хотелось…
Гришку Михайлова, двадцатилетнего парня родом из Томской губернии, занесло в Читу в ноябре 1920 года. Служил во 2-м запасном полку, прибывшем из Иркутска. Но угораздило служивого по пьянке потерять секретный казенный пакет, засургученный пятью массивными печатями, который ему поручили доставить из Верхнеудинска в Читу.
За утерю был арестован и оказался в Читинской тюрьме, где и познакомился с тридцатишестилетним Абдулом Сариб-Гиреем Хобсовым, давно ступившим на преступную дорожку.
По освобождении пошли, как Абдулка говорил, к его земляку – кривому Ибрагиму Кузум-Оглы, содержателю харчёвки на Старом базаре. Так и оказались субчики-голубчики в рядах ленковской шайки.
Вскоре после заселения к Жежко, вышли на первое дело. Это и было ограбление крестьянина Дидина на Московском тракте. Удача вскружила голову. Еще пару раз напали на селян, уже втроем, – сошло с рук. Аппетит нарастал…
– Ну и што? Одне у нас тряпки да харчи в наваре! Иде настояща добыча? Али воопче неспособны?! – подзадоривал Захар подельников. – Надо идти на стоющее дело!
– Это куды? Казначейство грабить? – осклабился Гришка.